Лучше я загуляю, запью, заторчу,
Все, что за ночь кропаю, — в чаду растопчу,
Лучше голову песне своей откручу, —
Но не буду скользить словно пыль по лучу!
…Если все-таки чашу испить мне судьба,
Если музыка с песней не слишком груба,
Если вдруг докажу, даже с пеной у рта, —
Я уйду и скажу, что не все суета!
Пожары
Пожары над страной все выше, жарче, веселей,
Их отблески плясали в два притопа три прихлопа, —
Но вот Судьба и Время пересели на коней,
А там — в галоп, под пули в лоб, —
И мир ударило в озноб
От этого галопа.
Шальные пули злы, слепы и бестолковы,
А мы летели вскачь — они за нами влет, —
Расковывались кони — и горячие подковы
Летели в пыль — на счастье тем, кто их потом найдет.
Увертливы поводья, словно угри,
И спутаны и волосы и мысли на бегу, —
А ветер дул — и расплетал нам кудри,
И расправлял извилины в мозгу.
Ни бегство от огня, ни страх погони — ни при чем,
А Время подскакало, и Фортуна улыбалась, —
И сабли седоков скрестились с солнечным лучом, —
Седок — поэт, а конь — пегас.
Пожар померк, потом погас, —
А скачка разгоралась.
Еще не видел свет подобного аллюра —
Копыта били дробь, трезвонила капель.
Помешанная на крови слепая пуля-дура
Прозрела, поумнела вдруг — и чаще била в цель.
И кто кого — азартней перепляса,
И кто скорее — в этой скачке опоздавших нет, —
А ветер дул, с костей сдувая мясо
И радуя прохладою скелет.
Удача впереди и исцеление больным, —
Впервые скачет Время напрямую — не по кругу,
Обещанное завтра будет горьким и хмельным…
Легко скакать, врага видать,
И друга тоже — благодать!
Судьба летит по лугу!
Доверчивую Смерть вкруг пальца обернули —
Замешкалась она, забыв махнуть косой, —
Уже не догоняли нас и отставали пули…
Удастся ли умыться нам не кровью, а росой?!
Пел ветер все печальнее и глуше,
Навылет Время ранено, досталось и Судьбе.
Ветра и кони — и тела и души
Убитых — выносили на себе.
Юрию Петровичу Любимову с любовью в 60 его лет от Владимира Высоцкого
Ах, как тебе родиться подфартило —
Почти одновременно со страной!
Ты прожил с нею все, что с нею было.
Скажи еще спасибо, что живой.
В шестнадцать лет читал ты речь Олеши,
Ты в двадцать встретил год тридцать седьмой.
Теперь «иных уж нет, а те — далече»…
Скажи еще спасибо, что живой!
Служил ты под началом полотера.
Скажи, на сердце руку положив,
Ведь знай Лаврентий Палыч — вот умора! —
Как знаешь ты, остался бы ты жив?
А нынче — в драках выдублена шкура,
Протравлена до нервов суетой.
Сказал бы Николай Робертыч: "Юра,
Скажи еще спасибо, что живой!"
Хоть ты дождался первенца не рано,
Но уберег от раны ножевой.
Твой «Добрый человек из Сезуана»
Живет еще. Спасибо, что живой.
Зачем гадать цыгану на ладонях,
Он сам хозяин над своей судьбой.
Скачи, цыган, на «Деревянных конях»,
Гони коней! Спасибо, что живой.
«Быть или не быть?» мы зря не помарали.
Конечно — быть, но только начеку.
Вы помните: конструкции упали? —
Но живы все, спасибо Дупаку.
«Марата» нет — его создатель странен,
За «Турандот» Пекин поднимет вой.
Можайся, брат, — твой «Кузькин» трижды ранен,
И все-таки спасибо, что живой.
Любовь, Надежда, Зина — тоже штучка! —
Вся труппа на подбор, одна к одной!
И мать их — Софья-золотая ручка…
Скажи еще спасибо, что живой!
Одни в машинах, несмотря на цены, —
Им, пьющим, лучше б транспорт гужевой.
