Кстати, те, с кем был я в «Каме»,
Оказались мужиками —
Не махали кулаками,
Улыбнулись и ушли.
…И пошли летать в столице
Нежилые небылицы —
Молодицы, не девицы —
Словно деньгами сорят;
В подворотнях, где потише,
И в мансардах, возле крыши,
И в местах еще повыше
Разговоры говорят.

V. * * *
М.В.
Люблю тебя сейчас
Не тайно — напоказ.
Не «после» и не «до» в лучах твоих сгораю.
Навзрыд или смеясь,
Но я люблю сейчас,
А в прошлом — не хочу, а в будущем — не знаю.
В прошедшем «я любил» —
Печальнее могил, —
Все нежное во мне бескрылит и стреножит,
Хотя поэт поэтов говорил:
«Я вас любил, любовь еще, быть может…»
Так говорят о брошенном, отцветшем —
И в этом жалость есть и снисходительность,
Как к свергнутому с трона королю.
Есть в этом сожаленье об ушедшем
Стремленьи, где утеряна стремительность,
И как бы недоверье к «я люблю».
Люблю тебя теперь
Без мер и без потерь,
Мой век стоит сейчас —
Я вен не перережу!
Во время, в продолжение, теперь
Я прошлым не дышу и будущим не брежу.
Приду и вброд, и вплавь
К тебе — хоть обезглавь! —
С цепями на ногах и с гирями по пуду.
Ты только по ошибке не заставь,
Чтоб после «я люблю» добавил я, что «буду».
Есть горечь в этом «буду», как ни странно,
Подделанная подпись, червоточина
И лаз для отступленья, про запас,
Бесцветный яд на самом дне стакана.
И словно настоящему пощечина —
Сомненье в том, что «я люблю» — сейчас.
Смотрю французский сон
С обилием времен,
Где в будущем — не так, и в прошлом — по-другому.
К позорному столбу я пригвожден,
К барьеру вызван я языковому.
Ах, разность в языках!
Не положенье — крах.
Но выход мы вдвоем поищем и обрящем.
Люблю тебя и в сложных временах —
И в будущем, и в прошлом настоящем!..

VI. Дороги… дороги…
Ах, дороги узкие —
Вкось, наперерез!
Версты белорусские
С ухабами и без.
Но как орехи грецкие,
Щелкаю я их.
Ох, говорят, немецкие —
Гладко, напрямик.
Там, говорят, дороги — ряда по три,
И нет табличек с «Ахтунг!» или «Хальт!»
Ну что же — мы прокатимся, посмотрим,
Понюхаем не порох, а асфальт.
Горочки пологие:
Я их — щелк да щелк!
Но в душе, как в логове,
Затаился волк.
Ату, колеса гончие!
Целюсь под обрез, —
И с волком этим кончу я
На отметке «Брест».
Я там напьюсь водички из колодца
И покажу отметки в паспортах.
Потом мне пограничник улыбнется,
Узнав, должно быть, — или просто так.
После всякой зауми
(Вроде: «Кто таков?») —
Как взвились шлагбаумы
Вверх до облаков!
Лишь взял товарищ в кителе
Снимок для жены —
И… только нас и видели
С нашей стороны!
Я попаду в Париж, в Варшаву, в Ниццу.
Они — рукой подать: наискосок.
Так я впервые пересек границу —
И чьи-то там сомненья пересек.
Ах, дороги скользкие —
Вот и ваш черед!
Деревеньки польские —
Стрелочки вперед.
Телеги под навесами,
Булыжник — чешуя.
По-польски — ни бельмеса мы:
Ни жена, ни я.
Потосковав о ломте, о стакане,
Затормозили где-то наугад
И я сказал по-русски: «Прошу, пани!»
И получилось точно и впопад.
Ах, еда дорожная
Из немногих блюд!
Ем неосторожно я
Все, что подают.
А напоследок — сладкое,
Стало быть: кончай!
И на их хербатку я
Дую, как на чай.
А панночка пощелкала на счетах
(Все, как у нас! — Зачем туристы врут?), —
И я, прикинув разницу валют,
Ей отсчитал — не помню, сколько злотых —
И проворчал: «По божески дерут».
Где же песни-здравицы?
Ну-ка подавай!
Польские красавицы —
Для туристов рай?
А вона на поляночке —
Души нараспах, —
Веселились панночки
С граблями в руках.
"Да, побывала Польша в самом пекле! —
Сказал старик и лошадей распряг, —
Красавицы полячки не поблекли,
А сгинули в немецких лагерях".
Лемех вглубь въедается
В землю, как каблук, —
Пепел попадается
До сих пор под плуг.
Память вдруг разрытая, —
Не живой укор:
Жизни недожитые —
Для колосьев корм.
В моем мозгу, который вдруг сдавило
Как обручем (но так его, дави!),
Варшавское восстание кровило,
Захлебываясь в собственной крови.
Дрались худо, бедно ли,
А наши корпуса
В пригороде медлили
Целых два часа.
В марш-бросок, в атаку ли
Рвались, как один,
И танкисты плакали
На броню машин.
Военный эпизод — давно преданье,
В историю ушел, порос быльем.
Но не забыто это опозданье,
Коль скоро мы заспорили о нем.
Почему же медлили
Наши корпуса?
Почему обедали
Эти два часа?
Потому что, танками,
Мокрыми от слез,
Англичанам с янками
Мы утерли нос.
А может быть, разведка оплошала —
Не доложила. Что теперь гадать!
Но вот сейчас читаю я «Варшава» —
И еду, и хочу не опоздать!

