В конце 1992 года мама-Маруся умерла, и Кирилл уехал в Саратов к ее дальним родственникам. В 93 году его взяли в армию; отслужив свои два года в воздушно-десантных войсках, он демобилизовался и поехал в Душанбе искать Баламута. И в первый же вечер к нему пристали на КПП и хотели ограбить; Кирилл вырвался, но далеко убежать не смог – две автоматные пули догнали его. Одна из них попала в голову, и Кирилл все забыл.
Полгода он пролежал в госпитале 201-й российской дивизии. Вылечившись, уехал в Саратов жить дальше...
* * *
Голос Ольги растворился в жизнеутверждающей музыке. Послушав ее с минуту, Худосоков нажал кнопку на своем карманном пульте. Музыка смолкла, и Ольга открыла глаза.
– Пресс-конференция из прошлого открыта! – ухмыльнулся Худосоков. Позволю себе задать первый вопрос: Кем вы, мадам, были только что были?
– Не знаю... – растерянно ответила девушка. – Я, как Бог или Судьба, наблюдала сверху... Иногда была Кириллом, иногда его матерью...
– Это был сон? – задал Ленчик второй вопрос.
– Нет! – твердо ответила Ольга. – Это было! Я все видела своими собственными глазами! Я даже знаю, почему Николай пил горькую – достали его жена Наташка и медсестра-любовница... И еще он схватил...
– Достаточно! – поднял ладонь Баламут. – Кто старое помянет, тому глаз вон.
– Ну и прекрасно! – улыбнулся Худосоков, затем поднялся со стула и направился к двери, цитируя себе под нос Шекспира:
– "Жизнь – сон бредовой кретина. Ярости и шума хоть отбавляй, а смысла не ищи"...
И скрылся за дверью, довольный собой.
7. Обвел нас вокруг пальца... Насмеялся... – Все держится на зле? – Все против всех...
– Обвел нас вокруг пальца... – покачал головой Бельмондо, когда мы мало-помалу пришли к мнению, что «реинкарнация наоборот» – всего лишь ловкость рук Худосокова.
– Насмеялся, гад! – вздохнул Баламут, вспомнив свой исторический роман с Роксаной. – В душу наплевал.
– Именно в душу... – грустно улыбнулась Ольга. Она только что закончила причесывать Леночку и теперь думала, что изобразить на головке Полины.
* * *
...Через полчаса после ухода Худосокова в столовую пришел Шварцнеггер со своими людьми. Они, позволив взять с собой шампанского и фруктов, отвели нас в спальни.
Спальных комнат было три, все они выходили в обычную гостиную с тяжелыми креслами, стеклянным столиком и торшером. Гостиная запиралась тяжелой металлической дверью, окон ни в одной из комнат, естественно, не было.
Ольга с Вероникой уложили детей в дальней комнате; они заснули сразу (с ними заснула и Вероника). А мы продолжили последний свой банкет. Шампанское, которое нам принесли (два ящика) было без «благостных» добавок и понемногу настроение каждого из нас пришло в норму – то есть мы начали оценивать положение адекватно реальности. Оценка эта не привела ни к чему хорошему: ощущение полной беспомощности рождало в наших сердцах неприязнь друг к другу.
– Правильно он говорил, что все держится на зле... – вздохнул Бельмондо, потрагивая свои бедные уши.
– Наверное, – согласился Баламут, пристально разглядывая о задумавшуюся Софию. – Вот возьми меня с женой... И получится, что добро – это декоративные цветочки на дереве зла... Раз в неделю уходит, трахается с кем-то, я ночь не сплю, руки на себя наложить хочется... Один мой приятель на батарее парового отопления повесился от супружницы своей... Привязал к верхней трубе петлю короткую, лег животом на пол и своим весом удавился... Тридцать пять ему было, молодой, здоровый, вскрытие сделали, а у него внутри полный букет на ближайшее будущее – раки-сраки, атеросклерозы, камни и циррозы... Доколе, ты, София, будешь трахаться на стороне?
– Интересный вопрос... – проговорила София, внимательно посмотрев на мужа. – Если мы отсюда выберемся, то каждую неделю. Но, так как эта перспектива кажется мне фантастической, скажу, что ты был мне нужен для того, чтобы было к кому возвращаться... Понимаешь, так легче уходить вовремя...
– Говорила, что любишь... – сломавшись, проскулил Баламут.
– Любила... Может быть... А потом... Понимаешь, Коль, ты надежный какой-то. А надежность мужика для любой женщины – это всего лишь крепкий тыл...
– Сильно говоришь... – усмехнулся я.
– Но лет через десять, Коля, я стала бы лучшей женой на свете... – улыбнулась София улыбкой лучшей в мире жены. – И мы бы родили с тобой мальчика и девочку...
Баламут начал надуваться. Я хорошо знал его – еще минута и ничто не сможет остановить его... Ольга с Софией забеспокоились и с надеждой в глазах посмотрели на меня.
– Спокойно, Коля, спокойно, – сказал я, присев перед другом на корточках. – Пойми, хотя наш спор теоретический, меня не оставляет надежда, что если мы перессоримся, то Худосоков может отложить на несколько дней нашу компьютеризацию. Какой ему резон из психов компьютер собирать? Сечешь масть?
Коля, явно сбрасывая пар, смотрел на меня некоторое время, затем положил свою пятерню мне на макушку и начал ерошить волосы.
– Сказали "А", надо сказать и "Б", – продолжил я, усаживаясь в свое кресло. – Теперь, ты, Баламут, должен доказать нам, что в основе твоего отношения к Софии – зло...
– Я ее люблю ненавистью, – поморщился Николай. – Недавно я понял, что если София не будет наказана Богом за то зло, которое она мне причинила, то Бог, любовь, дружба, мораль, наконец, – это пустые слова, не имеющие ровно никакого значения...
– То есть добро не имеет значения, – усмехнулась Ольга. Я посмотрел на нее и понял, что она уже придумала, что скажет обо мне.
– Да! – твердо сказал Баламут. – Как только я ее увидел, я подумал, что трахать ее большое удовольствие... Личико симпатичное... Мякенькая, пылкая, умелая... И с той самой секунды похоть с огромным отрывом заняла первое место в моих приоритетах... На втором месте шла ее очаровательная коммуникабельность... Но и она, и все остальное мне было по фигу – я хотел трахать, трахать и трахать, а когда не мог, вчистую вытрахивался, на все остальное мне было наплевать...
– Достаточно! – поднял я руку. – Суду все ясно. Не будем обобщать...
– Почему не будем... – проворчал Баламут. – Вывод ясен – добро в наших отношениях и не ночевало... Ну а ты, Боренька, что скажешь по существу вопроса?
– Не знаю, – пожал плечами Борис. – Мне повезло – я женился на проститутках. Они дорожат мною... Я имею все, о чем только может мечтать мужчина... Но я чувствую, что лишь небольшая моя часть реализуется в наших семейных отношениях. Короче, «сердце холодно и спит воображенье». Я использую их, они меня используют... Мы живем... как проститутки. Ты мне – я тебе...
– Равновесие добра и зла? – усмехнулся я. – Или их союз?
– Не знаю... Но ты сам когда-то говорил, что если что-то не развивается, значит деградирует... Значит, я деградирую... Доволен? Вон Ольга что-то хочет сказать о тебе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92