Он моментально закрыл свою дверь и затаил дыхание, переведя его только тогда, когда услышал, что по коридору идет только один человек. Он подождал, когда откроются и закроются двери лифта, и решил подождать еще немного. Было всего девять часов вечера, и он подумал, что может позволить себе это. Эль-Кушир никогда не выходил вечером из номера, и сейчас ему, наверное, надо было позвонить своим хозяевам и сообщить, что билет он приобрел без проблем. Если он не позвонит, то они поймут, что что-то не так.
Мельник ждал почти до одиннадцати, он не был уверен, что Эль-Кушир уже завершил все свои дела. И все-таки он решился. Достав небольшую коробочку, похожую на портативную радиостанцию, он вытащил антенну и осторожно поставил ее на ночной столик. Вместо шкалы настройки у этой радиостанции была одна-единственная кнопка. Мельник поднял трубку телефона и набрал номер комнаты Эль-Кушира. В трубке прозвучало четыре гудка, пятый… Неужели Эль-Кушир мог выйти из номера, а он не заметил этого? Наконец трубку сняли.
– Да? – спросил Эль-Кушир заспанным голосом. Наверное, телефонный звонок разбудил его.
– Месье Эль-Кушир?
– Да. А в чем дело?
Мельник убрал телефонную трубку от уха и нажал на кнопку радиостанции. Телефон замолчал, и он положил трубку на аппарат.
Мельник ничего не услышал. Он подошел к двери номера, открыл ее и выглянул в холл, чтобы убедиться в отсутствии посторонних. Тишина, никого. Тихонько закрыв дверь, он подошел к кровати и лег, даже не подумав раздеться, так как понимал, что не уснет. Он лежал на спине, заложив руки за голову, прислушиваясь к малейшим звукам в холле и глядя в потолок. Так он пролежал до рассвета.
Поднявшись с кровати, Мельник надел парик, слегка затемненные очки, взял шляпу, пальто, чемодан и вышел из номера. Было тихо, в дверь номера Эль-Кушира никто не стучал, а это означало, что никто не пытался вечером дозвониться до него, и никого не беспокоило, что его телефон не работал. Его найдет горничная. Мельник на мгновение почувствовал жалость к женщине, входящей в номер и обнаруживающей человека, у которого снесено полголовы, но тут уж ничего не поделаешь. Потом об этой смерти узнают все, но человек с паспортом доложит своим хозяевам, что во время его пребывания в отеле ничего подозрительного не произошло, и они, возможно, решат, что человек, подложивший взрывчатку в телефон, не обнаружил авиационный билет и паспорт. Дэвид подумал, что они, вероятно, посчитают надежными принятые меры предосторожности и не отложат поездку в Нью-Йорк, хотя могут для большей безопасности поменять время вылета и рейс. Будет интересно, если кто-то сможет выяснить, зачем этот человек летит в Нью-Йорк.
Мельник выписался из отеля в половине восьмого утра и присоединился к утренней очереди туристов, стремящихся успеть на свои рейсы на Лондон, Брюссель, Рим или Тель-Авив.
2
Коридор был длинным, хорошо освещенным и пустым. Двери кабинетов располагались вдоль стен через равные промежутки в двенадцать футов. Освещался коридор неоновыми лампами, установленными на потолке, и через единственное окно в конце холла. В это раннее утро солнечные лучи отражались от белых облицовочных плит здания, и яркие блики от окна резали глаза Джулиану Мазору, который стоял возле двери своего кабинета, разглядывая коридор и куря свою последнюю на сегодняшний день сигарету. Было девять часов двенадцать минут утра, и он думал, как ему удастся остаток дня прожить без еще одной сигареты. Нет, он не сможет. Черт побери, он понимал, что прикончит пачку до ланча, и все же продолжал задавать себе этот вопрос.
Щурясь от ярких лучей солнца, он бросил еще один взгляд на коридор и с сожалением вздохнул, как делал всегда, когда возникала сложная проблема. В такие моменты он говорил себе, что если бы работал в Скотленд-ярде, то все было бы иначе. Он был уверен, что в Скотленд-ярде коридоры темные и извилистые, в кабинетах камины, на полу лежат тяжелые ковры, на стенах висят старинные картины, а мебель громоздкая и полированная.
