.. А кто я такой?.. С чего я взял, что мо-
гу?.. Я попробую... Вот, послушайте... Посмотрите, словно вы кинозале...
...Как чистый лист бумаги белый экран. Появляются первые письмена, и
мы в тишине сеанса читаем книгу Города. Вот тяжелая река и мосты через
нее, вот здания, молча стоящие над толпой. Велик город и много в нем
окон. За ними живут люди, здесь они любят и ненавидят, здесь они встре-
чаются и расстаются, здесь они спят сном временным и сном вечным.
Обычная улица. Торопятся прохожие, проходят троллейбусы, расставлены
здания. Если перед этим Город вставал беззвучной картиной видений, то
сейчас мы слышим его голос: шелест машин по асфальту, шарканье ног и шум
городского ветра, где-то звучит музыка и голоса. Раньше был Город, сей-
час конкретная улица, люди и девушка. Она идет не в ритме общих шагов
толпы, а медленно, пока совсем не останавливается. В руке у нее бумажка
с адресом. Спрашивает какую-то женщину, та пожимает плечами. Останавли-
вается мужчина, сдвигает кепку на затылок, потом на лоб и уходит. Потом
появляется парень. Он и Она смотрят друг на друга. Мы видим их лица и
слышим их разговор. Оказывается, она иностранка. Парень хочет уйти, но
его удержал ее взгляд и они отошли в сторонку, пытаются объясниться.
Разговор больше жестами, чем словами, да это и не столь важно. Дело в
ином. Начинаются, сплетаясь и расходясь, монологи-витражи-калейдоскопы
Двоих. На экране отрывки, воспоминания из ее жизни, из его жизни. Они
откровенно мечтают, открыто говорят о своих желаниях, две мелодии сли-
лись в одну фугу и ясно, что быть им счастливыми, будь они вместе. Но в
жизни настала пора расставаться, конец случайной встрече, им грустно,
самим непонятно отчего, но все уже сказано и они расходятся нехотя в
разные стороны, нарушая ритм толпы своим нежеланием.
И опять в тишине сеанса мы читаем книгу Города. Вот тяжелая река и
мосты через нее, здания, стоящие молча над толпой. Огромен Город и много
в нем окон. За ними живут люди, здесь они любят и ненавидят, здесь они
встречаются и расстаются, здесь они спят сном временным и сном вечным. И
здесь есть улица, где звучит фуга Двоих...
И как узнать, что встретил Ее, кто не бросит тебя в беде, не отпустит
веревку, как напарник Коли Хусаинова?..
Глава четырнадцатая
--===Северный ветер с юга===--
Глава четырнадцатая
Костя Гашетников являлся всегда неожиданно.
Я и еще несколько человек стояли около скамейки во дворе диспансера и
зачарованно смотрели, как Аркадий Комлев ловко плел что-то из тонких
медных проводков в оранжевой изоляции. В результате получился плотный,
увесистый столбик с петелькой.
- Все, - сказал Аркадий и поднял на меня серые спокойные глаза. - У
тебя ключи от дома есть?
- Есть, - я достал из кармана колючи на двойном металлическом колеч-
ке.
Аркадий разжал колечко, пропустил петельку внутрь и получился симпа-
тичный оранжевый брелок.
- Держи, - Аркадий протянул мне ключи, держа их на весу за столбик.
- Дай-ка взглянуть, - протянулись к ключам сразу несколько рук. -
Сделай и мне такой, Аркадий...
Вернул мне ключи Гашетников. Оказывается, он давно стоял за моей спи-
ной. Его кривой нос нависал над растянутыми в улыбке тонкими губами -
полное впечатление, что когда-нибудь они обязательно встретятся. Голова,
как всегда набок, и мелкий смешок:
- Как жизнь, брелочная твоя душа? Рассказывай давай. Не виделись,
считай, с юбилея студии.
Так бывает - ходишь, сидишь, маешься в тоске одиночеством, страстно
хочешь поделиться с кем-нибудь, а когда наступил этот желанный момент,
вроде и сказать нечего, настолько незначительными кажутся вчерашние от-
рицательные эмоции при дневном свете, да еще рядом с товарищем, да еще с
каким товарищем! Это он ставил спектакли-обозрения, на которые валом ва-
лила студенческая Москва. Сколько в них было смешного, задорного, а
иногда такого ядовито-саркастического, что в зале можно было сразу отли-
чить от студенческих бледные лица преподавателей. Это он великолепно иг-
рал в водевиле "Вицмундир" противного, животастого, лысого, с носом,
покрывшим наконец-то губы, начальника, который рвался разнести в пух и
прах своего подчиненного, да вместо этого влетал в ведро с помоями.
- Ребята тебе привет передают и благодарность от всего славного кол-
лектива киностудии Технологического института, - поздравил меня Костя.
- За что? - не понял я.
