— Ее ужас в связи с новым развитием событий затмил гнев от предположения, что Уитни продолжает участвовать в работе винокурни.
— Ну, ты же сказала, чтобы я больше не выходила из дома одна, — без малейших угрызений совести защищалась Уитни. — Поэтому я взяла с собой Чарли.
Тетя Кейт что-то бессвязно забормотала, затем снова овладела даром речи.
— Чарли Данбер уже не подросток, Уитни Дэниелс. Он мужчина… с мужскими потребностями. И сильный, как буйвол. Если бы он вдруг решил… Он мог…
Уитни понадобились вся ее воля и самообладание, чтобы как можно беззаботнее взглянуть на тетушку Кейт. Все, что произошло сегодня днем, придавало опасениям тетки самые серьезные основания. Минутой позже каждая из них по-своему испытала облегчение.
— Садитесь на этот стул, молодая леди. — Кейт повелительно указала изящным пальцем на трехногий стул около умывальника.
Уитни повиновалась и передала гребень в ловкие руки тети Кейт. По резким дергающим рывкам гребня она поняла, что ей предстоит лекция, и даже догадалась, на какую тему.
— Никто не скажет, что тебя не предупреждали. — Тетка Уитни с трудом продергивала гребень сквозь ее густые волосы. — Ты уже не ребенок, Уитни Дэниелс. Ты знаешь положение вещей, что касается мужчин. Я говорила тебе, что такое мужчины. — Она набрала в грудь побольше воздуха, готовясь к длинной тираде, а Уитни набралась терпения. — Все парни, как ты их называешь, скрывают в себе бушующие инстинкты. От этого они склонны к взрывам энергии и нежелательному поведению… а также к опасной демонстрации своей жестокой силы. И это заставляет их вожделеть… некоторых плотских удовольствий… удовлетворение которых заставляет их прибегать к помощи дурных, безнравственных женщин…
— Таких, как Далила, — подсказала Уитни, которая уже наизусть выучила эту речь.
— Вот именно. — Тон и поза Кейт стали строгими и напряженными. — Такие женщины, как Далила, рождены, чтобы искушать, предавать и соблазнять мужчин, заставляя их забыть о понятии долга и приличном поведении. Мужчины поддаются этой горячке, и их охватывает жар, от которого они просто теряют головы. Они забывают обо всем, что узнали раньше: о приличиях, о чести, о доверии. Теперь они думают только о том, чтобы удовлетворить свою неуемную жажду, чего бы это ни стоило, кого бы это ни задело и ни оскорбило. Точно так же жаждал Далилу Самсон, хотя отлично знал, что она была дурной женщиной. — Она продолжала машинально расчесывать волосы Уитни. — Запомни, Уитни Дэниелс, в мире существует два типа женщин: такие, как Далила, и приличные женщины. Но только один тип мужчин. Они все Самсоны… Все только и ждут, чтобы рядом появилась Далила.
Уитни кивнула, скорее подтверждая свое понимание, чем соглашаясь с теткой. Она слышала тетушкино описание мужчин уже несколько раз, и оно всегда вызывало в ней какое-то неуютное чувство.
Ей казалось странным, что добропорядочная тетя Кейт не очень разбирается во «всех этих библейских вещах». Та объясняла, что в годы отрочества решила прочитать Библию, но перечисления бесконечных колен Адамовых и описания жестоких кровопролитий вызвали у нее скуку и отвращение, так что она вскоре оставила ее. Но одна история ей запомнилась, история, которая, как ей казалось, содержала неоспоримую и убедительную истину для женщин: историю про Самсона и Далилу. И хотя она никогда об этом не говорила, Уитни догадывалась, что, вероятно, ее муж Клейтон Моррисон и был Самсоном, не устоявшим против соблазнов Далилы.
Пять лет назад, после смерти мужа, тридцатилетняя Кейт Моррисон стала жить с Уитни и Блэкстоном Дэниелсом. Она была младшей сестрой покойной матери Уитни и, будучи бездетной, решила посвятить свою жизнь лишившейся матери племяннице. Когда она прибыла с фургоном, полным изящной мебели и сундуков с красивыми дамскими платьями, то пришла в ужас от скудно обставленных двух комнаток и диковатой долговязой девочки, которая в свои тринадцать лет была настоящим сорванцом и дружила только с мальчишками. Кейт немедленно и решительно приступила к преобразованию их дома и жизни.
Бревенчатая хижина постепенно превратилась в двухэтажный дом, с настоящими стеклами в окнах, с настеленными деревянными полами и выбеленными известкой стенами. Кейт Моррисон не желала принимать в расчет трудностей быта в приграничном поселении. Приличный дом — это приличный дом, где бы он ни находился, твердила она и настаивала на соблюдении достойного образа жизни и поведения. Ее строгие понятия о приличиях доставляли Блэку и Уитни довольно серьезные испытания.
