– Ласкать их, что ли?
– Ан и приласкать могем, ежели Родина-мать позовет, – раздался за спиной у пятерки отважных дружинников чей-то незнакомый голос с приятной испитой и прокуренной хрипотцой.
– Та-ак, – не оборачиваясь, процедил сквозь зубы Илья, обшаривая траву рукой в поисках меча. – Я, кажется, кого-то умного да надежного вчера на ночь в караул ставил?
– Брось, Илья. У тебя, похоже, проблемы, – продолжал все тот же спокойный голос.
– Проблемы будут у тебя, – едва нащупав меч, заверил незваного гостя Муромец и развернулся к нему. – И мало тебе, козел, не покажется.
– А ведь ответишь за козла когда-нибудь, Илья Тимофеевич, ох и ответишь.
Илья вскочил на ноги. Алеша и Ермак, навалившись на разъяренного богатыря, едва удерживали его.
– Посеку гада! – орал Муромец. – Под трибунал пойду, а посеку вусмерть!
Гость стоял спокойно, иронично улыбаясь и явно наслаждаясь ситуацией.
– А правов у табе таких нетути, деревеншина ты лимитная, простофилина. И реальность здешняя ничейная, и я тут по официальному приглашению братвы местной, – откровенно подначивая Илью, посмеивался гость, небрежно протягивая Задову внушительного вида паспорт с гербом Лукоморья – мрачного вида черно-бело-полосатым котом, разрывающим цепи под раскидистым дубом.
– В порядке документ, Илья Тимофеевич, – хмыкнул Задов. – Виза вчерашним днем открыта.
– Кто такой? – тихонько поинтересовался у Задова Кузнецов.
– Барыга лукоморский, разбойник бывший, Соловей. У Ильи к нему счетец неоплаченный, да с поличным его не возьмешь, юрок больно, – шепнул Николаю Задов и повысил голос: – Да угомонись ты, Тимофеич, говорю же, в порядке бумаги, все чин по чину, командирован по обмену опытом.
– Знаю я его опыт, людишек безвинных изводить, – слегка остывая, стряхнул с плеч руки друзей Илья. – Он тут нам таких делов понаделает за неделю – год не расхлебаем.
– Оно и так, а выбирать не из чего, авось и впрямь чем сгодится, – рассудительно заметил Ермак. – План у Алешки, мягко говоря, невелик, и места в нем всем хватит. Али нет?
– А толку с него? – заметно успокаиваясь, внезапно ухмыльнулся Илья. – Он у меня в прошлый раз полгода зубами плевался. Чем свистеть-то будешь, урод?
Соловей широко улыбнулся, обнажив прокуренные золотые фиксы:
– Чудеса заморской стоматологии, Илюша. Сотня дублонов, и всех делов. Я тебе еще «Прощание славянки» на похоронах насвищу.
И Соловей, демонстративно сложив губы трубочкой, издал пару известных трелей.
– Тоже мне, золотые губы Лукоморья, – снова, но уже без прежнего энтузиазма, буркнул Илья.
Кузнецов поймал себя на мысли, что отношение Ильи к явлению Соловья вдруг изменилось.
– Слышь, мил человек, дела твои с Ильей того… дела приватные, и нам до них и дела-то нет, – проникновенно обратился к Соловью Ермак. – А с каких таких пор, скажи, ты о наших заботах печалишься, злыдень. Али не твои сродственники, нечисть поганая, по ту сторону кордона на нас зубы точат? Отвечай как на духу!
– Отвечаю, казачок. – Соловей недовольно пощупал еще влажную от утреннего тумана землю, скривился и без спросу расположился на вещмешке Кузнецова. – По первости, мы не нечисть, а нелюдь, а это, как говорят у господина Задова на Дерибасовской, две большие разницы. Второе. Нелюдь мы местная, тихая, и нам лишней крови по понятиям не треба. А забулдыги закордонные на нашу территорию лапу наложить хотят. Это нам надо?
– Таки на вашу территорию? – выделяя голосом «вашу», поинтересовался ехидный Задов.
– Это частности, господин-товарищ Задов, – развел руками Соловей. – Нашу-вашу, шолом-салам, шашлык-машлык. Я эту реальность, между нами, земляки, лет пятьсот знаю. Захолустье, конечно, но свой гешефт мы имели, имеем и иметь будем. Если, конечно, вы ее разгулам не уступите. Наше дело небольшое, но верное. Ну сами посудите: кабы мы тут куролесили, то вы бы сюда давно добрались. А так мы сидели рядком да гуляли тишком. И все в ажуре. Местные нас, конечно, не больно жалуют, а кому охота дань платить? Кузнецов глянул на Илью. Муромец буквально смотрел Соловью в рот. На губах богатыря мелькала какая-то нехорошая многообещающая ухмылка, которую заметил наконец и сам Соловей.
– Але, земеля, ты на слуху или в астрале? – раздраженно рявкнул разбойник. – И че ты на меня пялишься, как Каспаров на домино? Мы с тобой тыщу лет знакомы, дотошный ты мой. Прикид у меня не от Версаче, покрой местный, домотканый. Блюдем-с интересы отечественного производителя.