- Добились от ректората, чтобы в наш подвал, где киностудия, вентиля-
цию провели. Ты был у нас козырным тузом, которым мы побили все аргумен-
ты проректора по хозяйственной части. Это первое. Кроме того, молодые
без тебя скучают, а сюда прийти стесняются. Может, мне просто пригнать
их?
- Вот чудаки, - удивился я и стал горячо жаловаться на нудность
больничного режима, на врачей, на нянек. Он молча слушал меня, и я иссяк
сам по себе, поняв, что стенаю о несущественном и никто ни в чем не ви-
новат кроме меня самого.
- Сделал хоть что-нибудь? - спросил он после паузы и глянул на меня
искоса и лукаво.
"Встреча" ему понравилась. Мы даже обсудили с Костей как ее снимать.
Скрытой камерой, в ежедневной уличной сутолоке. Все пойдет докумен-
тально, с одной точки, актриса будет действительно опрашивать у прохо-
жих, как пройти. Ассоциативную часть фильма, внутренние монологи героев
и их воспоминания надо снимать совсем в иной манере. Например, в сцена-
рии написано "мелькнула улыбка". Она улыбнулась Ему. Промельк океана
ощущений, того, что мы зовем душой, интимный момент контакта двоих. Заг-
лянуть в этот океан: по экрану вздыбится, пройдет волна пушистого, лу-
чистого, во что хочется зарыться лицом. И эта волна придет к нему. И он
улыбнется в ответ...
- Пиши диалоги и их воспоминания, - деловито сказал Гашетников. -
Только кратко и емко. Иначе ставить не дам, вернее, не я, худсовет.
- Сатрап... Душитель... И не стыдно?.. Аракчеев...
-...Бенкендорф, - подсказал мне Гашетников. - Вот ты говоришь, что
никто к тебе не ходит, что забыли тебя. Я понимаю, навестить больного
товарища - это наш долг, и на каждом занятии у меня спрашивают о твоем
здоровье, но ты тоже, если сможешь, конечно, не забывай о нас. Я пришел
к тебе с предложением. Дело в том, что пока мы мечтаем и пишем сценарий
про "Ночь открытых дверей", в котором, кстати, ты тоже можешь принимать
участие - это же наш коллективный труд, как мы договорились, в то же вре
мя ректорат требует, и справедливо требует, чтобы мы выдавали продукцию.
Деньги в нашу студию вложили немалые, а результат? Короче говоря, у рек-
тора заказ. Как говорил бесспорно лучший и талантливейший поэт нашей,
советской эпохи Владимир Владимирович Маяковский, у ректора социальный
заказ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
гу?.. Я попробую... Вот, послушайте... Посмотрите, словно вы кинозале...
...Как чистый лист бумаги белый экран. Появляются первые письмена, и
мы в тишине сеанса читаем книгу Города. Вот тяжелая река и мосты через
нее, вот здания, молча стоящие над толпой. Велик город и много в нем
окон. За ними живут люди, здесь они любят и ненавидят, здесь они встре-
чаются и расстаются, здесь они спят сном временным и сном вечным.
Обычная улица. Торопятся прохожие, проходят троллейбусы, расставлены
здания. Если перед этим Город вставал беззвучной картиной видений, то
сейчас мы слышим его голос: шелест машин по асфальту, шарканье ног и шум
городского ветра, где-то звучит музыка и голоса. Раньше был Город, сей-
час конкретная улица, люди и девушка. Она идет не в ритме общих шагов
толпы, а медленно, пока совсем не останавливается. В руке у нее бумажка
с адресом. Спрашивает какую-то женщину, та пожимает плечами. Останавли-
вается мужчина, сдвигает кепку на затылок, потом на лоб и уходит. Потом
появляется парень. Он и Она смотрят друг на друга. Мы видим их лица и
слышим их разговор. Оказывается, она иностранка. Парень хочет уйти, но
его удержал ее взгляд и они отошли в сторонку, пытаются объясниться.
Разговор больше жестами, чем словами, да это и не столь важно. Дело в
ином. Начинаются, сплетаясь и расходясь, монологи-витражи-калейдоскопы
Двоих. На экране отрывки, воспоминания из ее жизни, из его жизни. Они
откровенно мечтают, открыто говорят о своих желаниях, две мелодии сли-
лись в одну фугу и ясно, что быть им счастливыми, будь они вместе. Но в
жизни настала пора расставаться, конец случайной встрече, им грустно,
самим непонятно отчего, но все уже сказано и они расходятся нехотя в
разные стороны, нарушая ритм толпы своим нежеланием.
И опять в тишине сеанса мы читаем книгу Города. Вот тяжелая река и
мосты через нее, здания, стоящие молча над толпой. Огромен Город и много
в нем окон. За ними живут люди, здесь они любят и ненавидят, здесь они
встречаются и расстаются, здесь они спят сном временным и сном вечным. И
здесь есть улица, где звучит фуга Двоих...
И как узнать, что встретил Ее, кто не бросит тебя в беде, не отпустит
веревку, как напарник Коли Хусаинова?..