Он знал, конечно, что это совсем не так, потому что спрашивал у многих сотрудников Скотленд-ярда об их рабочих местах, но он любил старые детективные романы, и ему нравилось представлять, что где-то подобная обстановка существует в реальности. А здесь, в штаб-квартире Моссад в Израиле, все было бесцветным, функциональным, эффективным и угнетающим. Он мечтал о викторианской обстановке, о скрытых намеках вместо прямых указаний, о загримированных фигурах, молча проходящих затемненными коридорами. Он снова вздохнул, зашел в кабинет, закрыл за собой дверь и, подойдя к столу, достал последнюю сигарету. Докурив ее большими затяжками почти до фильтра, он затушил окурок, сел за стол и снова прочитал отчет.
Мазор обхватил голову руками и помотал ею. Где это написано, – подумал он про себя, – что агент должен иметь «интуицию»? Где эти идиоты нахватались таких понятий? Он старался, Бог свидетель, что он старался вдолбить им, что лучший способ точно выполнять приказы – это выполнять приказы. Интуиция – прерогатива высших чиновников штабов, где люди могут позволить себе это, потому что не умеют делать ничего лучшего. В штабе человек может сидеть откинувшись в кресле и, подперев рукой голову, думать о чьей-то судьбе и фантазировать о том, что может произойти в этом самом невероятном из миров. Потом этот человек может спустить свои фантазии в сортир и обратиться к реальностям этого самого делового из миров.
Вот чьей прерогативой является интуиция – штабов и сортира. В условиях агентурной работы интуиция называется гаданием, а гадание не лучший путь укрепления национальной безопасности. Но как убедить игрока в кости, что он обречен уже в тот момент, когда делает свой первый бросок?
Мазор вздохнул. Он снова начал рассуждать о Мельнике. Вот если бы Мельник был одним из тех молодых новичков, пришедших со школьной скамьи, Мазору нужно было бы просто отшлепать его по заднице и научить не совать нос в чужие дела. Но Мельнику было тридцать восемь лет, он был почти одного возраста с Мазором, а на самом деле даже постарше, так как Мельник был из первого поколения «сабров». Эти сабры были хуже всех. Сегодняшняя еврейская молодежь, похоже, слегка отличается от молодежи в других странах, но те первые евреи, родившиеся в первые годы существования нового государства Израиль, были совсем другими существами, иными представителями рода человеческого. Может, Господь создал их потому, что именно в таких людях нуждалась нация, окруженная со всех сторон врагами? Или такими их сделали матери, видевшие в них первых настоящих евреев, подобных тем, которые родились свыше двух тысяч лет назад?
Он улыбнулся, вспомнив старую шутку: Вопрос:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134
Мельник ждал почти до одиннадцати, он не был уверен, что Эль-Кушир уже завершил все свои дела. И все-таки он решился. Достав небольшую коробочку, похожую на портативную радиостанцию, он вытащил антенну и осторожно поставил ее на ночной столик. Вместо шкалы настройки у этой радиостанции была одна-единственная кнопка. Мельник поднял трубку телефона и набрал номер комнаты Эль-Кушира. В трубке прозвучало четыре гудка, пятый… Неужели Эль-Кушир мог выйти из номера, а он не заметил этого? Наконец трубку сняли.
– Да? – спросил Эль-Кушир заспанным голосом. Наверное, телефонный звонок разбудил его.
– Месье Эль-Кушир?
– Да. А в чем дело?
Мельник убрал телефонную трубку от уха и нажал на кнопку радиостанции. Телефон замолчал, и он положил трубку на аппарат.
Мельник ничего не услышал. Он подошел к двери номера, открыл ее и выглянул в холл, чтобы убедиться в отсутствии посторонних. Тишина, никого. Тихонько закрыв дверь, он подошел к кровати и лег, даже не подумав раздеться, так как понимал, что не уснет. Он лежал на спине, заложив руки за голову, прислушиваясь к малейшим звукам в холле и глядя в потолок. Так он пролежал до рассвета.
Поднявшись с кровати, Мельник надел парик, слегка затемненные очки, взял шляпу, пальто, чемодан и вышел из номера. Было тихо, в дверь номера Эль-Кушира никто не стучал, а это означало, что никто не пытался вечером дозвониться до него, и никого не беспокоило, что его телефон не работал. Его найдет горничная. Мельник на мгновение почувствовал жалость к женщине, входящей в номер и обнаруживающей человека, у которого снесено полголовы, но тут уж ничего не поделаешь. Потом об этой смерти узнают все, но человек с паспортом доложит своим хозяевам, что во время его пребывания в отеле ничего подозрительного не произошло, и они, возможно, решат, что человек, подложивший взрывчатку в телефон, не обнаружил авиационный билет и паспорт. Дэвид подумал, что они, вероятно, посчитают надежными принятые меры предосторожности и не отложат поездку в Нью-Йорк, хотя могут для большей безопасности поменять время вылета и рейс. Будет интересно, если кто-то сможет выяснить, зачем этот человек летит в Нью-Йорк.
