Резкая зелень кипарисов, окутанная нежной голубизной воздуха, темной бахромой окружала плато. И ничего, кроме этих деревьев, только голый, опустошенный склон, грязно-серый от пыли; то тут, то там среди редкого кустарника выступали из земли развалины древних стен. Полнейший разгром, места раскопок, наводящие уныние, как пятна проказы, и способные вдохновить одних лишь ученых.
— Дома Тиберия, Калигулы и Флавиев там, наверху, — пояснил гид. — Но мы прибережем их напоследок, сперва надо обойти кругом,
Он свернул влево, остановился перед каким-то углублением в склоне холма, напоминавшим пещеру.
— Вот логово волчицы, которая вскормила Ромула и Рема. Прежде у входа была еще смоковница — Руминал, под ее сенью приютились близнецы.
Старый солдат давал свои пояснения с такой простодушной верой в подлинность всего, о чем говорил, он так гордился реликвиями древней славы родного города, что аббат не мог удержаться от улыбки. Но когда почтенный гид показал ему тут же, рядом с пещерой, остатки древнего Рима — Roma quadrata — развалины стен, видимо, действительно относящихся к эпохе основания Рима, любопытство Пьера было возбуждено и сердце его забилось сильнее. Не потому, конечно, что это было такое уж удивительное зрелище: всего лишь несколько тесаных каменных глыб, нагроможденных одна на другую и не скрепленных ни цементом, ни известью. Но эти выветрившиеся, почернелые камни некогда поддерживали прославленное своей мощью и великолепием здание, они говорили о далеком прошлом, о двадцати семи веках истории, и потому обретали необыкновенную величавость.
Осмотр продолжался; Пьер и его провожатый опять свернули вправо, все время двигаясь вдоль склона холма. Сюда, вероятно, некогда доходили дворцовые пристройки: обломки портиков, рухнувших стен, извлеченные из праха колонны и фризы тянулись по бокам ухабистой тропинки, извивавшейся среди кладбищенских сорняков; и проводник в который уже раз сообщал то, что успел затвердить, десять лет изо дня в день повторяя одно и то же; самые сомнительные сведения он выдавал за самые достоверные, ему были известны название, назначение, история любого обломка.
— Дом Августа, — заключил он, указывая рукой на глыбы земли.
На этот раз Пьер, который ровно ничего не увидел, осмелился спросить:
— Где же?
— Эх, господин аббат, передняя стена, говорят, еще в конце прошлого века была видна. Входили-то с другой стороны, с той, где Священная дорога — Виа-Сакра. А с этой — был широкий балкон, он возвышался над огромным цирком Массимо, оттуда смотрели на игрища... Впрочем, сами видите, дворец все еще почти целиком погребен под этим обширным садом, что там, наверху, а сад этот — виллы Миллс; вот когда деньги для раскопок раздобудут, дворец наверняка обнаружат, да и храм Аполлона и храм Весты, что были рядом.
Сторож свернул влево, и они очутились на древнем стадионе; то был небольшой цирк, где некогда происходили состязания в беге; он расположился тут же, сбоку от дома Августа; на этот раз священник был поражен, почти восхищен. Не то чтобы руины хорошо сохранились и выглядели очень величественно: ни одна колонна не стояла на месте, только справа еще высились какие-то стены, но весь план здания был восстановлен: каменные столбы по углам, портик вокруг беговой дорожки, огромная императорская ложа, сначала находившаяся слева, в доме Августа, а затем перенесенная во дворец Септимия Севера, расположенный справа. А словоохотливый сторож все водил и водил Пьера среди руин, не скупясь на пояснения и заверяя, что господа из управления по раскопкам изучили стадион как свои пять пальцев и теперь могут установить все в точности, — и где каких ордеров были колонны, и какие статуи стояли в нишах, и каким именно мрамором облицованы были стены.
— О, эти господа совершенно спокойны, — с блаженным видом объявил он под конец. — Немцам прицепиться здесь будет не к чему, не удастся им у нас все вверх дном перевернуть, как на Форуме: там теперь не разберешь что к чему, так они со своей наукой все переворошили.