Без посторонней помощи она самоотверженно принялась налаживать их беспорядочную домашнюю жизнь, не считаясь со взглядами отца и дочери, которые руководствовались двумя основными положениями: «И так сойдет!» и «Все имеет свою цену». Она установила твердый домашний распорядок, заботилась об улучшении их питания и гигиены и настаивала, чтобы в ее присутствии соблюдались «обычаи цивилизованных людей», как она их называла. В новом доме Дэниелсов словооборот «В моем присутствии» стал самым употребительным; то, что тетя Кейт не могла видеть, она не могла и запретить. Так скрытно в течение двух лет продолжались прогулки Уитни с отцом на винокурню, пока сама природа не добавила стимул к требованиям тетушки Кейт, чтобы Уитни бросила свои «мальчишеские» повадки.
Но сейчас того, чего не удавалось достичь природе и теткиным увещеваниям, сумели добиться Чарли Данбер и незнакомый солдат с горящими глазами и загадочными прикосновениями. Сидя на стуле в ожидании, когда тетушка Кейт закончит ее причесывать, Уитни вдруг почувствовала, что весь ее мир словно всколыхнулся и сместился, заняв окончательное положение.
Казалось, внезапно изменилось все, что она знала: ее отношения, взгляды на жизнь, даже ощущения собственного тела. От постепенно осознаваемого Уитни ясного и неоспоримого факта у нее по спине пробежали мурашки: несмотря на все свои увертки и старания предотвратить неизбежное, она уже стала женщиной.
Вот только вопрос: какой именно?
Оставшийся вечер Уитни провела в хлопотах по дому, стараясь усыпить подозрения тети Кейт и отвлечься от смущающих мыслей.
Они решили не разжигать очага, съели холодный ужин и занялись обычными вечерними делами: надоили молока, а потом уселись шелушить бобы и нанизывать лук на веревки, чтобы развесить его в коптильне.
Осенью по вечерам в долине становилось довольно холодно, и Уитни зажгла огонь в камине гостиной и масляную лампу. Кейт уселась поближе к огню в свое французское кресло-качалку, покрытое пледом, надела очки в тонкой оправе и взяла шитье. А Уитни подумала и сочла нелишним заняться чисткой кремневого ружья, которое сняла с крюка над камином.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
— Ну, ты же сказала, чтобы я больше не выходила из дома одна, — без малейших угрызений совести защищалась Уитни. — Поэтому я взяла с собой Чарли.
Тетя Кейт что-то бессвязно забормотала, затем снова овладела даром речи.
— Чарли Данбер уже не подросток, Уитни Дэниелс. Он мужчина… с мужскими потребностями. И сильный, как буйвол. Если бы он вдруг решил… Он мог…
Уитни понадобились вся ее воля и самообладание, чтобы как можно беззаботнее взглянуть на тетушку Кейт. Все, что произошло сегодня днем, придавало опасениям тетки самые серьезные основания. Минутой позже каждая из них по-своему испытала облегчение.
— Садитесь на этот стул, молодая леди. — Кейт повелительно указала изящным пальцем на трехногий стул около умывальника.
Уитни повиновалась и передала гребень в ловкие руки тети Кейт. По резким дергающим рывкам гребня она поняла, что ей предстоит лекция, и даже догадалась, на какую тему.
— Никто не скажет, что тебя не предупреждали. — Тетка Уитни с трудом продергивала гребень сквозь ее густые волосы. — Ты уже не ребенок, Уитни Дэниелс. Ты знаешь положение вещей, что касается мужчин. Я говорила тебе, что такое мужчины. — Она набрала в грудь побольше воздуха, готовясь к длинной тираде, а Уитни набралась терпения. — Все парни, как ты их называешь, скрывают в себе бушующие инстинкты. От этого они склонны к взрывам энергии и нежелательному поведению… а также к опасной демонстрации своей жестокой силы. И это заставляет их вожделеть… некоторых плотских удовольствий… удовлетворение которых заставляет их прибегать к помощи дурных, безнравственных женщин…
— Таких, как Далила, — подсказала Уитни, которая уже наизусть выучила эту речь.
