ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Варвара наблюдала за этими знакомыми манипуляциями с растущим интересом. «Неужели даст? – думала она. – Точно, даст. Интересно, сколько? И с какой радости? Я уже месяц не сдавала ему ничего, кроме заметок для отдела происшествий. За что же он собирается мне заплатить? Дура ты, Белкина. Как это за что? За молчание! Неужели его все-таки подмазали и все эти слезливые причитания – просто способ оставить себе побольше, а мне отстегнуть поменьше? Ладно, посмотрим, в какую сумму вы оцениваете мое молчание, уважаемый господин Якубовский. Продаваться нам не привыкать, но дешево нас не купишь…»
Яков Павлович со стуком задвинул ящик, вынул из-под стола руки и положил их перед собой, сцепив ладони в замок. Из этого замка торчала тощая стопочка зеленых бумажек. Варвара поймала себя на том, что деньги притягивают ее глаза, как сильный магнит, заставила себя отвести взгляд от ладоней главного редактора и с нарочито равнодушным видом закурила очередную сигарету.
– Триста, – сказал Якубовский, кладя деньги на стол.
– Странная сумма, – откликнулась Варвара, заставляя себя не смотреть на деньги, в которых, как всегда, остро нуждалась. – Для милостыни многовато, а для отступного слишком мало.
– Цинизм – оружие слабых, – ввернул Яков Павлович вычитанную в незапамятные времена цитату.
– А я и есть слабая, – сказала Варвара. – Я слабая женщина, а меня здесь затирают, унижают и оскорбляют. На, сиротка, денежку… Мне подачки не нужны, я умею зарабатывать себе на хлеб.
– На хлеб, – фыркнул Якубовский.
– Знаешь, сколько хлеба можно съесть на триста долларов? Ни в одно платье не влезешь. И потом, кто здесь говорит о подачках? Это аванс. У меня есть для тебя работа.
– Ушам своим не верю, – сказала Варвара. – Да неужто? А что произошло? Чью-нибудь кошку переехал самосвал?
– Мне нужна статья о Басманове, – не обращая внимания на сарказм подчиненной, сказал главный редактор. – Хорошая статья, развернутая. Как ты умеешь.
– О Басманове? – Варвара недовольно поморщилась. – Это который с чайником? Да что же тут разворачивать? Ну, эмигрант первой волны, белогвардеец… Ну, удачно женился, хорошо вложил деньги жены, разбогател.
Коллекционер произведений искусства, одна из самых богатых коллекций во Франции. Ну, помер благополучно и завещал своей исторической родине чайник работы Фаберже… Между прочим, бред какой-то: Фаберже и вдруг чайник. Сроду Фаберже никаких чайников не делал. Скоро утюги работы Челлини начнут всплывать. С бриллиантами и изумрудами… И вообще, о чем тут писать? С момента оглашения завещания прошло два месяца, и за два месяца нам этим чайником все уши прожужжали. Меня лично от этого чайника уже тошнит, что уж говорить о ни в чем не повинных читателях?
– Ты все сказала?
– выждав несколько секунд, спросил Якубовский. – Лично мне показалось, что ты хотела поработать. Я даю тебе задание. Задание звучит так: в эту субботу в министерстве культуры состоится торжественная церемония передачи дара господина Басманова российской стороне. Приедут французы, все будет очень официально и торжественно, с речами и банкетом. На банкет нашего брата, конечно, не пустят…
– А вот это вопрос спорный, – негромко пробормотала Варвара.
– Тем более, – согласился редактор. – В твоих способностях я никогда не сомневался. Так вот, все, что я тебе сейчас сказал, изложено в пресс-релизе, разосланном министерством культуры. То есть на эту церемонию из нашего брата-журналиста не придет только ленивый да еще, может быть, смертельно больной. Телевидение, радио и вообще все на свете… В такой ситуации слепить из этого дерьма конфетку сможешь только ты, Варвара.