Мельник выписался из отеля в половине восьмого утра и присоединился к утренней очереди туристов, стремящихся успеть на свои рейсы на Лондон, Брюссель, Рим или Тель-Авив.
2
Коридор был длинным, хорошо освещенным и пустым. Двери кабинетов располагались вдоль стен через равные промежутки в двенадцать футов. Освещался коридор неоновыми лампами, установленными на потолке, и через единственное окно в конце холла. В это раннее утро солнечные лучи отражались от белых облицовочных плит здания, и яркие блики от окна резали глаза Джулиану Мазору, который стоял возле двери своего кабинета, разглядывая коридор и куря свою последнюю на сегодняшний день сигарету. Было девять часов двенадцать минут утра, и он думал, как ему удастся остаток дня прожить без еще одной сигареты. Нет, он не сможет. Черт побери, он понимал, что прикончит пачку до ланча, и все же продолжал задавать себе этот вопрос.
Щурясь от ярких лучей солнца, он бросил еще один взгляд на коридор и с сожалением вздохнул, как делал всегда, когда возникала сложная проблема. В такие моменты он говорил себе, что если бы работал в Скотленд-ярде, то все было бы иначе. Он был уверен, что в Скотленд-ярде коридоры темные и извилистые, в кабинетах камины, на полу лежат тяжелые ковры, на стенах висят старинные картины, а мебель громоздкая и полированная.
Он знал, конечно, что это совсем не так, потому что спрашивал у многих сотрудников Скотленд-ярда об их рабочих местах, но он любил старые детективные романы, и ему нравилось представлять, что где-то подобная обстановка существует в реальности. А здесь, в штаб-квартире Моссад в Израиле, все было бесцветным, функциональным, эффективным и угнетающим. Он мечтал о викторианской обстановке, о скрытых намеках вместо прямых указаний, о загримированных фигурах, молча проходящих затемненными коридорами. Он снова вздохнул, зашел в кабинет, закрыл за собой дверь и, подойдя к столу, достал последнюю сигарету. Докурив ее большими затяжками почти до фильтра, он затушил окурок, сел за стол и снова прочитал отчет.
Мазор обхватил голову руками и помотал ею. Где это написано, – подумал он про себя, – что агент должен иметь «интуицию»? Где эти идиоты нахватались таких понятий? Он старался, Бог свидетель, что он старался вдолбить им, что лучший способ точно выполнять приказы – это выполнять приказы. Интуиция – прерогатива высших чиновников штабов, где люди могут позволить себе это, потому что не умеют делать ничего лучшего. В штабе человек может сидеть откинувшись в кресле и, подперев рукой голову, думать о чьей-то судьбе и фантазировать о том, что может произойти в этом самом невероятном из миров. Потом этот человек может спустить свои фантазии в сортир и обратиться к реальностям этого самого делового из миров.
Вот чьей прерогативой является интуиция – штабов и сортира. В условиях агентурной работы интуиция называется гаданием, а гадание не лучший путь укрепления национальной безопасности. Но как убедить игрока в кости, что он обречен уже в тот момент, когда делает свой первый бросок?
Мазор вздохнул. Он снова начал рассуждать о Мельнике. Вот если бы Мельник был одним из тех молодых новичков, пришедших со школьной скамьи, Мазору нужно было бы просто отшлепать его по заднице и научить не совать нос в чужие дела. Но Мельнику было тридцать восемь лет, он был почти одного возраста с Мазором, а на самом деле даже постарше, так как Мельник был из первого поколения «сабров». Эти сабры были хуже всех. Сегодняшняя еврейская молодежь, похоже, слегка отличается от молодежи в других странах, но те первые евреи, родившиеся в первые годы существования нового государства Израиль, были совсем другими существами, иными представителями рода человеческого. Может, Господь создал их потому, что именно в таких людях нуждалась нация, окруженная со всех сторон врагами? Или такими их сделали матери, видевшие в них первых настоящих евреев, подобных тем, которые родились свыше двух тысяч лет назад?
Он улыбнулся, вспомнив старую шутку: Вопрос:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134