x x x
«Не бросать!», «Не топтать!» —
Это модно понять,
Или, там, «Не сорить!», —
Это что говорить…
«Без звонка не входить!» —
Хорошо, так и быть.
Я нормальные «не»
Уважаю вполне.
Но когда это — не
Приносить-распивать,
Это «не» — не по мне,
Не могу принимать.
Вот мы делаем вид
За проклятым «козлом»:
Друг костяшкой стучит,
Мол, играем — не пьем.
А красиво ль — втроем
Разливать под столом!..
А что — лучше втроем
Лезть с буылкою в дом?
Ну а дома жена —
Не стоит на ногах, —
И не знает она
О подкожных деньгах.
Если с ночи — "Молчи,
Не шуми, не греми,
Не кричи, не стучи,
Пригляди за детьми…"
Где же тут пировать:
По стакану — и в путь!
А начнешь шуровать —
Разобьешь что-нибудь.
И соседка опять
«Алкоголик!» — орет.
А начнешь возражать —
Участковый придет.
Он, пострел, все успел —
Вон составится акт:
Нецензурно, мол, пел,
Так и так, так и так.
Съел кастрюлю с гусем,
У соседки лег спать,
И еще — то да се…
Набежит суток пять!
Так и может все быть,
Если расшифровать
Это «Не приносить!»,
Это «Не распивать!»
«Не бросать!», «Не топтать!» —
Это модно понять…
И еще надо вскрыть
Смысл слов «Не курить!»…
Я встаю ровно в шесть
(Это надо учесть),
До без четверти пять
У станка мне стоять.
Засосу я кваску
Иногда в перерыв,
И обратно — к станку,
Даже не покурив.
И точу я в тоске
Шпинделя да фрезы,
Ну а на языке —
Вкус соленой слезы.
Покурить, например?
Но — нельзя прерывать,
И мелькает в уме
Моя бедная «мать».
Дома я свежий лук
На закуску крошу,
Забываюсь — и вслух
Это произношу.
И глядит мне сосед —
И его ребятня —
Укоризненно вслед,
Осуждая меня.
Милицейский протокол
Считай по-нашему, мы выпили не много, —
Не вру, ей-бога, — скажи, Серега!
И если б водку гнать не из опилок,
То че б нам было с пяти бутылок!
…Вторую пили близ прилавка в закуточке, —
Но это были еще цветочки, —
Потом — в скверу, где детские грибочки,
Потом — не помню, — дошел до точки.
Я пил из горлышка, с устатку и не евши,
Но — как стекло был, — остекленевший.
А уж когда коляска подкатила,
Тогда в нас было — семьсот на рыло!
Мы, правда, третьего насильно затащили, —
Ну, тут промашка — переборщили.
А что очки товарищу разбили —
Так то портвейном усугубили.
Товарищ первый нам сказал, что, мол, уймитесь,
Что — не буяньте, что — разойдитесь.
На «разойтись» я тут же согласился —
И разошелся, — и расходился!
Но если я кого ругал — карайте строго!
Но это вряд ли, — скажи, Серега!
А что упал — так то от помутненья,
Орал не с горя — от отупенья.
…Теперь позвольте пару слов без протокола.
Чему нас учит семья и школа?
Что жизнь сама таких накажет строго.
Тут мы согласны, — скажи, Серега!
Вот он проснется утром — протрезвеет — скажет:
Пусть жизнь осудит, пусть жизнь накажет!
Так отпустите — вам же легче будет:
Чего возиться, раз жизнь осудит!
Вы не глядите, что Сережа все кивает, —
Он соображает, все понимает!
А что молчит — так это от волненья,
От осознанья и просветленья.
Не запирайте, люди, — плачут дома детки, —
Ему же — в Химки, а мне — в Медведки!..
Да, все равно: автобусы не ходят,
Метро закрыто, в такси не содят.
Приятно все-таки, что нас здесь уважают:
Гляди — подвозят, гляди — сажают!
Разбудит утром не петух, прокукарекав, —
Сержант подымет — как человеков!