Подумаешь, один упал со сцены —
Скажи еще спасибо, что живой!
Не раз, не два грозили снять с работы,
Зажали праздник полувековой…
Тринадцать лет театра, как зачеты —
Один за три. Спасибо, что живой.
Что шестьдесят при медицине этой!
Тьфу, тьфу, не сглазить! Даром что седой.
По временам на седину не сетуй,
Скажи еще спасибо, что живой!
Позвал Милан, не опасаясь риска, —
И понеслась! (Живем то однова!)…
Теперь — Париж, и близко Сан-Франциско,
И даже — при желании — Москва!
Париж к Таганке десять лет пристрастен,
Француз театр путает с тюрьмой.
Не огорчайся, что не едет «Мастер», —
Скажи еще мерси, что он живой!
Лиха беда — настырна и глазаста —
Устанет ли кружить над головой?
Тебе когда-то перевалит за сто —
И мы споем: «Спасибо, что живой!»
Пей, атаман, — здоровье позволяет,
Пей, куренной, когда-то Кошевой!
Таганское казачество желает
Добра тебе! Спасибо, что живой!
Олегу Ефремову
Мы из породы битых, но живучих,
Мы помним все, нам память дорога.
Я говорю как мхатовский лазутчик,
Заброшенный в Таганку — в тыл врага.
Теперь в обнимку, как боксеры в клинче,
И я, когда-то мхатовский студент,
Олегу Николаевичу нынче
Докладываю данные развед…
Что на Таганке той толпа нахальная,
У кассы давятся — Гоморр, Содом! —
Цыганки с картами, дорога дальняя,
И снова строится казенный дом.
При всех делах таганцы с вами схожи,
Хотя, конечно, разницу найдешь:
Спектаклям МХАТа рукоплещут ложи,
А мы, без ложной скромности, без лож.
В свой полувек Олег на век моложе —
Вторая жизнь взамен семи смертей,
Из-за того, что есть в театре ложи
Ты можешь смело приглашать гостей.
Артисты мажутся французским тончиком —
С последних ярусов и то видать!
А на Таганке той — партер с балкончиком,
И гримы не на что им покупать.
Таганцы ваших авторов хватают,
И тоже научились брать нутром,
У них гурьбой Булгакова играют,
И Пушкина — опять же впятером.
Шагают роты в выкладке на марше,
Двум ротным — ордена за марш-бросок!
Всего на десять лет Любимов старше,
Плюс «Десять дней…» — но разве это срок?!
Гадали разное — года в гаданиях:
Мол, доиграются — и грянет гром.
К тому ж кирпичики на новых зданиях
Напоминают всем казенный дом.
Ломали, как когда-то Галлилея,
Предсказывали крах — прием не нов,
Но оба добрались до юбилея
И дожили до важных орденов.
В истории искать примеры надо —
Был на Руси такой же человек,
Он щит прибил к воротам Цареграда
И звался тоже, кажется, Олег…
Семь лет назад ты въехал в двери МХАТа,
Влетел на белом княжеском коне.
Ты сталь сварил, теперь все ждут проката —
И изнутри, конечно, и извне.
На мхатовскую мельницу налили
Расплав горячий — это удалось.
Чуть было «Чайке» крылья не спалили,
Но слава богу, славой обошлось.
Во многом совпадают интересы:
В Таганке пьют за старый Новый год,
В обоих коллективах «мерседесы»,
Вот только «Чайки» нам недостает.
А на Таганке, там возня повальная,
Перед гастролями она бурлит —
Им предстоит в Париж дорога дальняя,
Но «Птица синяя» не предстоит.
Здесь режиссер в актере умирает,
Но — вот вам парадокс и перегиб:
Абдулов Сева — Севу каждый знает —
В Ефремове чуть было не погиб.
Нет, право, мы похожи, даже в споре,
Живем и против правды не грешим:
Я тоже чуть не умер в режиссере
И, кстати, с удовольствием большим…
Идут во МХАТ актеры, и едва ли
Затем, что больше платят за труды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114