ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Тебе придется ехать только через дружественные нам земли: сначала через Арагон – родовое владение, завещанное Рамиро доном Санчо Великим, который был, подобно тебе, бастардом, а стал настоящим королем, как ты стал отважным рыцарем; потом через Новую Кастилию, которую король Альфонс Шестой, начал отвоевывать у мавров, а наследники его покорили окончательно; затем через Леон арену великих подвигов прославленного Пелайо, доблестного рыцаря, чью историю я тебе поведал; и, наконец, ты переправишься через Акведу и попадешь в Португалию, где я тебя и ожидаю. Не приближайся к горам, которые ты увидишь слева; если с тобой не будет большой свиты, не доверяй ни иудеям, ни маврам, когда повстречаешь их в дороге.
Прощай и не забывай, что я целый день велел называть себя Аженором в твою честь так же, как ты весь день звался Фадрике, чтобы оказать мне почтение.
В тот день я носил твои цвета, а ты – мои, ты повязал мой шарф, я – твой. Так мы и ехали вместе до самого Урхеля, охраняя возлюбленнейшую нашу королеву донью Бланку Бурбонскую. Приезжай, дон Аженор; мне необходим брат и друг. Жду тебя».
– Ничего нет в этом письме, что могло бы указать нам дорогу, – вздохнул Мюзарон.
– Нет есть! Наоборот, в нем все есть! – возразил Аженор. – Разве ты не слышал, что я весь день носил его шарф?
– Ну и что?
– Знай же, что цвета шарфа были желтый и красный. Посмотри хорошенько, Мюзарон, глаз у тебя зоркий, посмотри, не видишь ли ты в этих городах здания, над которым развевается желтый, как золото, и алый, как кровь, стяг; здание это будет дворцом моего друга дона Фадрике, а все, что окружает дворец, – городом Коимбра.
Мюзарон приложил ладонь ко лбу, чтобы защитить глаза от солнечных лучей, которые расплавляли все предметы в горячие волны света, и, долго водя головой слева направо и справа налево, наконец остановил свой взгляд на городе, что был расположен справа, в излучине реки.
– Значит, мессир Аженор, Коимбра находится справа, – начал Мюзарон, – там, у подножья этого холма, за стеной платанов и алоэ, ибо над самым высоким зданием города реет стяг, о котором вы только что говорили. Правда, над флагом еще возвышается алый крест.
– Это крест святого Иакова! – воскликнул рыцарь. – Верно! Но ты не ошибся, Мюзарон?
– Посмотрите сами, ваша милость.
– Солнце так сверкает, что я плохо вижу. Ну-ка, покажи, куда смотреть.
– Вон туда, мессир, вон туда… вдоль дороги… Видите два рукава реки? Развилку дороги видите?
– Да.
– Теперь смотрите вправо, на дорогу, что идет по берегу реки. Видите, как отряд мавра входит в городские ворота? Смотрите же, смотрите…
В этот миг солнце, которое до сих пор только мешало нашим путникам, пришло на помощь Мюзарону, высекая огненные искры из позолоченных доспехов мавров.
– Да, да, вижу! – воскликнул рыцарь. Затем, немного подумав, добавил: – Гм! Мавр ехал в Коимбру и не понял слова «Коимбра». Чудеса какие-то! Прежде всего я попрошу дона Фадрике оказать мне любезность и помочь мне наказать мавра за подобную наглость. Но почему же дон Фадрике, столь благочестивый сеньор, чей титул ставит его в первый ряд защитников веры, терпит мавров в своем вновь отвоеванном городе, откуда он изгнал их? – продолжал вслух рассуждать рыцарь.
– Как почему, мессир? – перебил Мюзарон, хотя его и не спрашивали. – Разве дон Фадрике не приходится единокровным братом сеньору дону Педро, королю Кастилии?
– При чем тут дон Педро? – спросил Аженор.
– Как при чем? Неужели вы не знаете – признаться, меня это удивляет, ибо слухи об этом уже дошли до Франции, – не знаете, что у этой семьи врожденная любовь к маврам? Говорят, король просто не может без них обойтись. Мавры у него в советниках, в лекарях, в телохранителях, и даже в любовницах у него мавританки…
– Замолчите, метр Мюзарон, – прикрикнул рыцарь, – и не смейте вмешиваться в дела короля дона Педро, знатнейшего государя и брата моего прославленного друга!
– Брата, брата! – пробормотал Мюзарон. – Слышал я, чем кончается это его братство с маврами, – удавкой или взмахом кривой сабли. По мне, лучше иметь братом Гийонне, что пасет коз в долине Андорры и распевает песенку:
Я высоко в горах, Несчастный пастушок, – чем короля дона Педро Кастильского. Так вот я думаю.
– Можешь думать, что хочешь, – резко сказал рыцарь, – я вот думаю, что тебе лучше помолчать. Когда люди оказывают тебе гостеприимство, нужно хотя бы не говорить о них дурного.
– Но ведь мы следуем не к королю дону Педро Кастильскому, – возразил неисправимый Мюзарон, – а приехали в Португалию к дону Фадрике, властелину Коимбры.
– Неважно к кому, – перебил его рыцарь, – молчи, и все тут.
Мюзарон поднял свой белый берет с красным помпоном и поклонился с лукавой усмешкой, которую скрыли длинные, черные как смоль волосы, упавшие на его худое смуглое лицо.
– Если вашей милости угодно ехать, – сказал он, немного помолчав, – я ваш покорный слуга.
– Надо спрашивать это у твоей лошади, – заметил Молеон. – Ладно, если она не хочет идти, оставим ее здесь. Вечером, когда она услышит вой волков, сама прекрасно доберется до города.
Животное, словно поняв эту угрозу, с неожиданной резвостью поднялось и подошло к своему хозяину, склонив холку, все еще блестевшую от пота.
– Ну что ж, поехали, – сказал Аженор.
И тронулся с места, приподняв забрало шлема, которое опустил при встрече с мавром. Окажись здесь командир арабов, он смог бы своими острыми глазами рассмотреть красивое и благородное лицо, раскрасневшееся, запыленное, но выражавшее сильный характер; уверенный взгляд, тонкий, лукавый рот, белые, словно из слоновой кости, зубы и еще не заросший бородой, твердо очерченный подбородок – признак несгибаемой воли.
В общем, он был молодой, красивый рыцарь, этот мессир Аженор де Молеон, в чем он сам мог убедиться, глядя на себя в отполированный до блеска щит, который только что принял из рук Мюзарона.
Короткая остановка несколько приободрила лошадей. Они весьма резвым шагом двигались по дороге, которую теперь безошибочно указывал им стяг, развевавшийся над дворцом великого магистра ордена Святого Иакова.
Чем ближе они подъезжали к городу, тем чаще видели, как из ворот, несмотря на жару, выходят люди. Слышались трубы, и колокольный перезвон рассыпался в воздухе гроздьями радостных, переливчатых звуков.
«Если бы я послал Мюзарона вперед, – размышлял Аженор, – тот действительно мог бы поверить, что эта музыка и все эти церемонии затеяны в мою честь. Но сколь бы лестным ни был для моего самолюбия такой прием, надо признать, что вся эта суматоха вызвана иной причиной».
Мюзарон же усматривал в этом шуме явные признаки праздничного веселья и держался бодро, в любом случае предпочитая встречу с людьми радостными, нежели грустными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164