Нас чуть не с музыкой проводят, как проспимся.
Я рупь заначил, — опохмелимся!
И все же, брат, трудна у нас дорога!
Эх, бедолага! Ну спи, Серега!
Песня конченого человека
Истома ящерицей ползает в костях,
И сердце с трезвой головой не на ножах,
И не захватывает дух на скоростях,
Не холодеет кровь на виражах.
И не прихватывает горло от любви,
И нервы больше не в натяжку, — хочешь — рви, —
Повисли нервы, как веревки от белья,
И не волнует, кто кого, — он или я.
На коне, —
толкни —
я с коня.
Только «не»,
только «ни»
у меня.
Не пью воды — чтоб стыли зубы — питьевой
И ни событий, ни людей не тороплю,
Мой лук валяется со сгнившей тетивой,
Все стрелы сломаны — я ими печь топлю.
Не напрягаюсь, не стремлюсь, а как-то так…
Не вдохновляет даже самый факт атак.
Сорви-голов не принимаю и корю,
Про тех, кто в омут головой, — не говорю.
На коне, —
толкни —
я с коня.
Только «не»,
только «ни»
у меня.
И не хочу ни выяснять, ни изменять
И ни вязать и ни развязывать узлы.
Углы тупые можно и не огибать,
Ведь после острых — это не углы.
Свободный ли, тугой ли пояс — мне-то что!
Я пули в лоб не удостоюсь — не за что.
Я весь прозрачный, как раскрытое окно,
Я неприметный, как льняное полотно.
На коне, —
толкни —
я с коня.
Только «не»,
только «ни»
у меня.
Не ноют раны, да и шрамы не болят —
На них наложены стерильные бинты!
И не волнуют, не свербят, не теребят
Ни мысли, ни вопросы, ни мечты.
Любая нежность душу не разбередит,
И не внушит никто, и не разубедит.
А так как чужды всякой всячины мозги,
То ни предчувствия не жмут, ни сапоги.
На коне, —
толкни —
я с коня.
Только «не»,
только «ни»
у меня.
Ни философский камень больше не ищу,
Ни корень жизни, — ведь уже нашли женьшень.
Не вдохновляюсь, не стремлюсь, не трепещу
И не надеюсь поразить мишень.
Устал бороться с притяжением земли —
Лежу, — так больше расстоянье до петли.
И сердце дергается словно не во мне, —
Пора туда, где только «ни» и только «не».
На коне, —
толкни —
я с коня.
Только «не»,
только «ни»
у меня.
x x x
Так дымно, что в зеркале нет отраженья
И даже напротив не видно лица,
И пары успели устать от круженья, —
Но все-таки я допою до конца!
Все нужные ноты давно
сыграли,
Сгорело, погасло вино
в бокале,
Минутный порыв говорить —
пропал, —
И лучше мне молча допить
бокал…
Полгода не балует солнцем погода,
И души застыли под коркою льда, —
И, видно, напрасно я жду ледохода,
И память не может согреть в холода.
Все нужные ноты давно
сыграли,
Сгорело, погасло вино
в бокале,
Минутный порыв говорить —
пропал, —
И лучше мне молча допить
бокал…
В оркестре играют устало, сбиваясь,
Смыкается круг — не порвать мне кольца…
Спокойно! Мне лучше уйти улыбаясь, —
И все-таки я допою до конца!
Все нужные ноты давно
сыграли,
Сгорело, погасло вино
в бокале,
Тусклей, равнодушней оскал
зеркал…
И лучше мне просто разбить
бокал!
Случай
Мне в ресторане вечером вчера
Сказали с юморком и с этикетом,
Что киснет водка, выдохлась икра —
И что у них ученый по ракетам.
И многих с водкой помня пополам,
Не разобрав, что плещется в бокале,
Я, улыбаясь, подходил к столам
И отзывался, если окликали.
Вот он — надменный, словно Ришелье,
Как благородный папа в старом скетче, —
Но это был — директор ателье,
И не был засекреченный ракетчик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114