— воскликнула она.
— Я знаю, именно об этом я и спрашивал таксиста.
Он продолжал идти, поглядывая на вывески заведений. Кроме баров и освещенных окон, где сидели проститутки и заманивали клиентов, там было мало лавочек. Но на отрезке в двести ярдов он нашел три из тех, что были ему нужны.
— Татуировщики? — спросила она.
— Доки, — ответил он просто. — Доки — значит, моряки, а моряки — значит, татуировка. Это значит также бары и девушки, а также сутенеры, живущие за счет девушек. Вечером мы вернемся сюда.
В назначенное время сенатор Беннет Хэпгуд встал со своего места в Сенате и направился к трибуне. Через день после похорон Саймона Кормэка обе палаты Конгресса отметили их шок и возмущение тем, что произошло на пустынной дороге в далекой Англии на прошлой неделе.
Один за другим выступающие требовали отыскать преступников и свершить над ними правосудие. Американское правосудие, чего бы это ни стоило.
Председательствующий стукнул деревянным молотком по столу:
— Слово имеет младший сенатор от Оклахомы.
Среди сенаторов Беннет Хэпгуд не считался тяжеловесом. Если бы не тема обсуждения, то участников было бы немного. Полагали, что младший сенатор от Оклахомы может мало что добавить к уже сказанному. Но он сделал это. Он произнес обычные слова соболезнования в адрес президента, выразил возмущение случившимся и горячее желание увидеть преступников на скамье подсудимых. Затем он остановился и подумал о том, что он собирается сказать дальше.
Он знал, что это — игра, и чертовски опасная притом. Ему было кое-что сказано, но у него не было доказательств. Если он ошибся, то его коллеги-сенаторы будут считать его еще одним пустомелей, говорящим серьезные слова без серьезных оснований. Но он знал, что ему нужно продолжать говорить, иначе он потеряет поддержку своего нового и весьма солидного финансового покровителя.
— Возможно, нам не нужно заглядывать так далеко, чтобы выяснить, кто же эти преступники, совершившие это ужасное зверство.
Гул в зале стих. Те, кто собирался уйти и были уже в проходе, остановились и вернулись на свои места.
— Я хотел бы задать один вопрос: правда ли, что бомба, убившая единственного сына нашего президента, была разработана, сделана и полностью собрана в Советском Союзе, и что это доказуемо? Разве это устройство прибыло не из России?
Его природная способность к демагогии могла бы увлечь его и дальше, но поднялось смятение и страшный шум. В течение десяти минут средства массовой информации донесли этот вопрос до всей страны. В течение двух часов администрация пыталась уйти от ответа. Затем она согласилась предать гласности содержание выводов доклада доктора Барнарда.
К ночи неясная черная ярость против кого-то неизвестного, которая вчера прокатилась ревущей волной среди жителей Нэнтакета, обрела свою цель. Стихийно собравшаяся толпа взяла штурмом и разгромила контору Аэрофлота на Пятой авеню в Нью-Йорке прежде чем полиция смогла оцепить здание. Перепуганные работники побежали наверх, пытаясь укрыться от толпы, но служащие на верхних этажах прогнали их. Они спаслись вместе с остальными работниками в этом здании с помощью пожарных, когда толпа подожгла двери Аэрофлота и пришлось эвакуировать все здание.
Департамент полиции Нью-Йорка прислал вовремя подкрепление для защиты советской миссии в Организации Объединенных Наций на 67-й стрит.
Растущая толпа жителей Нью-Йорка пыталась пробиться на оцепленную улицу.
К счастью для русских ряды полицейских выстояли. Вышло так, что полиция Нью-Йорка боролась с толпой, намеревавшейся совершить нечто такое, чему многие полицейские в душе симпатизировали.
То же самое было и в Вашингтоне. Полиция столицы была предупреждена заранее и вовремя смогла оцепить советское посольство и консульство на Фелпс-Плэйс. На отчаянные звонки советского посла в Государственный департамент было дано заверение, что британский доклад все еще изучается и может оказаться фальшивкой.
— Я хочу видеть этот доклад, — настаивал посол Ермаков. — Это ложь. Я категорически настаиваю на этом. Это ложь!
ТАСС и агентство «Новости», как и все советские посольства в мире, поздно вечером выступили с категорическим опровержением выводов в отчете Барнарда, обвинив Лондон и Вашингтон в злонамеренной клевете.
— Как, черт возьми, это стало известно? — потребовал ответа Майкл Оделл. — Каким образом этот Хэпгуд умудрился узнать об этом?
