Только торговцы недвижимостью да гангстеры могли одеваться так элегантно.
На площади Ривер Авеню происходил митинг какой-то новой религиозной секты. В центре собравшейся толпы можно было разглядеть десяток автомобилей. Джерри обошел толпу и вошел под кров своего бывшего жилища. Жильцы уже снова сменились.
В загроможденном подвальном помещении сидели двое пожилых мужчин, которые тревожно переглянулись при появлении Джерри.
— О, да здесь новые хозяева! — сказал он бодро.
— Новые? — удивился один из жильцов, у которого на правой руке были только большой и указательный пальцы.
— Да, раньше я вас здесь не видел.
Босяки снова переглянулись.
— Вы знаете профессора Минвегена? — спросил Джерри.
Мужчины отрицательно покачали головами.
— Его называют Бобо, — добавил Джерри. — Я его друг. Мое имя Джерри. Я жил в этой самой комнате прошлой осенью.
Человекобоязненные подонки общества немного осмелели и почувствовали себя свободнее. Тот, у которого на правой руке было только два пальца, наконец издал звук:
— Ага. Он только что ушел.
— Куда?
— На улицу. Сегодня его черед слепым быть…
Другой жилец, у которого было большое синее пятно на лбу, тоже вступил в разговор:
— Так ты, наверное, тот самый музыкант на клозетной бумаге?
Джерри вздрогнул.
— Да, я…
— Вот красота, — продолжал мужчина с пятном на лбу. — А этот Бобо вообще — того, сумасшедший. Его надо в госпиталь… У него кое-что не в порядке.
Мужчина постучал пальцем по своему лбу.
— Возможно, — сдержанно согласился Джерри. — А когда Бобо вернется?
— Когда достанет кварту виски и чего-нибудь пожрать. Он не посмеет прийти с пустыми руками, раз мы обещали надавать ему по морде.
«Бедный Бобо», — подумал Джерри со вздохом, сел к столу и достал из кармана чековую книжку. Он написал чек на двести долларов и дал его тому босяку, у которого была метка на лбу.
— Передай Бобо это и привет от меня.
Джерри собрался уходить, но в дверях остановился, подумал секунду и сказал:
— Скажите Бобо, чтобы он позвонил мне завтра. Я живу в отеле «Уолдорф-Астория»…
— «Уолдорф»… — удивился меченый. — У меня там есть свой человек. Он там лифтером. Братишка мой. Говорят, это шикарное место.
Семипалый, оказалось, тоже знает гостиницу.
— Говорят, там всякую жратву подают на золотых тарелочках.
— Ну, это немного преувеличивают, — усмехнулся Джерри.
— А я слышал, там женщины купаются в молоке, — сказал меченый. — И до того они изнежены, что даже писают через шелк…
Жильцы трущобы начали соревноваться в осведомленности, и на закваске воображения все сведения у них раздувались до колоссальных размеров. Состязание перешло постепенно в словесную перепалку. Семипалый жилец уверял, что на кухне гостиницы — как он слышал от верных людей — варят картошку в чистом виски, а тесто для булочек замешивают на ликере. Тот, что с отметиной на лбу, считал это сказками и обещал узнать все доподлинно у своего брата, лифтера. Мужчины уже взялись за грудки, но тогда Джерри угостил каждого сигарой и стал расспрашивать, не знают ли они, где теперь профессор Пекк и Максуэл Боденхейм. Ни того ни другого уже не было. Профессор Уолтер Эрвин Пекк в одно прекрасное утро был найден в пустынном переулке с простреленной головой, а поэт Боденхейм попал в какую-то лечебницу для алкоголиков.
— К зеленым чертикам, — сказал человек с меченым лбом. — И этот Бобо скоро угодит туда же. Он уже до того обезумел, до того помешался, что все время говорит только о человеческой душе…
Джерри оставил жильцов подвала курить сигары, а сам вышел на улицу.
Солнце опустилось за каменные стены, а полицейские радиоавтомобили выехали в очередной объезд. Над Бауэри темнел весенний вечер, а над Радио Сити зажигались миллионы неоновых огней.
Два дня Джерри прожил более или менее спокойно. Он наслаждался удобствами жизни и писал чеки. Он никогда ничего не писал с таким удовольствием, — за все время его литературной деятельности это были самые чудесные творческие минуты. Но затем ласковое спокойствие начало превращаться в беспокойство. Однажды утром к нему в номер ворвалась миссис Говард из Бруклина, которая заявила:
— Доктор, теперь вы можете взять щенка Лауры. Ах, мистер Финн! Он уже так вырос! А какие уши! Если вы, доктор, завтра придете за ним, я сразу же рекомендую вас в бруклинский Спаниель-клуб. Что вы думаете, доктор, если мы назовем его Герберт? Это как раз самец.
Джерри соглашался со всеми предложениями и обещал забрать Герберта через пару дней. Едва только миссис Говард успела закрыть за собой дверь, как явилась делегация Американского союза музыкантов-любителей в составе шести человек для сообщения о том, что Союз избрал артиста Джерри Финна своим почетным членом. При этом ему преподнесли роскошный адрес, в котором высказывалась благодарность новому почетному члену за ту драгоценную и самоотверженную работу, которую он, не щадя усилий, проводит на благо развития музыкального искусства в Новом свете. Джерри был глубоко тронут столь большой и столь неожиданной честью и обещал пожертвовать Союзу во время весенней кампании по сбору средств пятьсот штук расчесок «Джерри» новейшей модели и тонну туалетной бумаги.
Когда делегация удалилась, Джерри позвал коридорного и не велел больше никого пускать.
— Мне нездоровится. Я не хочу никого видеть.
— О'кэй, мистер Финн, — ответил юноша.
— Постойте! Я сделаю одно небольшое исключение. Если меня спросит профессор Минвеген — пусть он войдет. Это мой личный врач.
Слуга записал имя в книжечку и сказал, уходя:
— О'кэй, мистер Финн. Только личный врач Минвеген…
Джерри пошел в ванную комнату и собирался начать бриться, как вдруг услыхал сильный шум и крики, доносившиеся из коридора. Он поспешил к двери и стал прислушиваться. Казалось, за дверью кто-то боролся и царапался. Вдруг раздался треск, и дверь распахнулась. На красном ковре коридора лежала победительница — миссис Джоан Финн.
— Какой бессовестный мальчишка! — воскликнула она. — Не хотел меня пускать!
Джоан поднялась, вошла в комнату и закрыла за собою дверь. Джерри смутился, но не испугался. Какая-то непостижимая сила придала ему храбрости. Он был точно гладиатор, для которого храбрость имела большее значение, чем жена, поскольку он все равно не мог обладать и тем и другим.
— Джерри, — проговорила Джоан, обвив руками его шею. — Почему ты не отвечал на мои письма?
— Не успел…
— Господи, какой ты милый! Я все еще могла бы тебя любить.
Джоан поцеловала мужа, отпустила его шею и вздохнула:
— Но теперь уже поздно. Вероятно, уже поздно. Ты даже не предлагаешь мне сесть?
— Пожалуйста, прошу! Ты куришь?
— Конечно.
Джерри дал жене сигарету, предложил огня и сам сел рядом с нею.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81