Пьер улыбнулся и, шагая по разрушенным ступеням и деревянным мосткам, переброшенным через рытвины, с удвоенным любопытством последовал за сторожем во дворец Септимия Севера. Гигантские руины возвышались на южной оконечности Палатина, господствуя над Аппиевой дорогой и расстилавшейся вдали необозримой Кампаньей. От дворца уцелели лишь подземные сооружения, гигантские залы под сводами террас, устроенных затем, чтобы расширить площадку холма, оказавшуюся чересчур тесной; но мощные и нерушимые громады этих обезглавленных гигантов уже сами по себе давали достаточное представление о великолепии здания, которое они поддерживали. Там же возвышалась и прославленная семиярусная башня Септизоний, исчезнувшая лишь в четырнадцатом столетии. Поддерживаемая циклопическими сводами, еще сохранилась одна из террас, откуда открывается восхитительный вид. Дальше громоздятся полуразрушенные толстые стены, сквозь рухнувшие потолки видны зияющие провалы, вереницей тянутся нескончаемые коридоры, огромные залы, назначение которых еще не удалось установить. Заботами новой администрации руины эти содержатся в полном порядке: мусор убрали, сорные травы выпололи, и остатки древности, утратив свою романтическую одичалость, обрели угрюмую наготу и величие. Но в тот час животворящие солнечные лучи золотили древние стены, проникали сквозь пробоины в глубину темных зал, оживляя сверкающей пылью задумчивую немоту царственных останков, извлеченных из праха, где они покоились веками. Солнце вновь набрасывало пурпурную мантию императорской славы на эту старую кирпичную кладку — рыжую, скрепленную цементом и лишенную своего пышного мраморного одеяния.
Пьер бродил уже около полутора часов, но ему предстояло еще осмотреть множество дворцов более раннего происхождения на севере и востоке плато.
— Придется вернуться, — сказал проводник. — Сами видите, сады виллы Миллс и монастырь святого Бонавентуры загораживают нам дорогу. Вот когда начнут раскопки и все тут порасчистят, можно будет пройти... Эх, господин аббат, походили бы вы по Палатину лет пятьдесят назад! Я видел планы тех годов. Одни виноградники да еще небольшие сады за живой изгородью — настоящая деревня, пустынно, как в поле, кругом ни души... И подумать только, что все эти дворцы находились там, под землей!
Пьер продолжал идти за своим гидом, они опять оказались перед домом Августа, поднялись и очутились внутри огромного, наполовину еще погребенного под соседней виллой дома Флавиев с множеством больших и малых зал, назначение которых по-прежнему вызывает споры. Тронная зала, зала суда, пиршественная зала, перистиль — все это как будто установлено наверняка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211
— Дома Тиберия, Калигулы и Флавиев там, наверху, — пояснил гид. — Но мы прибережем их напоследок, сперва надо обойти кругом,
Он свернул влево, остановился перед каким-то углублением в склоне холма, напоминавшим пещеру.
— Вот логово волчицы, которая вскормила Ромула и Рема. Прежде у входа была еще смоковница — Руминал, под ее сенью приютились близнецы.
Старый солдат давал свои пояснения с такой простодушной верой в подлинность всего, о чем говорил, он так гордился реликвиями древней славы родного города, что аббат не мог удержаться от улыбки. Но когда почтенный гид показал ему тут же, рядом с пещерой, остатки древнего Рима — Roma quadrata — развалины стен, видимо, действительно относящихся к эпохе основания Рима, любопытство Пьера было возбуждено и сердце его забилось сильнее. Не потому, конечно, что это было такое уж удивительное зрелище: всего лишь несколько тесаных каменных глыб, нагроможденных одна на другую и не скрепленных ни цементом, ни известью. Но эти выветрившиеся, почернелые камни некогда поддерживали прославленное своей мощью и великолепием здание, они говорили о далеком прошлом, о двадцати семи веках истории, и потому обретали необыкновенную величавость.
Осмотр продолжался; Пьер и его провожатый опять свернули вправо, все время двигаясь вдоль склона холма. Сюда, вероятно, некогда доходили дворцовые пристройки: обломки портиков, рухнувших стен, извлеченные из праха колонны и фризы тянулись по бокам ухабистой тропинки, извивавшейся среди кладбищенских сорняков; и проводник в который уже раз сообщал то, что успел затвердить, десять лет изо дня в день повторяя одно и то же; самые сомнительные сведения он выдавал за самые достоверные, ему были известны название, назначение, история любого обломка.
— Дом Августа, — заключил он, указывая рукой на глыбы земли.
На этот раз Пьер, который ровно ничего не увидел, осмелился спросить:
— Где же?
