Ее младший сын князь Константин ходил взад и вперед за ее креслом, сердито бормоча что-то себе под нос. Было совершенно бесполезно просить его сесть, потому что он всегда не находил себе места и пребывал в дурном расположении духа, если только с ним рядом случался его брат Александр, а Александра ждали с минуты на минуту. Это необычная встреча всей семьи состоялась по случаю возвращения Александра из Тильзита; его мать, младший брат, его сестра и жена ожидали момента, когда смогут приветствовать государя.
Великая княгиня Екатерина стояла к ним спиной, глядя в окно. Она была высока, прекрасно сложена, с красивыми руками и безукоризненной формы плечами, что подчеркивалось белым атласным платьем с низким вырезом. Две миниатюры, украшенные огромными бриллиантами, были приколоты к ее груди – это были портреты ее брата царя Александра и Великой императрицы Екатерины. Ее черные волосы и изящная шея были украшены жемчугом. Когда-то его носила Великая Екатерина, и она вынудила своего брата Александра подарить их ей. В конце концов, как холодно заметила Екатерина, жемчуг никогда не шел его жене.
Удивительную красоту ее лица с прямыми чертами и раскосыми черными глазами портило выражение угрюмого высокомерия. Ей было всего восемнадцать лет.
В углу комнаты сидела супруга царя Руси, сложив руки на коленях, уставившись перед собой невидящим взглядом. Она была блондинкой с очень изящными чертами лица. Приглашение ее свекрови оторвало ее от длинного письма к матери. Она писала:
«Сегодня он возвращается, дорогая маман, и я боюсь, что обстановка здесь очень опасная. Я немногое могу сообщить вам, потому что, как вам известно, я не пользуюсь его доверием. Он редко разговаривает со мной, а сама я не смею подойти к нему. Несмотря на ту боль, которую я испытала и продолжаю испытывать от его равнодушия ко мне и в связи с присутствием при дворе этой твари Нарышкиной, у меня к нему остается самое большое и преданное чувство. Двор привело в ярость заключение пакта с Наполеоном Бонапартом, и его сестра, о которой я писала раньше, плетет интриги, направленные против него…»
Теперь она смотрела на вдовствующую императрицу, которая слабо улыбалась ей. Ее свекровь всегда относилась к Елизавете Алексеевне по-доброму – только иногда бывала резка или не замечала ее, что было вполне естественным, если вспомнить пример ее мужа. А вот двое других…
Молодая императрица взглянула на своего деверя Константина и содрогнулась. Страшный, трусливый, невероятно жестокий, с ужасными привычками, он больше походил не на человека, а на дикого зверя. Он был невысокого роста, коренастый, с плоскими, как у царя Павла, чертами лица и с теми же самыми резкими манерами. Даже члены его собственной семьи считали его маньяком-садистом.
Великая княгиня Екатерина Павловна была столь же свирепа, как и ее брат, но она была хитра и проницательна. В ней чувствовалось нечто от животного, думала Елизавета, но не скотство Константина, а примитивная, хищная сила вместе с яростным темпераментом и несгибаемой волей. Вся семья боялась ее; даже этот монстр Константин отступал, ворча и огрызаясь, когда она выступала против него. Один только Александр из любви потворствовал ей.
Когда-то много лет тому назад Елизавета очень ревновала его из-за этой любви. Сначала она наблюдала, как Екатерина надувала губки и подольщалась к нему, чтобы что-нибудь получить, а потом она неожиданно осознала, что Великая княгиня стала уже достаточно взрослой, красивой женщиной, а ее обращение с братом походило уже на флирт…
Эта ревность, вместе со всеми ее другими чувствами, давно уже умерла. Но она до сих пор боялась злобного язычка Екатерины и болезненно остро воспринимала оскорбления и насмешки, потому что, несмотря ни на что, оставалась очень чувствительной. Но сейчас обида ее оставалась поверхностной. Теперь ничто не трогало ее. Конец любовной связи с Адамом Чарторицким опустошил ее душу, оставив лишь молчаливую оболочку; она равнодушно следовала за Александром из одной резиденции в другую, проводя в одиночестве дни и ночи – месяц за месяцем и год за годом, нежеланная, бездетная жена, с которой, как все считали, следовало развестись.
