Саша с яростной радостью послушался, Это был долговязый юнец в латах и шлеме, с изогнутой саблей на левом бедре.
– Я сказал вам, что не буду играть вигры. Если он спровоцирует меня, я покалечу или убью его.
У Аркелла дело никогда не расходилось со словом, потому что это входило в его обязанности. Но отказ Клинка вызвал, естественно, насмешки и издевки.
Вяземский не присоединился к ним.
– Саша?
– Да, воевода?
– Лошади хотят пить, Отведи их с ребятами вниз к реке. А мы с чужеземцем останемся здесь.
Стрельцы нахмурились, но возражать не стали, отстегнули поводья, стягивающие подпруги, и двинулись. Аркелл наблюдал, как они вывели коней с площади, и вдруг разозлился. Возможно, он испугался спиритуализма больше, чем ему казалось, – по коже бегали мурашки и все внутренности сжались.
Юноша оказался один с ужасным Вяземским. Нос этого человека не отрезан, он словно сгнил. Было тяжело смотреть ему в глаза, и воевода знал это.
– Вы хорошо выдрессировали своих людей, воевода. А убивают и насилуют они тоже потому, что вы приказываете им?
Чудовище, казалось, больше развеселилось, чем разозлилось.
– Иногда, но в основном по воле высших духов. Хочу заключить с тобой сделку, Клинок.
– Сомневаюсь, но попытайтесь.
– Хаклют рассказал мне о вашей церемонии Уз. У нас в Скиррии такого нет. Хочу, чтобы ты помалкивал об этом – ты и все остальные, включая толстого старика, которого вы охраняете.
Аркелл рассмеялся.
– Вы не хотите, чтобы царь протыкал саблей ваши сердца?
Предводитель головорезов злобно усмехнулся:
– На первый раз прощаю такому сладкому малышу, как ты. Это все, что мне надо, а в ответ я могу быть хорошим другом.
– Я сказал, что не буду развлекать вас фокусами, воевода, и мы не будем больше хвалиться удалью.
В Шивиале Клинкам не нужно было завоевывать репутацию, но здесь о них никто не знал.
– Я говорю не об этом. Меня не волнует, насколько ты хорош со своим мечом, потому что у меня есть по тысяче людей на каждого такого, как ты. Эти твои Узы – я не хочу говорить об этом.
Аркелл быстро все просчитал и решил, что не будет ничего предпринимать, прежде чем согласится. Просьба Вяземского так проста, но из нее многое можно понять.
– Если Хаклют уже рассказал вам, тогда не стоит гнать лошадей и надеяться, что царь еще не знает. Все рыцари и герольды, и слуги, которые едут с нами, знают, как становятся Клинками, Закрыть рты им всем будет сложно, особенно если мы должны добраться до Кинска до весны, я могу обещать попробовать только очень хорошему другу.
– Ты хочешь уехать завтра?
– Да. Если звезды благоприятствуют этому.
Если бы свинья могла улыбаться, то она выглядела бы так, как Вяземский сейчас.
– Мы все любим играть в безопасность, сынок, Если астролог говорит тебе, что предзнаменование хорошее, а ты встречаешь зло, у него будут неприятности. Если он говорит, что все плохо, ты остаешься дома, и тогда ничего не происходит. Понятно? Я могу сделать весь следующий месяц неблагоприятным.
Если все скиррианцы одинаково суеверны, шивиальцы могут остаться в Звонограде до тех пор, пока не сгниют, как трупы в тине.
– Не сомневаюсь. Вы можете быть уверены, воевода, я сделаю все, что смогу, чтобы оставить Узы в секрете. Чем скорее мы решим наши дела в Кинске и отправимся, тем лучше, понимаете?
– Да. Согласен.
Воевода протянул большую, изуродованную и грязную, руку. Аркелл пожал ее, содрогаясь от отвращения. Хотя Вяземский и был ужасен, в этом случае казался искренним. Наверное, предводитель монстров мог быть доброжелательным с любыми друзьями, которых найдет, и все, о чем он просил, так мало… и далеко.
Хлопотный день – Бо раздавал приказы рыцарям и подписывал договоры с убийцами. Шаманы вопили и гремели в барабаны в Палате Стихий, а солнце уже садилось, касаясь крыш. Косматый пони, нагруженный оружием, пересек площадь, управляемый узкоглазым, морщинистым маленьким человеком в набедренной повязке. Широко улыбаясь, он подошел ближе и протянул воеводе кровавый мешок.
Вяземский заглянул внутрь и покачал головой:
– Итак, я был прав? Хорошо сделано, Крака! Кто-нибудь видел тебя?
– Нет, воевода.
– Отличная работа. Отец будет доволен.
Когда пони отъехал, Вяземский запихал чудовищные останки в мешок, бросил его к ногам и с невинным видом повернулся к Аркеллу:
– Что-нибудь еще, Клинок? Аркелл ответил:
– Ничего. Больше ничего. Зловоние преследовало его всю дорогу. В мешке была голова Басманова.
Лучшей частью дня был вечер. После всех церемоний царица нуждалась в отдыхе. Софья отослала всех прочь, села в любимое кресло с толстым шерстяным пледом на коленях и читала при свете свечей до тех пор, пока буквы не стали сливаться перед глазами. Только так она могла справиться с беспокойством – о беспорядках на улицах, о слугах и фрейлинах, оскорбленных и изнасилованных, о подготовке к свадьбе Таши и особенно о том, вернется ли Игорь к этому времени.
Приглушенный стон, раздавшийся из-за двери, разорвал тишину как фанфары. Толстая книга упала с колен и громыхнула об пол с тяжестью, довольной, чтобы оглушить медведя. Но человек, вошедший внутрь, был не Игорь.
– Евдокия! Ты испугала меня. Почему не спишь? Старая женщина изобразила что-то среднее между улыбкой и гримасой.
– Вам письмо, ваше величество.
В это время ночи? Оно не было издалека. Софья сорвала печать и вытащила бумагу.
Должна увидеть тебя! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, приходи! Т.
Почерк неровный, но узнаваемый, Ташин.
– Кто это принес? – прошептала Софья.
– Воевода Афанасий, – пробормотала Евдокия. – Сказал, что не знает, в чем дело, но он лжет.
– Платье… туфли…
Софья надела верхнее платье, несмотря на мешающие ей попытки старой няньки помочь, поверх ночной рубашки, пытаясь собраться с мыслями, разбросанными, как обломки лодки после крушения. Дмитрий решил, что Таше безопаснее всего оставаться в Темкинском дворце с Еленой, но страже Темкина пришлось сопровождать его в Фарицев и Звоноград. Старый Афанасий вызвал из отставки людей на подмогу, но у него было меньше дюжины человек.
– Кто в охране сегодня вечером? – спросила Софья, подходя к двери.
Перед тем как пройти в переднюю комнату, она услышала ответ Евдокии:
– Оба войска.
Плохие новости. Игорь организовал стрельцов как нерегулярную армию по многим причинам, но самая главная – недоверие Дворцовому Полку, традиционно охраняющему Кинск, называя их «пресмыкающимися перед боярскими сынками». Взяв ответственность за поддержание закона и порядка, стрельцы способствовали анархии.
Позже царь разделил полномочия между двумя войсками – не потому что осуждал нанесение увечий, а потому что перестал доверять стрельцам.
Воевода Афанасий ждал в передней комнате, величественный, в парчовой мантии и большой меховой шапке, подтянутый, в лавине белой бороды и с позолоченным посохом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97