Глава четырнадцатая
--===Северный ветер с юга===--
Глава четырнадцатая
Костя Гашетников являлся всегда неожиданно.
Я и еще несколько человек стояли около скамейки во дворе диспансера и
зачарованно смотрели, как Аркадий Комлев ловко плел что-то из тонких
медных проводков в оранжевой изоляции. В результате получился плотный,
увесистый столбик с петелькой.
- Все, - сказал Аркадий и поднял на меня серые спокойные глаза. - У
тебя ключи от дома есть?
- Есть, - я достал из кармана колючи на двойном металлическом колеч-
ке.
Аркадий разжал колечко, пропустил петельку внутрь и получился симпа-
тичный оранжевый брелок.
- Держи, - Аркадий протянул мне ключи, держа их на весу за столбик.
- Дай-ка взглянуть, - протянулись к ключам сразу несколько рук. -
Сделай и мне такой, Аркадий...
Вернул мне ключи Гашетников. Оказывается, он давно стоял за моей спи-
ной. Его кривой нос нависал над растянутыми в улыбке тонкими губами -
полное впечатление, что когда-нибудь они обязательно встретятся. Голова,
как всегда набок, и мелкий смешок:
- Как жизнь, брелочная твоя душа? Рассказывай давай. Не виделись,
считай, с юбилея студии.
Так бывает - ходишь, сидишь, маешься в тоске одиночеством, страстно
хочешь поделиться с кем-нибудь, а когда наступил этот желанный момент,
вроде и сказать нечего, настолько незначительными кажутся вчерашние от-
рицательные эмоции при дневном свете, да еще рядом с товарищем, да еще с
каким товарищем! Это он ставил спектакли-обозрения, на которые валом ва-
лила студенческая Москва. Сколько в них было смешного, задорного, а
иногда такого ядовито-саркастического, что в зале можно было сразу отли-
чить от студенческих бледные лица преподавателей. Это он великолепно иг-
рал в водевиле "Вицмундир" противного, животастого, лысого, с носом,
покрывшим наконец-то губы, начальника, который рвался разнести в пух и
прах своего подчиненного, да вместо этого влетал в ведро с помоями.
- Ребята тебе привет передают и благодарность от всего славного кол-
лектива киностудии Технологического института, - поздравил меня Костя.
- За что? - не понял я.
- Добились от ректората, чтобы в наш подвал, где киностудия, вентиля-
цию провели. Ты был у нас козырным тузом, которым мы побили все аргумен-
ты проректора по хозяйственной части. Это первое. Кроме того, молодые
без тебя скучают, а сюда прийти стесняются. Может, мне просто пригнать
их?
- Вот чудаки, - удивился я и стал горячо жаловаться на нудность
больничного режима, на врачей, на нянек. Он молча слушал меня, и я иссяк
сам по себе, поняв, что стенаю о несущественном и никто ни в чем не ви-
новат кроме меня самого.
- Сделал хоть что-нибудь? - спросил он после паузы и глянул на меня
искоса и лукаво.
"Встреча" ему понравилась. Мы даже обсудили с Костей как ее снимать.
Скрытой камерой, в ежедневной уличной сутолоке. Все пойдет докумен-
тально, с одной точки, актриса будет действительно опрашивать у прохо-
жих, как пройти. Ассоциативную часть фильма, внутренние монологи героев
и их воспоминания надо снимать совсем в иной манере. Например, в сцена-
рии написано "мелькнула улыбка". Она улыбнулась Ему. Промельк океана
ощущений, того, что мы зовем душой, интимный момент контакта двоих. Заг-
лянуть в этот океан: по экрану вздыбится, пройдет волна пушистого, лу-
чистого, во что хочется зарыться лицом. И эта волна придет к нему. И он
улыбнется в ответ...
- Пиши диалоги и их воспоминания, - деловито сказал Гашетников. -
Только кратко и емко. Иначе ставить не дам, вернее, не я, худсовет.
- Сатрап... Душитель... И не стыдно?.. Аракчеев...
-...Бенкендорф, - подсказал мне Гашетников. - Вот ты говоришь, что
никто к тебе не ходит, что забыли тебя. Я понимаю, навестить больного
товарища - это наш долг, и на каждом занятии у меня спрашивают о твоем
здоровье, но ты тоже, если сможешь, конечно, не забывай о нас. Я пришел
к тебе с предложением. Дело в том, что пока мы мечтаем и пишем сценарий
про "Ночь открытых дверей", в котором, кстати, ты тоже можешь принимать
участие - это же наш коллективный труд, как мы договорились, в то же вре
мя ректорат требует, и справедливо требует, чтобы мы выдавали продукцию.
Деньги в нашу студию вложили немалые, а результат? Короче говоря, у рек-
тора заказ. Как говорил бесспорно лучший и талантливейший поэт нашей,
советской эпохи Владимир Владимирович Маяковский, у ректора социальный
заказ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46