– Ась? – встрепенулся Илья, отрываясь от каких-то своих сладких мыслей.
– Двась… Чо скажешь, говорю, бугор? Берешь в дело?
Илья окинул Соловья смурным взором. Перед ним стоял уверенный в себе мужичок, кругленький, коротконогий, с кривыми ножками. Во рту у мужичка блестели вставные зубы, в глазах светился недюжинный ум. Одет он был и впрямь исключительно в отечественное: отутюженные порты из крепкой дерюги, алая косоворотка с перламутровыми пуговками, шитый бисером и серебром пояс. Из лайковой кожи сапоги последней лукоморской моды изящно сминались гармошками. Лысый череп барыги украшал лихо сдвинутый на затылок картуз, подбитый соболем.
Илья усмехнулся и доверительно изрек:
– А неправду ты баешь, свет-Соловушка. И начхал бы ты с высокого терема своего на доходы местные, гроша и впрямь едва стоящие, кабы не интерес личный. Колись, вражинушка, тут все свои.
Соловей досадливо мотнул головой и ответил Илье в тон:
– Ай и правду ты баешь, сокол ясный. Есть у меня тут свой интерес. Мне, земеля, за державу обидно. Да и батюшка мой из местной нелюди. Чай, не чужие меня сюда позвали, мог бы и сам додумать, стоеросовый ты мой.
– Вот и ладно, – подытожил Илья, вставая с покоса. – Зови своих отморозков. Уж верно, ты сюда не один явился.
Соловей благодушно кивнул и щелкнул пальцами. В ближайших кустах послышался шорох, и на белый свет вылезла ватага его сподвижников…
* * *
Над всей равниной, доступной с холма взору Ильи, стояло на редкость безоблачное небо. Майский полдень был уже по-летнему ясным и теплым. Налетавший с юга ветерок ерошил богатырские кудри, а сам Илья крепкой своей дланью ерошил гриву коня. Верный Сивка, вызванный изрядно надоевшим ему «Встань передо мной, как лист перед травой», угрюмо щипал эту самую траву, время от времени всхрапывая и отгоняя хвостом кусачих слепней.
Чуть правее и ниже Ильи на том же холме уютно расположились зеваки из числа местных крестьян и парочка давешних дружинников – то ли откомандированных в село своим князьком для сбора недоимок, то ли пребывающих в очередном отпуске. К Илье крестьяне пришли с челобитной, упрашивая немедля выдать им Соловья, уже успевшего чем-то напакостить местной общине. К грядущему вторжению они отнеслись, однако, довольно равнодушно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
– Ан и приласкать могем, ежели Родина-мать позовет, – раздался за спиной у пятерки отважных дружинников чей-то незнакомый голос с приятной испитой и прокуренной хрипотцой.
– Та-ак, – не оборачиваясь, процедил сквозь зубы Илья, обшаривая траву рукой в поисках меча. – Я, кажется, кого-то умного да надежного вчера на ночь в караул ставил?
– Брось, Илья. У тебя, похоже, проблемы, – продолжал все тот же спокойный голос.
– Проблемы будут у тебя, – едва нащупав меч, заверил незваного гостя Муромец и развернулся к нему. – И мало тебе, козел, не покажется.
– А ведь ответишь за козла когда-нибудь, Илья Тимофеевич, ох и ответишь.
Илья вскочил на ноги. Алеша и Ермак, навалившись на разъяренного богатыря, едва удерживали его.
– Посеку гада! – орал Муромец. – Под трибунал пойду, а посеку вусмерть!
Гость стоял спокойно, иронично улыбаясь и явно наслаждаясь ситуацией.
– А правов у табе таких нетути, деревеншина ты лимитная, простофилина. И реальность здешняя ничейная, и я тут по официальному приглашению братвы местной, – откровенно подначивая Илью, посмеивался гость, небрежно протягивая Задову внушительного вида паспорт с гербом Лукоморья – мрачного вида черно-бело-полосатым котом, разрывающим цепи под раскидистым дубом.
– В порядке документ, Илья Тимофеевич, – хмыкнул Задов. – Виза вчерашним днем открыта.
– Кто такой? – тихонько поинтересовался у Задова Кузнецов.
– Барыга лукоморский, разбойник бывший, Соловей. У Ильи к нему счетец неоплаченный, да с поличным его не возьмешь, юрок больно, – шепнул Николаю Задов и повысил голос: – Да угомонись ты, Тимофеич, говорю же, в порядке бумаги, все чин по чину, командирован по обмену опытом.
– Знаю я его опыт, людишек безвинных изводить, – слегка остывая, стряхнул с плеч руки друзей Илья. – Он тут нам таких делов понаделает за неделю – год не расхлебаем.
– Оно и так, а выбирать не из чего, авось и впрямь чем сгодится, – рассудительно заметил Ермак. – План у Алешки, мягко говоря, невелик, и места в нем всем хватит. Али нет?
– А толку с него? – заметно успокаиваясь, внезапно ухмыльнулся Илья. – Он у меня в прошлый раз полгода зубами плевался. Чем свистеть-то будешь, урод?
