Они называли меня Единорогом. Я знал, что должен рассказать им о тебе, о лагере. Я должен был привести их к вам — но не мог вспомнить, где расположен лагерь. Я не знал, где нахожусь. И я не мог встретиться с тобой, с Джереми. Мне никогда не было стыдно с Джереми, но теперь я испытывал стыд и боль. Я был испачкан. Я был изнасилован. Я паниковал. Я не мог думать! Я должен был остаться один, поразмышлять, прочистить свои мозги, упорядочить мысли. Я должен был вымыться, очиститься, избавиться от ощущения, что меня хватают их грязные руки. Но когда я забрался в палатку и снял с себя одежду, когда я посмотрел на свое тело, вспомнил, что они сделали, как они… Я не знаю, что сделалось со мной, Морган. — Он отвел взгляд и стал смотреть на языки пламени, плясавшие в камине. — Я отключился. Как слабая женщина. Прошло более двух недель, прежде чем я снова заговорил (так мне, по крайней мере, сказали, потому что я ничего не помнил). К этому времени я уже находился на борту корабля, который шел в Англию. Считали, ты погиб, но я молился, чтобы тебе удалось спастись самому, спасти Джереми и солдат.
Когда я сошел с корабля на берег, все стали прославлять меня как Единорога. Я не возражал. В конце концов, это был способ сохранить память о тебе — и способ заслужить одобрение отца. Никто меня ни о чем не спрашивал. Какие могли быть сомнения? Единорог — это мой семейный символ. Я освоился с ролью и исполнял ее довольно успешно до той поры, — пока до меня не дошло известие, что ты вернулся в Англию. Я никогда не был так счастлив — и так напуган. Я подумывал о самоубийстве, но не мог лишить тебя твоей мести. Ты ее заслужил. С тех пор я ждал тебя. И теперь ты здесь. Теперь ты все знаешь. Я подвел вас всех: тебя, Джереми, солдат.
Морган ничего не сказал. Он встал перед Ричардом и протянул ему правую руку.
— Морган. Что… что ты делаешь?
Голос Моргана звучал тихо:
— Это очень просто, Дикон. Я предлагаю тебе мою руку.
ГЛАВА 20
Я нашел для вас аргумент: я не обязан находить для вас истину.
Сэмюэл Джонсон
— Дульцинея, мне в голову пришла совершенно великолепная идея! Я решила, что ко мне следует обращаться как к мисс Сервантес. Мисс Летиция Сервантес. — Мисс Твиттингдон подумала и добавила полушепотом: — Я очень много размышляла над этим, моя дорогая, и пришла к выводу, что мои шансы на замужество ни капельки не улучшатся, если станет известно, что я имею хотя бы отдаленное отношение к этому ничтожеству Лоуренсу.
Каролина думала о том, не попросить ли Моргана уехать с ней в Клейхилл и забыть о Лондоне, Ричарде, графе Уитхемском и даже о герцоге Глайндском, — особенно о герцоге Глайндском. Она подняла голову и слабо улыбнулась пожилой женщине:
— Мне казалось, что вы всегда называли Лоуренса инфернальным.
Мисс Твиттингдон фыркнула, что указывало на очередное нарушение Каролиной правил хорошего тона.
— Он бы таковым, пока не рассказал мне, каким образом маркиз Клейтонский заставил его хорошо ко мне относиться. Дочь рыботорговца! Ха! Я всегда чувствовала, что в этой женщине есть что-то рыбье. Я оскорбила чудное творение Сервантеса, назвав ее Альдонсой. Теперь, когда это дело уладилось, мы должны подумать, какое из множества приглашений может быть принято. К сожалению, мы отошли от светской жизни после нашего дебюта. Я должна сказать тебе, что никак не могу счесть нашу вчерашнюю вечеринку настоящим светским приемом. Ты заметила, как быстро уехали граф и его милая жена после мелодраматической выходки Ферди? Хотя должна признать, что вид сэра Джозефа, ползающего на коленях, улучшил мое впечатление от вечера. Какой отвратительный человек. Имея такого отца, нетрудно стать пустоголовым пигмеем вроде нашего Ферди.
Сказав это, мисс Твиттингдон опустилась в кресло, обмахиваясь, как веером, приглашением, которое она взяла с каминной полки в гостиной.
Каролина вопросительно взглянула на нее:
— Тетя Летиция, вы действительно не любите Ферди? За то, что он такой маленький?
— Не люблю Ферди? — Мисс Твиттингдон перестала обмахиваться и тревожно взглянула на Каролину, как будто та только что выругалась. — Как тебе в голову пришла такая странная идея, Дульцинея?