Александр вынудил ее на измену с Адамом. Она помнила его глаза, холодные и пустые от гнева, когда он посмотрел на нее с отвращением и неумолимостью и посоветовал, чтобы ее любимая подруга графиня Головина больше не посещала ее. Он предпочел; чтобы ее место занял князь Адам Чарторицкий. Если она не согласится, спокойно добавил он, то разразится такой скандал, что царь Павел, несомненно, засадит их всех за решетку.
Щепетильность Павла была всем известна, почти так же, как и его ненависть к сыну; и если бы слухи о странных наклонностях Елизаветы дошли до Павла, он, конечно же, обвинил бы Александра. Поскольку невозможно было выгнать всех фрейлин, чтобы помешать ей найти преемницу графине Головиной, он приказал ей отвлечься с Адамом.
– Князь предан мне, мадам, – сказал он. – Я уверил его, что вы в него влюблены. Его преданность и рыцарство должны вас удовлетворить.
Она никогда не забывала его слов; она все время вспоминала о них во время первых недель своей связи с Адамом, пока они не были заглушены его постоянными уверениями в любви. Он действительно любил ее, и вся нерастраченная страсть ее натуры откликнулась на эту любовь. Они были очень счастливы, не обращая особого внимания на убийство Павла, на вступление Александра на престол.
Случай с графиней Головиной стерся из памяти Елизаветы. Теперь, когда прошло столько лет, она не была уверена в том, что же на самом деле произошло, какими мотивами руководствовалась графиня, когда утешала издерганную молодую женщину, и что было у нее самой на уме, когда она принимала эти утешения.
Но теперь это не имело никакого значения, потому что Александр удалил от нее Адама, постоянно давая ему различные поручения за границей, пока наконец все не сошло на нет из-за его постоянного отсутствия и ее отчаяния.
Теперь она осталась совсем одинокой, ее поддерживала только память об Адаме и ежедневные письма к матери в Германию. Она была женой человека, который никогда не любил и не желал ее, женщиной, чья жизнь превратилась в ничто в двадцать восемь лет. Ребенок Адама умер – бедный, хорошенький ребенок, темноволосый в отца и хрупкий в мать. Другого уже не будет, она не была неразборчива в связях. Циничная чувственность сестры Александра претила ей, а после Адама, Елизавета была уверена в этом, она уже не сможет полюбить. Ей не оставалось ничего, только тупая боль несчастливой жизни, монотонность тоски, нарушаемой изредка сомнением, по кому она – по Адаму или по этому незнакомцу, за которого она вышла замуж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
Великая княгиня Екатерина стояла к ним спиной, глядя в окно. Она была высока, прекрасно сложена, с красивыми руками и безукоризненной формы плечами, что подчеркивалось белым атласным платьем с низким вырезом. Две миниатюры, украшенные огромными бриллиантами, были приколоты к ее груди – это были портреты ее брата царя Александра и Великой императрицы Екатерины. Ее черные волосы и изящная шея были украшены жемчугом. Когда-то его носила Великая Екатерина, и она вынудила своего брата Александра подарить их ей. В конце концов, как холодно заметила Екатерина, жемчуг никогда не шел его жене.
Удивительную красоту ее лица с прямыми чертами и раскосыми черными глазами портило выражение угрюмого высокомерия. Ей было всего восемнадцать лет.
В углу комнаты сидела супруга царя Руси, сложив руки на коленях, уставившись перед собой невидящим взглядом. Она была блондинкой с очень изящными чертами лица. Приглашение ее свекрови оторвало ее от длинного письма к матери. Она писала:
«Сегодня он возвращается, дорогая маман, и я боюсь, что обстановка здесь очень опасная. Я немногое могу сообщить вам, потому что, как вам известно, я не пользуюсь его доверием. Он редко разговаривает со мной, а сама я не смею подойти к нему. Несмотря на ту боль, которую я испытала и продолжаю испытывать от его равнодушия ко мне и в связи с присутствием при дворе этой твари Нарышкиной, у меня к нему остается самое большое и преданное чувство. Двор привело в ярость заключение пакта с Наполеоном Бонапартом, и его сестра, о которой я писала раньше, плетет интриги, направленные против него…»
Теперь она смотрела на вдовствующую императрицу, которая слабо улыбалась ей. Ее свекровь всегда относилась к Елизавете Алексеевне по-доброму – только иногда бывала резка или не замечала ее, что было вполне естественным, если вспомнить пример ее мужа. А вот двое других…
Молодая императрица взглянула на своего деверя Константина и содрогнулась. Страшный, трусливый, невероятно жестокий, с ужасными привычками, он больше походил не на человека, а на дикого зверя. Он был невысокого роста, коренастый, с плоскими, как у царя Павла, чертами лица и с теми же самыми резкими манерами. Даже члены его собственной семьи считали его маньяком-садистом.