Соловей широко улыбнулся, обнажив прокуренные золотые фиксы:
– Чудеса заморской стоматологии, Илюша. Сотня дублонов, и всех делов. Я тебе еще «Прощание славянки» на похоронах насвищу.
И Соловей, демонстративно сложив губы трубочкой, издал пару известных трелей.
– Тоже мне, золотые губы Лукоморья, – снова, но уже без прежнего энтузиазма, буркнул Илья.
Кузнецов поймал себя на мысли, что отношение Ильи к явлению Соловья вдруг изменилось.
– Слышь, мил человек, дела твои с Ильей того… дела приватные, и нам до них и дела-то нет, – проникновенно обратился к Соловью Ермак. – А с каких таких пор, скажи, ты о наших заботах печалишься, злыдень. Али не твои сродственники, нечисть поганая, по ту сторону кордона на нас зубы точат? Отвечай как на духу!
– Отвечаю, казачок. – Соловей недовольно пощупал еще влажную от утреннего тумана землю, скривился и без спросу расположился на вещмешке Кузнецова. – По первости, мы не нечисть, а нелюдь, а это, как говорят у господина Задова на Дерибасовской, две большие разницы. Второе. Нелюдь мы местная, тихая, и нам лишней крови по понятиям не треба. А забулдыги закордонные на нашу территорию лапу наложить хотят. Это нам надо?
– Таки на вашу территорию? – выделяя голосом «вашу», поинтересовался ехидный Задов.
– Это частности, господин-товарищ Задов, – развел руками Соловей. – Нашу-вашу, шолом-салам, шашлык-машлык. Я эту реальность, между нами, земляки, лет пятьсот знаю. Захолустье, конечно, но свой гешефт мы имели, имеем и иметь будем. Если, конечно, вы ее разгулам не уступите. Наше дело небольшое, но верное. Ну сами посудите: кабы мы тут куролесили, то вы бы сюда давно добрались. А так мы сидели рядком да гуляли тишком. И все в ажуре. Местные нас, конечно, не больно жалуют, а кому охота дань платить? Кузнецов глянул на Илью. Муромец буквально смотрел Соловью в рот. На губах богатыря мелькала какая-то нехорошая многообещающая ухмылка, которую заметил наконец и сам Соловей.
– Але, земеля, ты на слуху или в астрале? – раздраженно рявкнул разбойник. – И че ты на меня пялишься, как Каспаров на домино? Мы с тобой тыщу лет знакомы, дотошный ты мой. Прикид у меня не от Версаче, покрой местный, домотканый. Блюдем-с интересы отечественного производителя.
– Ась? – встрепенулся Илья, отрываясь от каких-то своих сладких мыслей.
– Двась… Чо скажешь, говорю, бугор? Берешь в дело?
Илья окинул Соловья смурным взором. Перед ним стоял уверенный в себе мужичок, кругленький, коротконогий, с кривыми ножками. Во рту у мужичка блестели вставные зубы, в глазах светился недюжинный ум. Одет он был и впрямь исключительно в отечественное: отутюженные порты из крепкой дерюги, алая косоворотка с перламутровыми пуговками, шитый бисером и серебром пояс. Из лайковой кожи сапоги последней лукоморской моды изящно сминались гармошками. Лысый череп барыги украшал лихо сдвинутый на затылок картуз, подбитый соболем.
Илья усмехнулся и доверительно изрек:
– А неправду ты баешь, свет-Соловушка. И начхал бы ты с высокого терема своего на доходы местные, гроша и впрямь едва стоящие, кабы не интерес личный. Колись, вражинушка, тут все свои.
Соловей досадливо мотнул головой и ответил Илье в тон:
– Ай и правду ты баешь, сокол ясный. Есть у меня тут свой интерес. Мне, земеля, за державу обидно. Да и батюшка мой из местной нелюди. Чай, не чужие меня сюда позвали, мог бы и сам додумать, стоеросовый ты мой.
– Вот и ладно, – подытожил Илья, вставая с покоса. – Зови своих отморозков. Уж верно, ты сюда не один явился.
Соловей благодушно кивнул и щелкнул пальцами. В ближайших кустах послышался шорох, и на белый свет вылезла ватага его сподвижников…
* * *
Над всей равниной, доступной с холма взору Ильи, стояло на редкость безоблачное небо. Майский полдень был уже по-летнему ясным и теплым. Налетавший с юга ветерок ерошил богатырские кудри, а сам Илья крепкой своей дланью ерошил гриву коня. Верный Сивка, вызванный изрядно надоевшим ему «Встань передо мной, как лист перед травой», угрюмо щипал эту самую траву, время от времени всхрапывая и отгоняя хвостом кусачих слепней.
Чуть правее и ниже Ильи на том же холме уютно расположились зеваки из числа местных крестьян и парочка давешних дружинников – то ли откомандированных в село своим князьком для сбора недоимок, то ли пребывающих в очередном отпуске. К Илье крестьяне пришли с челобитной, упрашивая немедля выдать им Соловья, уже успевшего чем-то напакостить местной общине. К грядущему вторжению они отнеслись, однако, довольно равнодушно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77