— Почему нет? Провожу.
Шоркин представил лицо продавца, когда тот увидит его вместе с Руфиной. Уж где-где, а в «Магнолии» её должны знать хорошо.
Они вошли в магазин через дверь, услужливо распахнутую краснощеким вышибалой в камуфляже. Тут же бесшумно возник уже знакомый продавец.
— Здравствуйте, госпожа Бергман. Что вы желаете? — Затем продавец взглянул на Шоркина и сделал вид, что страшно рад его приходу. — Мы с вами знакомы, не так ли? Как вас, извините…
— Это не обязательно.
— Да, да, это не обязательно. Проходите, госпожа Бергман. Мы рады вас видеть.
Услужливый продавец сразу же переключил внимание на даму, хорошо понимая, кто в этой паре есть кто.
Руфина, не проявляя интереса к продавцу, прошла к секции белья и легкого платья. Сняла с демонстрационных стоек несколько блузок вместе с фирменными вешалками, вошла в примерочную кабинку. Задернула за собой розовую занавеску.
Шоркин остался неподалеку, не зная, что ему делать. Неожиданно раздался рассерженный голос Руфины.
— Ну, что ты там застрял? Кто мне скажет, идет вещь или нет? Зайди же.
Шоркин раздвинул занавески, вошел в кабинку и буквально остолбенел от неожиданности. В трех зеркалах — вид спереди и с боков — отражалась госпожа Руфина, раздетая по пояс. Он увидел её полную, близкую к перезрелости грудь, свободную от каких-либо оков и драпировок цивилизации, родинку посередине ложбинки, розовые окружья сосков. Увидел и застыл в растерянности.
— Тебе плохо? — Голос Руфины звучал насмешливо. — Попросить воды?
— Нет… — Он старался говорить потише, чтобы не слышал продавец, болтавшийся рядом. — Однако…
— Ах это! — Руфина повернулась к нему и ладонями приподняла обе груди. — Я не думала, что тебя это так смутит.
— Смутит? Нисколько. — Шоркин умел быстро принимать новые условия игры. — Если честно, то это просто восхитительно. Знаешь, примерно так же, как выйдешь из дома, а солнце тебе прямо в глаза. И сразу слепнешь. — Он легонько шлепнул её по упругим ягодицам. Подумал: а чем я рискую? Она сама напрашивается на ответное хамство, так пусть и получит. — Так мы примеряем?
— Мальчиша, не хамите. — В голосе Руфины забулькал уже знакомый ему смех. — Почему я тебя не знала раньше, не скажешь?
Она надевала и снимала блузки одну за другой. Крутилась возле зеркал, а Шоркин, увлеченный новой для него ролью камеристки при знатной даме, с удовольствием одергивал обновы, оглаживал их на спине хозяйки, касался её груди, талии, бедер. И не грубо, а легкими ласкающими движениями. Руфина смеялась. Ей нравилась эта игра. Она щекотала нервы, возбуждала, заставляла сердце биться сильнее.
Руфина купила сразу три новые блузки и яркий широкий, отчаянно модный галстук для Шоркина.
— Могу я тебе что-нибудь подарить?
Они вышли из «Магнолии» к стоянке автомобилей, которая обслуживала только посетителей магазина. Шоркин нес в руках свертки, играя роль галантного кавалера.
— Теперь я тебя просто так не отпущу. — Руфина не просила, приказывала. — Это все надо обмыть. Верно? Потом будем пить кофе, и ты посмотришь, как я буду выглядеть в этих вещах ещё раз.
— Может, и без этих вещей? — Шоркин проверял, до какой степени можно зайти в разговорах и отношениях с этой женщиной. Она приняла подачу спокойно.
— Может быть, и без них. Ты не испугаешься?
— Красота — страшная сила, но пугаются её одни дураки…
Городская квартира Руфины оказалась на удивление скромной. В кирпичном доме новой постройки она занимала всего один подъезд — пять комнат с двумя выходами на лестничную клетку четвертого этажа. Обе двери стальные, обтянутые пластиком. Одна — темно-синим, другая — темно-вишневым. На левой виднелся белый эмалированный ромбик с номером. На правой номера не было. Ничто не свидетельствовало о том, что оба входа ведут в одну квартиру.
Внутри помещение поражало отделкой, дорогой и элегантной. Здесь явно трудились мастера высокого класса, которые не брали социалистических обязательств сдать объект к общенародному празднику, а делали все с расчетом на качество.
— Шикарно. — Шоркин оценил увиденное самым высоким баллом. — Как в лучших домах Лондона. — Он сделал ударение на последнем «о» последнего слова.
Руфина изящество комплимента не оценила.
— Не остри, это тебе не идет. Лучше иди помой руки.
Ванную комнату Шоркин нашел не сразу. В поисках её пришлось пройти по коридору в конец квартиры, пока он не оказался возле нужной двери. Некоторые затруднения он испытал с краном умывальника. Блестевшее золотом устройство такого рода Шоркину ещё никогда видеть не приходилось. Он несколько минут простоял у раковины, разглядывая кран, угадывая, как пустить воду и превратить её из крутого кипятка в нормальную, комнатную. Добившись успеха, остался собой доволен. Устройство было простым, но додуматься, как им пользоваться, мог далеко не каждый. Вспомнились слова из старого советского фильма: «Ишь чего для себя напридумляла, буржуазия!» Он улыбнулся.
Ополаскивая руки, Шоркин прикидывал, как удобнее сделать хозяйке ручкой, пока их отношения не зашли дальше определенной черты, и при этом не уронить мужского достоинства. Судя по всему, Руфина его намеренно провоцировала на активные действия. И в принципе он сам был бы не прочь оказать внимание её прелестям, однако беспокоил вопрос: зачем это делается? Практика давно научила Шоркина остерегаться всего, в чем сразу было трудно разобраться.
Когда он вошел в гостиную, там уже приятно пахло свежеприготовленным кофе, а в уме уже сложилась удобная с его точки зрения фраза. Однако обстоятельства не позволили произнести её до конца.
— Мы выпьем? — спросила Руфина и, не ожидая ответа, наполнила два пузатеньких бокала коньяком.
— Я… — Шоркин начал заранее заготовленное оправдание, но хозяйка его прервала.
— Не надо, господин подполковник. Я знаю, что вы собираетесь сказать. Можете уходить, я вас не задержу.
В этом неожиданном переходе на «вы» она выразила холодное презрение. Шоркин почувствовал, что его заподозрили в трусости. Ничего не поделаешь, благоразумие и боязнь разделены едва заметной границей, не всегда видимой чужому взгляду.
— Тоже мне, бабка-угадка. С чего это ты?
Шоркин прошел к дивану и сел рядом с хозяйкой.
— Не надо. — Она посмотрела ему в глаза. — Ты испугался. Теперь выкручиваешься.
— Чего же я испугался?
Ему было неприятно, что она угадала его состояние.
— Того, что я не хочу лицемерить.
— Поясни, не понял.
Она подняла бокал, протянула руку в его сторону.
— Чин-чин.
Мелодично звякнул хрусталь.
Они выпили.
— И все же, — не отступал Шоркин, — объясни.
— Если бы я изображала перед тобой невинную целомудренность, ты бы распушил хвост павлином. Обычно вас, кобелей, распаляет сопротивление, и вы любыми средствами добиваетесь женщины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78