— Эх, господин аббат, передняя стена, говорят, еще в конце прошлого века была видна. Входили-то с другой стороны, с той, где Священная дорога — Виа-Сакра. А с этой — был широкий балкон, он возвышался над огромным цирком Массимо, оттуда смотрели на игрища... Впрочем, сами видите, дворец все еще почти целиком погребен под этим обширным садом, что там, наверху, а сад этот — виллы Миллс; вот когда деньги для раскопок раздобудут, дворец наверняка обнаружат, да и храм Аполлона и храм Весты, что были рядом.
Сторож свернул влево, и они очутились на древнем стадионе; то был небольшой цирк, где некогда происходили состязания в беге; он расположился тут же, сбоку от дома Августа; на этот раз священник был поражен, почти восхищен. Не то чтобы руины хорошо сохранились и выглядели очень величественно: ни одна колонна не стояла на месте, только справа еще высились какие-то стены, но весь план здания был восстановлен: каменные столбы по углам, портик вокруг беговой дорожки, огромная императорская ложа, сначала находившаяся слева, в доме Августа, а затем перенесенная во дворец Септимия Севера, расположенный справа. А словоохотливый сторож все водил и водил Пьера среди руин, не скупясь на пояснения и заверяя, что господа из управления по раскопкам изучили стадион как свои пять пальцев и теперь могут установить все в точности, — и где каких ордеров были колонны, и какие статуи стояли в нишах, и каким именно мрамором облицованы были стены.
— О, эти господа совершенно спокойны, — с блаженным видом объявил он под конец. — Немцам прицепиться здесь будет не к чему, не удастся им у нас все вверх дном перевернуть, как на Форуме: там теперь не разберешь что к чему, так они со своей наукой все переворошили.
Пьер улыбнулся и, шагая по разрушенным ступеням и деревянным мосткам, переброшенным через рытвины, с удвоенным любопытством последовал за сторожем во дворец Септимия Севера. Гигантские руины возвышались на южной оконечности Палатина, господствуя над Аппиевой дорогой и расстилавшейся вдали необозримой Кампаньей. От дворца уцелели лишь подземные сооружения, гигантские залы под сводами террас, устроенных затем, чтобы расширить площадку холма, оказавшуюся чересчур тесной; но мощные и нерушимые громады этих обезглавленных гигантов уже сами по себе давали достаточное представление о великолепии здания, которое они поддерживали. Там же возвышалась и прославленная семиярусная башня Септизоний, исчезнувшая лишь в четырнадцатом столетии. Поддерживаемая циклопическими сводами, еще сохранилась одна из террас, откуда открывается восхитительный вид. Дальше громоздятся полуразрушенные толстые стены, сквозь рухнувшие потолки видны зияющие провалы, вереницей тянутся нескончаемые коридоры, огромные залы, назначение которых еще не удалось установить. Заботами новой администрации руины эти содержатся в полном порядке: мусор убрали, сорные травы выпололи, и остатки древности, утратив свою романтическую одичалость, обрели угрюмую наготу и величие. Но в тот час животворящие солнечные лучи золотили древние стены, проникали сквозь пробоины в глубину темных зал, оживляя сверкающей пылью задумчивую немоту царственных останков, извлеченных из праха, где они покоились веками. Солнце вновь набрасывало пурпурную мантию императорской славы на эту старую кирпичную кладку — рыжую, скрепленную цементом и лишенную своего пышного мраморного одеяния.
Пьер бродил уже около полутора часов, но ему предстояло еще осмотреть множество дворцов более раннего происхождения на севере и востоке плато.
— Придется вернуться, — сказал проводник. — Сами видите, сады виллы Миллс и монастырь святого Бонавентуры загораживают нам дорогу. Вот когда начнут раскопки и все тут порасчистят, можно будет пройти... Эх, господин аббат, походили бы вы по Палатину лет пятьдесят назад! Я видел планы тех годов. Одни виноградники да еще небольшие сады за живой изгородью — настоящая деревня, пустынно, как в поле, кругом ни души... И подумать только, что все эти дворцы находились там, под землей!
Пьер продолжал идти за своим гидом, они опять оказались перед домом Августа, поднялись и очутились внутри огромного, наполовину еще погребенного под соседней виллой дома Флавиев с множеством больших и малых зал, назначение которых по-прежнему вызывает споры. Тронная зала, зала суда, пиршественная зала, перистиль — все это как будто установлено наверняка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211