— Вот именно. — Тон и поза Кейт стали строгими и напряженными. — Такие женщины, как Далила, рождены, чтобы искушать, предавать и соблазнять мужчин, заставляя их забыть о понятии долга и приличном поведении. Мужчины поддаются этой горячке, и их охватывает жар, от которого они просто теряют головы. Они забывают обо всем, что узнали раньше: о приличиях, о чести, о доверии. Теперь они думают только о том, чтобы удовлетворить свою неуемную жажду, чего бы это ни стоило, кого бы это ни задело и ни оскорбило. Точно так же жаждал Далилу Самсон, хотя отлично знал, что она была дурной женщиной. — Она продолжала машинально расчесывать волосы Уитни. — Запомни, Уитни Дэниелс, в мире существует два типа женщин: такие, как Далила, и приличные женщины. Но только один тип мужчин. Они все Самсоны… Все только и ждут, чтобы рядом появилась Далила.
Уитни кивнула, скорее подтверждая свое понимание, чем соглашаясь с теткой. Она слышала тетушкино описание мужчин уже несколько раз, и оно всегда вызывало в ней какое-то неуютное чувство.
Ей казалось странным, что добропорядочная тетя Кейт не очень разбирается во «всех этих библейских вещах». Та объясняла, что в годы отрочества решила прочитать Библию, но перечисления бесконечных колен Адамовых и описания жестоких кровопролитий вызвали у нее скуку и отвращение, так что она вскоре оставила ее. Но одна история ей запомнилась, история, которая, как ей казалось, содержала неоспоримую и убедительную истину для женщин: историю про Самсона и Далилу. И хотя она никогда об этом не говорила, Уитни догадывалась, что, вероятно, ее муж Клейтон Моррисон и был Самсоном, не устоявшим против соблазнов Далилы.
Пять лет назад, после смерти мужа, тридцатилетняя Кейт Моррисон стала жить с Уитни и Блэкстоном Дэниелсом. Она была младшей сестрой покойной матери Уитни и, будучи бездетной, решила посвятить свою жизнь лишившейся матери племяннице. Когда она прибыла с фургоном, полным изящной мебели и сундуков с красивыми дамскими платьями, то пришла в ужас от скудно обставленных двух комнаток и диковатой долговязой девочки, которая в свои тринадцать лет была настоящим сорванцом и дружила только с мальчишками. Кейт немедленно и решительно приступила к преобразованию их дома и жизни.
Бревенчатая хижина постепенно превратилась в двухэтажный дом, с настоящими стеклами в окнах, с настеленными деревянными полами и выбеленными известкой стенами. Кейт Моррисон не желала принимать в расчет трудностей быта в приграничном поселении. Приличный дом — это приличный дом, где бы он ни находился, твердила она и настаивала на соблюдении достойного образа жизни и поведения. Ее строгие понятия о приличиях доставляли Блэку и Уитни довольно серьезные испытания.
Без посторонней помощи она самоотверженно принялась налаживать их беспорядочную домашнюю жизнь, не считаясь со взглядами отца и дочери, которые руководствовались двумя основными положениями: «И так сойдет!» и «Все имеет свою цену». Она установила твердый домашний распорядок, заботилась об улучшении их питания и гигиены и настаивала, чтобы в ее присутствии соблюдались «обычаи цивилизованных людей», как она их называла. В новом доме Дэниелсов словооборот «В моем присутствии» стал самым употребительным; то, что тетя Кейт не могла видеть, она не могла и запретить. Так скрытно в течение двух лет продолжались прогулки Уитни с отцом на винокурню, пока сама природа не добавила стимул к требованиям тетушки Кейт, чтобы Уитни бросила свои «мальчишеские» повадки.
Но сейчас того, чего не удавалось достичь природе и теткиным увещеваниям, сумели добиться Чарли Данбер и незнакомый солдат с горящими глазами и загадочными прикосновениями. Сидя на стуле в ожидании, когда тетушка Кейт закончит ее причесывать, Уитни вдруг почувствовала, что весь ее мир словно всколыхнулся и сместился, заняв окончательное положение.
Казалось, внезапно изменилось все, что она знала: ее отношения, взгляды на жизнь, даже ощущения собственного тела. От постепенно осознаваемого Уитни ясного и неоспоримого факта у нее по спине пробежали мурашки: несмотря на все свои увертки и старания предотвратить неизбежное, она уже стала женщиной.
Вот только вопрос: какой именно?
Оставшийся вечер Уитни провела в хлопотах по дому, стараясь усыпить подозрения тети Кейт и отвлечься от смущающих мыслей.
Они решили не разжигать очага, съели холодный ужин и занялись обычными вечерними делами: надоили молока, а потом уселись шелушить бобы и нанизывать лук на веревки, чтобы развесить его в коптильне.
Осенью по вечерам в долине становилось довольно холодно, и Уитни зажгла огонь в камине гостиной и масляную лампу. Кейт уселась поближе к огню в свое французское кресло-качалку, покрытое пледом, надела очки в тонкой оправе и взяла шитье. А Уитни подумала и сочла нелишним заняться чисткой кремневого ружья, которое сняла с крюка над камином.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121