Великая княгиня Екатерина Павловна была столь же свирепа, как и ее брат, но она была хитра и проницательна. В ней чувствовалось нечто от животного, думала Елизавета, но не скотство Константина, а примитивная, хищная сила вместе с яростным темпераментом и несгибаемой волей. Вся семья боялась ее; даже этот монстр Константин отступал, ворча и огрызаясь, когда она выступала против него. Один только Александр из любви потворствовал ей.
Когда-то много лет тому назад Елизавета очень ревновала его из-за этой любви. Сначала она наблюдала, как Екатерина надувала губки и подольщалась к нему, чтобы что-нибудь получить, а потом она неожиданно осознала, что Великая княгиня стала уже достаточно взрослой, красивой женщиной, а ее обращение с братом походило уже на флирт…
Эта ревность, вместе со всеми ее другими чувствами, давно уже умерла. Но она до сих пор боялась злобного язычка Екатерины и болезненно остро воспринимала оскорбления и насмешки, потому что, несмотря ни на что, оставалась очень чувствительной. Но сейчас обида ее оставалась поверхностной. Теперь ничто не трогало ее. Конец любовной связи с Адамом Чарторицким опустошил ее душу, оставив лишь молчаливую оболочку; она равнодушно следовала за Александром из одной резиденции в другую, проводя в одиночестве дни и ночи – месяц за месяцем и год за годом, нежеланная, бездетная жена, с которой, как все считали, следовало развестись.
Александр вынудил ее на измену с Адамом. Она помнила его глаза, холодные и пустые от гнева, когда он посмотрел на нее с отвращением и неумолимостью и посоветовал, чтобы ее любимая подруга графиня Головина больше не посещала ее. Он предпочел; чтобы ее место занял князь Адам Чарторицкий. Если она не согласится, спокойно добавил он, то разразится такой скандал, что царь Павел, несомненно, засадит их всех за решетку.
Щепетильность Павла была всем известна, почти так же, как и его ненависть к сыну; и если бы слухи о странных наклонностях Елизаветы дошли до Павла, он, конечно же, обвинил бы Александра. Поскольку невозможно было выгнать всех фрейлин, чтобы помешать ей найти преемницу графине Головиной, он приказал ей отвлечься с Адамом.
– Князь предан мне, мадам, – сказал он. – Я уверил его, что вы в него влюблены. Его преданность и рыцарство должны вас удовлетворить.
Она никогда не забывала его слов; она все время вспоминала о них во время первых недель своей связи с Адамом, пока они не были заглушены его постоянными уверениями в любви. Он действительно любил ее, и вся нерастраченная страсть ее натуры откликнулась на эту любовь. Они были очень счастливы, не обращая особого внимания на убийство Павла, на вступление Александра на престол.
Случай с графиней Головиной стерся из памяти Елизаветы. Теперь, когда прошло столько лет, она не была уверена в том, что же на самом деле произошло, какими мотивами руководствовалась графиня, когда утешала издерганную молодую женщину, и что было у нее самой на уме, когда она принимала эти утешения.
Но теперь это не имело никакого значения, потому что Александр удалил от нее Адама, постоянно давая ему различные поручения за границей, пока наконец все не сошло на нет из-за его постоянного отсутствия и ее отчаяния.
Теперь она осталась совсем одинокой, ее поддерживала только память об Адаме и ежедневные письма к матери в Германию. Она была женой человека, который никогда не любил и не желал ее, женщиной, чья жизнь превратилась в ничто в двадцать восемь лет. Ребенок Адама умер – бедный, хорошенький ребенок, темноволосый в отца и хрупкий в мать. Другого уже не будет, она не была неразборчива в связях. Циничная чувственность сестры Александра претила ей, а после Адама, Елизавета была уверена в этом, она уже не сможет полюбить. Ей не оставалось ничего, только тупая боль несчастливой жизни, монотонность тоски, нарушаемой изредка сомнением, по кому она – по Адаму или по этому незнакомцу, за которого она вышла замуж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65