Каролина пожала плечами:
— Я не знаю, тетя Летиция. Может быть, потому, что вы всегда обзываете его жалким обрубком, пустоголовым пигмеем и так далее.
— Дульцинея, я считала тебя более сообразительной. Я делаю замечания насчет роста Ферди только потому, что знаю, что он знает, как хорошо я к нему отношусь. Я никогда не позволила бы себе ничего подобного, если бы он мне не нравился. Точно так же и Ферди никогда не указывал бы в своих злосчастных стихотворных пасквилях на то, что некоторые люди по глупости считают моими странностями, если бы мы с ним не любили друг друга, если бы нас не объединяла любовь к тебе. Если бы не это, мы бы разговаривали с ним очень вежливо, как и подобает умным, цивилизованным людям. Только низкие существа могут позволить себе обругать человека, которого толком не знают, да еще за то, в чем этот человек не виноват. Кажется, это совершенно очевидно. Теперь ты поняла?
Каролина кивнула, чувствуя, что у нее начинается головная боль. Что это за общество, которое признало сэра Джозефа Хезвита и герцога Глайндского, в то время как мисс Твиттингдон и Ферди были им отвергнуты?
— Мне кажется, в Вудвере жизнь была проще, тетя Летиция, — сказала она после небольшой паузы. — По крайней мере, там было проще понять, кто настоящий сумасшедший.
— Да, — поддержала ее мисс Твиттингдон. — А теперь мы должны вернуться к более важному делу и решить наконец, примем мы приглашение леди Хирфордской или проведем нескончаемый вечер у леди Шеффилдской, слушая, как ее краснолицые дочери играют на скрипке. Мне нужно проследить, чтобы Бетт достала подходящую краску для волос. Кстати, Дульцинея, ты заметила, что у меня начинают выпадать волосы? Я думаю, это от сажи. Лондонский воздух полон сажи, вылетающей из печных труб.
Следовало ли Каролине указать на очевидное?
— Тетя Летиция, может быть, им вредит то, что вы их постоянно красите? — спросила она, недоумевая, зачем призывать к здравому смыслу эту совершенно счастливую женщину.
— Фу! Бетт говорит то же самое, — признала тетя Летиция, сделав гримасу. — Может быть, вы и правы. А я-то как раз собиралась ввести в моду живые тюрбаны. Не так ли происходит со всеми моими великолепными идеями. Дульцинея? Они выглядят очень удачными вначале, но кончаются ничем. Ну, ничего. До полудня меня посетит еще какая-нибудь великолепная мысль. Я не испытываю в них недостатка, как ты знаешь.
Каролина скрыла улыбку, заслонив лицо рукой, затем стала серьезна. Если бы мир был таким простым, каким видела его мисс Твиттингдон…
— Можно, я скажу вам кое-что?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
Когда я сошел с корабля на берег, все стали прославлять меня как Единорога. Я не возражал. В конце концов, это был способ сохранить память о тебе — и способ заслужить одобрение отца. Никто меня ни о чем не спрашивал. Какие могли быть сомнения? Единорог — это мой семейный символ. Я освоился с ролью и исполнял ее довольно успешно до той поры, — пока до меня не дошло известие, что ты вернулся в Англию. Я никогда не был так счастлив — и так напуган. Я подумывал о самоубийстве, но не мог лишить тебя твоей мести. Ты ее заслужил. С тех пор я ждал тебя. И теперь ты здесь. Теперь ты все знаешь. Я подвел вас всех: тебя, Джереми, солдат.
Морган ничего не сказал. Он встал перед Ричардом и протянул ему правую руку.
— Морган. Что… что ты делаешь?
Голос Моргана звучал тихо:
— Это очень просто, Дикон. Я предлагаю тебе мою руку.
ГЛАВА 20
Я нашел для вас аргумент: я не обязан находить для вас истину.
Сэмюэл Джонсон
— Дульцинея, мне в голову пришла совершенно великолепная идея! Я решила, что ко мне следует обращаться как к мисс Сервантес. Мисс Летиция Сервантес. — Мисс Твиттингдон подумала и добавила полушепотом: — Я очень много размышляла над этим, моя дорогая, и пришла к выводу, что мои шансы на замужество ни капельки не улучшатся, если станет известно, что я имею хотя бы отдаленное отношение к этому ничтожеству Лоуренсу.