– Сомнительно, – сказала Белкина. – Но за комплимент спасибо. Разрешаю налить мне еще двадцать граммов. Чем черт не шутит: вдруг вы мне все-таки понравитесь?
– Уволь, – с улыбкой сказал Якубовский, наполняя рюмки. – Ты что, смерти моей хочешь?
– По-моему, смерть в моей постели для мужчины вашего возраста не менее почетна, чем на поле боя, – лукаво сказала Варвара.
– Так оно и есть, – согласился редактор. – Но я человек мирный.., уже давно, – добавил он, немного подумав. – Давай вернемся к нашим баранам. До субботы еще четыре дня. Если заняться делом вплотную, можно как следует подготовиться. Мне видятся в этой теме кое-какие перспективы. Вот ты, например, только что возмущалась: какое отношение Фаберже имеет к кухонной утвари и, в частности, к этому чайнику? Резонный вопрос, между прочим. Так почему бы тебе не попытаться найти на него ответ? Вопросов тут много. Что за чайник? Почему чайник, а не.., вот же черт!., не утюг? Откуда? Каким образом попал во Францию и, в частности, в коллекцию этого белогвардейца? В пресс-релизе было упомянуто, что чайник восстановлен в первоначальном виде. Что это значит? Что, к нему ручки какие-нибудь припаивали, носик? Тогда где его настоящий, родной носик? Золото не ржавеет, и значит, потерянная деталь до сих пор лежит в чьем-то комоде. Это же настоящий детектив! И никакой порнографии…
– Ну да, – насмешливо подхватила Белкина. – После выхода статьи всю Россию непременно охватит эпидемия кладоискательства. Граждане поголовно отправятся рыться на чердаках и свалках в надежде отыскать золотую ручку от чайника…
– А почему бы и нет? Пусть себе роются. А вдруг действительно найдут? И ты не ленись, поройся в архивах, поспрашивай знающих людей. Чем черт не шутит? Вдруг действительно что-то интересное нащупаешь? Читатель устал от бандитских некрологов, а тут прямо приключенческий роман: золото, война, революция, эмиграция, потерянное и возвращенное сокровище…
– Заказ ясен, – сказала Варвара. – Этакая романтическая сказка со счастливым концом. Господи, чем только не приходится заниматься из-за денег!
Она решительно сгребла со стола купюры и поднялась, на мгновение сверкнув белозубой улыбкой. Главный редактор улыбнулся в ответ, подумав о том, что головная боль, оказывается, бывает порой удивительно красивой. Варвара Белкина была его постоянной головной болью, но газета держалась на плаву во многом благодаря ей.
Когда журналистка ушла, на ходу убирая деньги в сумочку и явно прикидывая, на что их потратить, Якубовский вздохнул и снова наполнил свою рюмку. Вопрос о Гаспарове был снят – на время, а может быть, и навсегда. Право же, за это стоило выпить.
* * *
Сергей загнал машину в гостеприимно распахнутые ворота гаража, выключил двигатель и некоторое время неподвижно сидел за рулем, привыкая к тому, что он снова дома и никуда не должен торопиться. Стоило на секунду закрыть глаза, как перед ним сразу же возникала дорога: нагретый неярким сентябрьским солнцем асфальт, пестрящий несущимися навстречу белыми полосами разметки, бесконечные просторы убранных полей, отдыхающих в ожидании нового посева, подернутые голубоватой дымкой очертания гор на горизонте, а потом и сами горы – старые, выветренные, крошащиеся, сначала пологие, а потом становящиеся все выше и круче, – и горные серпантины, где справа возвышается, уходя в самое небо, испещренная поперечными бороздами и трещинами отвесная стена, а слева зияет пропасть, на дне которой курчавится темная зелень деревьев, белеют торчащие из нее верхушки скал и тускло блестит на солнце серо-стальная змейка неглубокой прозрачной реки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95