VII. * * *
Когда я отпою и отыграю,
Где кончу я, на чем — не угадать.
Но лишь одно, наверное, я знаю —
Мне будет не хотеться умирать.
Посажен на литую цепь почета,
И звенья славы мне не по зубам…
Эй! Кто стучит в дубовые ворота
Костяшками по кованым скобам?!
Ответа нет, но там стоят, я знаю,
Кому не так страшны цепные псы, —
И вот над изгородью замечаю
Знакомый серп отточенной косы.
…Я перетру серебряный ошейник
И золотую цепь перегрызу,
Перемахну забор, ворвусь в репейник,
Порву бока — и выбегу в грозу!

VIII. * * *
Лес ушел, и обзор расширяется,
Вот и здания появляются,
Тени нам под колеса кидаются
И остаться в живых ухитряются.
Перекресточки — скорость сбрасывайте!
Паны, здравствуйте! Пани, здравствуйте!
И такие, кому не до братства, те
Тоже здравствуйте, тоже здравствуйте!
Я клоню свою голову шалую
Перед Варшавою, перед Варшавою.
К центру — «просто» — стремлюсь, поспешаю я,
Понимаю, дивлюсь, что в Варшаве я.
Вот она, многопослевоенная,
Несравнимая, несравненная, —
Не сравняли с землей, оглашенные,
Потому она и несравненная.
И порядочек здесь караулится:
Указатели — скоро улица.
Пред старушкой пришлось мне ссутулиться —
Выясняю, чтоб не обмишулиться,
А по-польски — познания хилые,
А старушка мне: — Прямо, милые! —
И по-прежнему засеменила и
Повторяла все: — Прямо, милые…
Хитрованская Речь Посполитая,
Польша панская, Польша битая,
Не единожды кровью умытая,
На Восток и на Запад сердитая,
И Варшава — мечта моя давняя, —
Оскверненная, многострадальная,
Перешедшая в область предания, —
До свидания, до свидания…

IX. Приговоренные к жизни
В дорогу — живо! Или — в гроб ложись.
Да! Выбор небогатый перед нами.
Нас обрекли на медленную жизнь —
Мы к ней для верности прикованы цепями.
А кое-кто поверил второпях —
Поверил без оглядки, бестолково.
Но разве это жизнь — когда в цепях?
Но разве это выбор — если скован?
Коварна нам оказанная милость —
Как зелье полоумных ворожих:
Смерть от своих — за камнем притаилась,
И сзади — тоже смерть, но от чужих.
Душа застыла, тело затекло,
И мы молчим, как подставные пешки,
А в лобовое грязное стекло
Глядит и скалится позор кривой усмешки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114