Она знала, что Лилит очень хорошенькая. Но прежде она как-то не думала об этом. На Лилит была большущая шляпа, и, когда она вошла в комнату, Керенса подумала, что у нее глупый вид. Теперь она не была уверена, что это так. Ленты на шляпе были очень яркими, а кринолин Лилит - просто огромен, значительно больше тех, что носили другие дамы. Поэтому невольно возникало желание рассмотреть крошечную Лилит в огромном кринолине.
«Уходи, - говорила она про себя. - Ты все портишь!» Наконец Лилит на самом деле собралась уходить. Фрит пошел к двери вместе с ней.
- Фрит, - позвала Керенса. - Фрит, останьтесь.
Он обернулся, чтобы улыбнуться ей, но Лилит он улыбался совсем по-другому. Теперь это была отстраненная улыбка взрослого человека.
- Через минуту вернусь, - сказал он и вышел с Лилит. Но через минуту он не вернулся. Керенса лежала, не шевелясь и прислушиваясь к тому, как закроется парадная дверь; все было тихо.
Они были вместе, вместе смеялись и секретничали; и из этой комнаты они ушли потому, что она мешала им.
Керенса раскраснелась от возмущения и гнева; потом немного всплакнула.
- А все потому, что я такая слабая! - жалобно сказала она. Но какая польза изображать из себя больную, когда никто тебя не видит и не слышит?
Казалось, прошло несколько часов, прежде чем она услышала, как закрылась дверь на улицу; она выбралась из постели и выглянула из окна, но из закрытого окна тротуар был ей не виден, а открыть окно она не решилась.
- Почему ты не в постели? - Фрит стоял в дверях, наблюдая за ней. Он подошел и поднял ее на руки. - Какая ты горячая! Немедленно ложись.
- Меня слишком надолго оставили одну, - сказала Керенса.
Фрит разразился смехом и швырнул ее на постель, как будто она была узлом белья. Он укрыл ее, а она обняла его за шею. Ей хотелось спросить его, возглавляет ли она список его любимых людей; но она не решилась сделать это, потому что боялась, что если он скажет правду, то ответом могло быть «нет».
* * *
Семья Аманды разрасталась. Появилось еще двое детей - Марта и Денис. Она была довольна своим большим семейством. Денис, младенец, был крепким маленьким мальчиком; что касается Доминика, то он оставался несравненным - самым любимым из всех детей; Клавдии исполнилось четыре года, а Марте - которая звала себя Марти - два.
Лилит тоже была довольна. Лею исполнилось уже четырнадцать лет, он был высоким и красивым темноволосым подростком, гордостью дома, как говорил доктор; и Лилит верила, что он любит Лея ничуть не меньше, чем собственных детей. Несмотря на то, что некоторых это могло бы удивлять, Лилит это не удивляло. Ее сын, казалось, по-прежнему был воплощением лучших качеств, и когда она смотрела на него, ее глаза сияли не только от гордости, но и от торжества. Он ее творение; она создала его в соответствии со своими желаниями; и все, что она для него задумала, казалось, сбывается.
Лей хотел стать врачом; желание возникло из-за того, что человек, которого он теперь называл отцом, как и другие дети, был врач. Они проводили вместе довольно много времени, и Лей сообщил о своих желаниях доктору Стокланду. Его образованием руководили необычайно заботливо, и если Лей и не станет никогда блестящим врачом - хотя Лилит неистово верила, что это будет именно так, - то уж добросовестным, конечно, станет.
В четырнадцать лет его уже отправили в школу, а это означало, что Керенса стала верховодить другими детьми.
Это был один из дней вскоре после десятилетней годовщины Керенсы - день, который она вспоминала годы спустя.
Она лежала в детской на полу и читала Доминику, который любил, чтобы ему читали. Он тоже сидел на полу, прислонившись к ножке стола, поворачивая голову в разные стороны с видом особенного возбуждения, которое всегда интересовало окружающих; причиной было то, что, как они могли заметить, в собственном мире Доминика существовало такое, о чем они и не подозревали. Все дети любили слушать его рассказы о том, что он испытывал, гуляя в саду и стоя под грушей или наклонясь, чтобы потрогать цветы на клумбе, за которой так прилежно ухаживал Пэдноллер в небольшом и узком садике. Ему, в свою очередь, нравилось слушать их рассказы о том, что они видели, какие краски и формы; он любил, чтобы его подводили к тем вещам, о которых рассказывалось, чтобы он мог их потрогать и понюхать, пока они о них рассказывали. Это была одна из тех игр, в которую они часто играли и которая им никогда не надоедала.
Керенса закончила рассказ и, закрывая книгу, взглянула на брата. На его лице она увидела завораживающее выражение, из-за которого ей всегда хотелось проникнуть в его незрячий мир.
- Ник, - тихо позвала она.
Он протянул руку, и она взяла ее в свою. Другой рукой он потрогал ее лицо.
- Керри, что такое необычное в этой комнате? Она отличается от других комнат. В чем дело?
- Я думаю, потому что это наша комната. В ней беспорядок. Весь стол завален разными вещами. И кубики Марты там же, и кукла Клавдии. И чья-то коробка с карандашами... А на полу расположились мы, и книга рядом.
- В ней есть еще что-то такое необычное. Керри, расскажи мне об этой комнате, хорошо? - Он поднялся и вытянул руку. - Проведи меня вокруг нее и позволь мне все потрогать... и расскажи мне о ней все.
Она вскочила на ноги и встала рядом с ним. Потом она подняла книгу и положила ее на стол, потому что одним из правил в детской было: ничего не оставлять на полу, чтобы Доминик не споткнулся. Это правило Керенса - небрежная во всем остальном - никогда не забывала сама и следила за тем, чтобы никто другой тоже не забывал.
- Начнем с окна, - сказала она. - Это шторы. Они из какого-то бархата... складки и складки из бархата, присобраны. Материал называют шениль или как-то так.
- Он мягкий. А красивый?
- Да, он темно-красный.
- Красный, - повторил Доминик.
- Яблоки тоже иногда бывают красными, - сказала Керенса. - И сливы тоже красные.
- Этот цвет больше похож на цвет слив, чем на цвет яблок. Твои щеки красные, и мои тоже... но это другой красный цвет. Красный - красивый цвет. Мне он нравится больше всех других цветов... потому что он как будто идет откуда-то к тебе.
- Правда?
- Ну, не на самом деле, но так кажется. Когда его окружают другие цвета, кажется, что он говорит: «Взгляни на меня, я красный!»
Они посмеялись. Керенса лучше, чем кто-либо другой, давала ему возможность понять многие вещи.
- Потом здесь окно, - продолжала она. - Сквозь него можно видеть, потому что это стекло. Там внизу садик.
- То, о чем я говорю, находится не снаружи, - заметил Доминик. - Оно в этой комнате.
- Оно находится здесь только тогда, когда здесь папа?
- Да, а иногда и тогда, когда здесь мама... но только если он тоже здесь.
- Хотела бы я знать, что это такое! О, как бы я хотела.
- Проведи меня по комнате.
- Ковер ты знаешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108