Ответа на этот вопрос не было. Никакая крупная организация, не говоря уже о правительстве, не может функциопировать без огромного количества секретарей, стенографисток, клерков и курьеров, каждый из которых может допустить утечку конфиденциальной информации.
— Совершенно ясно одно, — размышлял министр обороны Стэннард, — после этого Нэнтакетский договор мертв, как дронт <* Вымершая птица>. Теперь нам придется пересматривать бюджетные ассигнования на оборону, основываясь на том, что сокращения вооружений или каких-либо ограничений не будет.
Куинн начал прочесывать бары в узких улочках, идущих от Шипперстраат.
Он приехал к десяти вечера и пробыл до закрытия баров, то есть почти до рассвета. Он ходил под видом матроса, полупьяного, говорившего на ломаном французском языке. В каждом баре он вертел в руках маленькую кружку пива, делая вид, что пьет. На улице было холодно, и легко одетые проститутки в освещенных окнах дрожали над электрическими обогревателями. Иногда они заканчивали смену, надевали пальто и бежали в один из баров выпить стаканчик и обменяться грубыми любезностями с барменом и постоянными посетителями.
У большинства баров были названия вроде «Лас-Вегас», «Голливуд» или «Калифорния». Их владельцы полагали, что названия, напоминающие о заграничной роскоши, побудят загулявшего моряка поискать эту роскошь за ободранными дверями их заведения. В основном бары были грязноватые, но в них было тепло и подавалось хорошее пиво.
Куинн сказал Сэм, что ей придется ждать его или в отеле, или в машине, стоящей за два квартала на Фалькон-рю. Она предпочла ждать в машине, что не помешало ей получить довольно много предложений через окно автомобиля.
Куинн сидел и медленно пил пиво, наблюдая приливы и отливы местных и иностранных посетителей в эти улочки и бары. На его левой руке был рисунок, сделанный тушью, купленной в магазине художественных изделий,черная паутина и красный паук в центре. Рисунок был несколько потерт по краям, что указывало на его солидный возраст. Всю ночь он разглядывал левые руки посетителей, но ничего похожего не видел.
Он ходил по Гюйстраат и Паули-плейн, брал маленькую кружку пива в каждом баре, а затем возвращался на Шипперстраат и начинал все сначала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140
— Я знаю, именно об этом я и спрашивал таксиста.
Он продолжал идти, поглядывая на вывески заведений. Кроме баров и освещенных окон, где сидели проститутки и заманивали клиентов, там было мало лавочек. Но на отрезке в двести ярдов он нашел три из тех, что были ему нужны.
— Татуировщики? — спросила она.
— Доки, — ответил он просто. — Доки — значит, моряки, а моряки — значит, татуировка. Это значит также бары и девушки, а также сутенеры, живущие за счет девушек. Вечером мы вернемся сюда.
В назначенное время сенатор Беннет Хэпгуд встал со своего места в Сенате и направился к трибуне. Через день после похорон Саймона Кормэка обе палаты Конгресса отметили их шок и возмущение тем, что произошло на пустынной дороге в далекой Англии на прошлой неделе.
Один за другим выступающие требовали отыскать преступников и свершить над ними правосудие. Американское правосудие, чего бы это ни стоило.
Председательствующий стукнул деревянным молотком по столу:
— Слово имеет младший сенатор от Оклахомы.
Среди сенаторов Беннет Хэпгуд не считался тяжеловесом. Если бы не тема обсуждения, то участников было бы немного. Полагали, что младший сенатор от Оклахомы может мало что добавить к уже сказанному. Но он сделал это. Он произнес обычные слова соболезнования в адрес президента, выразил возмущение случившимся и горячее желание увидеть преступников на скамье подсудимых. Затем он остановился и подумал о том, что он собирается сказать дальше.
Он знал, что это — игра, и чертовски опасная притом. Ему было кое-что сказано, но у него не было доказательств. Если он ошибся, то его коллеги-сенаторы будут считать его еще одним пустомелей, говорящим серьезные слова без серьезных оснований. Но он знал, что ему нужно продолжать говорить, иначе он потеряет поддержку своего нового и весьма солидного финансового покровителя.
— Возможно, нам не нужно заглядывать так далеко, чтобы выяснить, кто же эти преступники, совершившие это ужасное зверство.
Гул в зале стих. Те, кто собирался уйти и были уже в проходе, остановились и вернулись на свои места.
— Я хотел бы задать один вопрос: правда ли, что бомба, убившая единственного сына нашего президента, была разработана, сделана и полностью собрана в Советском Союзе, и что это доказуемо? Разве это устройство прибыло не из России?