Каролина думала о том, не попросить ли Моргана уехать с ней в Клейхилл и забыть о Лондоне, Ричарде, графе Уитхемском и даже о герцоге Глайндском, — особенно о герцоге Глайндском. Она подняла голову и слабо улыбнулась пожилой женщине:
— Мне казалось, что вы всегда называли Лоуренса инфернальным.
Мисс Твиттингдон фыркнула, что указывало на очередное нарушение Каролиной правил хорошего тона.
— Он бы таковым, пока не рассказал мне, каким образом маркиз Клейтонский заставил его хорошо ко мне относиться. Дочь рыботорговца! Ха! Я всегда чувствовала, что в этой женщине есть что-то рыбье. Я оскорбила чудное творение Сервантеса, назвав ее Альдонсой. Теперь, когда это дело уладилось, мы должны подумать, какое из множества приглашений может быть принято. К сожалению, мы отошли от светской жизни после нашего дебюта. Я должна сказать тебе, что никак не могу счесть нашу вчерашнюю вечеринку настоящим светским приемом. Ты заметила, как быстро уехали граф и его милая жена после мелодраматической выходки Ферди? Хотя должна признать, что вид сэра Джозефа, ползающего на коленях, улучшил мое впечатление от вечера. Какой отвратительный человек. Имея такого отца, нетрудно стать пустоголовым пигмеем вроде нашего Ферди.
Сказав это, мисс Твиттингдон опустилась в кресло, обмахиваясь, как веером, приглашением, которое она взяла с каминной полки в гостиной.
Каролина вопросительно взглянула на нее:
— Тетя Летиция, вы действительно не любите Ферди? За то, что он такой маленький?
— Не люблю Ферди? — Мисс Твиттингдон перестала обмахиваться и тревожно взглянула на Каролину, как будто та только что выругалась. — Как тебе в голову пришла такая странная идея, Дульцинея?
Каролина пожала плечами:
— Я не знаю, тетя Летиция. Может быть, потому, что вы всегда обзываете его жалким обрубком, пустоголовым пигмеем и так далее.
— Дульцинея, я считала тебя более сообразительной. Я делаю замечания насчет роста Ферди только потому, что знаю, что он знает, как хорошо я к нему отношусь. Я никогда не позволила бы себе ничего подобного, если бы он мне не нравился. Точно так же и Ферди никогда не указывал бы в своих злосчастных стихотворных пасквилях на то, что некоторые люди по глупости считают моими странностями, если бы мы с ним не любили друг друга, если бы нас не объединяла любовь к тебе. Если бы не это, мы бы разговаривали с ним очень вежливо, как и подобает умным, цивилизованным людям. Только низкие существа могут позволить себе обругать человека, которого толком не знают, да еще за то, в чем этот человек не виноват. Кажется, это совершенно очевидно. Теперь ты поняла?
Каролина кивнула, чувствуя, что у нее начинается головная боль. Что это за общество, которое признало сэра Джозефа Хезвита и герцога Глайндского, в то время как мисс Твиттингдон и Ферди были им отвергнуты?
— Мне кажется, в Вудвере жизнь была проще, тетя Летиция, — сказала она после небольшой паузы. — По крайней мере, там было проще понять, кто настоящий сумасшедший.
— Да, — поддержала ее мисс Твиттингдон. — А теперь мы должны вернуться к более важному делу и решить наконец, примем мы приглашение леди Хирфордской или проведем нескончаемый вечер у леди Шеффилдской, слушая, как ее краснолицые дочери играют на скрипке. Мне нужно проследить, чтобы Бетт достала подходящую краску для волос. Кстати, Дульцинея, ты заметила, что у меня начинают выпадать волосы? Я думаю, это от сажи. Лондонский воздух полон сажи, вылетающей из печных труб.
Следовало ли Каролине указать на очевидное?
— Тетя Летиция, может быть, им вредит то, что вы их постоянно красите? — спросила она, недоумевая, зачем призывать к здравому смыслу эту совершенно счастливую женщину.
— Фу! Бетт говорит то же самое, — признала тетя Летиция, сделав гримасу. — Может быть, вы и правы. А я-то как раз собиралась ввести в моду живые тюрбаны. Не так ли происходит со всеми моими великолепными идеями. Дульцинея? Они выглядят очень удачными вначале, но кончаются ничем. Ну, ничего. До полудня меня посетит еще какая-нибудь великолепная мысль. Я не испытываю в них недостатка, как ты знаешь.
Каролина скрыла улыбку, заслонив лицо рукой, затем стала серьезна. Если бы мир был таким простым, каким видела его мисс Твиттингдон…
— Можно, я скажу вам кое-что?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79