Его природная способность к демагогии могла бы увлечь его и дальше, но поднялось смятение и страшный шум. В течение десяти минут средства массовой информации донесли этот вопрос до всей страны. В течение двух часов администрация пыталась уйти от ответа. Затем она согласилась предать гласности содержание выводов доклада доктора Барнарда.
К ночи неясная черная ярость против кого-то неизвестного, которая вчера прокатилась ревущей волной среди жителей Нэнтакета, обрела свою цель. Стихийно собравшаяся толпа взяла штурмом и разгромила контору Аэрофлота на Пятой авеню в Нью-Йорке прежде чем полиция смогла оцепить здание. Перепуганные работники побежали наверх, пытаясь укрыться от толпы, но служащие на верхних этажах прогнали их. Они спаслись вместе с остальными работниками в этом здании с помощью пожарных, когда толпа подожгла двери Аэрофлота и пришлось эвакуировать все здание.
Департамент полиции Нью-Йорка прислал вовремя подкрепление для защиты советской миссии в Организации Объединенных Наций на 67-й стрит.
Растущая толпа жителей Нью-Йорка пыталась пробиться на оцепленную улицу.
К счастью для русских ряды полицейских выстояли. Вышло так, что полиция Нью-Йорка боролась с толпой, намеревавшейся совершить нечто такое, чему многие полицейские в душе симпатизировали.
То же самое было и в Вашингтоне. Полиция столицы была предупреждена заранее и вовремя смогла оцепить советское посольство и консульство на Фелпс-Плэйс. На отчаянные звонки советского посла в Государственный департамент было дано заверение, что британский доклад все еще изучается и может оказаться фальшивкой.
— Я хочу видеть этот доклад, — настаивал посол Ермаков. — Это ложь. Я категорически настаиваю на этом. Это ложь!
ТАСС и агентство «Новости», как и все советские посольства в мире, поздно вечером выступили с категорическим опровержением выводов в отчете Барнарда, обвинив Лондон и Вашингтон в злонамеренной клевете.
— Как, черт возьми, это стало известно? — потребовал ответа Майкл Оделл. — Каким образом этот Хэпгуд умудрился узнать об этом?
Ответа на этот вопрос не было. Никакая крупная организация, не говоря уже о правительстве, не может функциопировать без огромного количества секретарей, стенографисток, клерков и курьеров, каждый из которых может допустить утечку конфиденциальной информации.
— Совершенно ясно одно, — размышлял министр обороны Стэннард, — после этого Нэнтакетский договор мертв, как дронт <* Вымершая птица>. Теперь нам придется пересматривать бюджетные ассигнования на оборону, основываясь на том, что сокращения вооружений или каких-либо ограничений не будет.
Куинн начал прочесывать бары в узких улочках, идущих от Шипперстраат.
Он приехал к десяти вечера и пробыл до закрытия баров, то есть почти до рассвета. Он ходил под видом матроса, полупьяного, говорившего на ломаном французском языке. В каждом баре он вертел в руках маленькую кружку пива, делая вид, что пьет. На улице было холодно, и легко одетые проститутки в освещенных окнах дрожали над электрическими обогревателями. Иногда они заканчивали смену, надевали пальто и бежали в один из баров выпить стаканчик и обменяться грубыми любезностями с барменом и постоянными посетителями.
У большинства баров были названия вроде «Лас-Вегас», «Голливуд» или «Калифорния». Их владельцы полагали, что названия, напоминающие о заграничной роскоши, побудят загулявшего моряка поискать эту роскошь за ободранными дверями их заведения. В основном бары были грязноватые, но в них было тепло и подавалось хорошее пиво.
Куинн сказал Сэм, что ей придется ждать его или в отеле, или в машине, стоящей за два квартала на Фалькон-рю. Она предпочла ждать в машине, что не помешало ей получить довольно много предложений через окно автомобиля.
Куинн сидел и медленно пил пиво, наблюдая приливы и отливы местных и иностранных посетителей в эти улочки и бары. На его левой руке был рисунок, сделанный тушью, купленной в магазине художественных изделий,черная паутина и красный паук в центре. Рисунок был несколько потерт по краям, что указывало на его солидный возраст. Всю ночь он разглядывал левые руки посетителей, но ничего похожего не видел.
Он ходил по Гюйстраат и Паули-плейн, брал маленькую кружку пива в каждом баре, а затем возвращался на Шипперстраат и начинал все сначала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140