– Да, я буду временно исполнять обязанности премьер-министра, господин маршал.
– А пока ему и так неплохо заплатили… – вскричал Жан. – Самое блестящее назначение в Версале!
– Да? – уронил Ришелье, снова почувствовав боль. – Есть назначение?
– Очевидно, господин Дю Барри несколько преувеличивает, – возразил д'Эгийон.
– Какое же назначение?
– Командование королевскими рейтарами. Ришелье почувствовал, как бледность вновь залила его морщинистые щеки.
– О да! – проговорил он с непередаваемой улыб кой. – Это и правда безделица для такого очаровательного господина. Что вы хотите, герцог! Самая красивая девка на свете может дать только то, что у нее есть, будь она любовницей короля.
Наступил черед д'Эгийона побледнеть.
Жан в это время рассматривал прекрасные полотна кисти Мурильо.
Ришелье похлопал племянника по плечу.
– Хорошо еще, что вам пообещали продвижение в будущем, – сказал он. – Примите мои поздравления, герцог… Самые искренние поздравления… Ваша ловкость в переговорах не уступает вашей удачливости… Прощайте, у меня дела. Прошу не обойти меня своими милостями, дорогой премьер-министр.
Д'Эгийон произнес в ответ:
– Вы – это я, господин маршал, а я – это вы. Поклонившись дядюшке, он вышел, не теряя врожденного чувства собственного достоинства и тем самым избавляясь от труднейших объяснений, когда-либо выпадавших ему за всю его жизнь.
– Вот что хорошо, восхитительно в д'Эгийоне, так это его наивность, – поспешил заговорить Ришелье после его ухода; Жан не знал, как отнестись к обмену любезностями между племянником и дядюшкой. – Он – умный и добрый, – продолжал маршал, – он знает двор и честен, как девушка.
– И кроме того, он вас любит.
– Как агнец.
– Да, – согласился Жан, – скорее ваш сын – д'Эгийон, а не де Фронзак.
– Могу поклясться, что вы правы… Да, виконт.., да. Ришелье нервно расхаживал вокруг кресла, словно подыскивая и не находя нужных выражений.
– Ну, графиня, – бормотал он, – вы мне за это еще заплатите!
– Маршал! Мы сможем олицетворять вчетвером знаменитый античный пучок. Знаете, тот, который никто но мог переломить? – лукаво проговорил Жан.
– Вчетвером? Дорогой господин виконт, как вы это себе представляете?
– Моя сестра – это мощь, д'Эгийон – влиятельность, ты – разум, а я – наблюдательность.
– Отлично! Отлично!
– И тогда пусть попробуют одолеть мою сестру. Плевать я хотел на всех и на вся!
– Черт побери! – проговорил Ришелье; голова у него горела.
– Пусть попробуют противопоставить соперниц! – вскричал Жан, упоенный своими замыслами.
– О! – воскликнул Ришелье, ударив себя по лбу.
– Что такое, дорогой маршал? Что с вами?
– Ничего. Просто считаю вашу идею объединения восхитительной.
– Правда?
– И я всемерно готов ее поддержать.
– Браво!
– Скажите: Таверне живет в Трианоне вместе с дочерью?
– Нет, он проживает в Париже.
– Девчонка очень красива, дорогой виконт.
– Будь она так же красива, как Клеопатра или как.., моя сестра, я ее больше не боюсь.., раз мы заодно.
– Так, говорите, Таверне живет в Париже на улице Сент-Оноре?
– Я не говорил, что на улице Сент-Оноре, он проживает на улице Кок-Эрон. Уж не появилась ли у вас мысль, как избавиться от Таверне?
– Пожалуй, да, виконт; мне кажется, у меня возникла одна идея.
– Вы – бесподобный человек. Я вас покидаю и исчезаю: мне хочется узнать, что говорят в городе.
– Прощайте, виконт… Кстати, вы мне не сказали, кто вошел в новый кабинет министров.
– Да так, перелетные пташки: Тере, Бертен.., не знаю, право, кто еще… Одним словом, монетный двор временного министра д'Эгийона.
«Который, вполне вероятно, будет им вечно», – подумал маршал, посылая Жану одну из самых любезных улыбок, подобную прощальному поцелую.
Жан удалился. Вошел Рафте. Он все слышал и знал, как к этому отнестись; все его опасения оправдались. Он ни слова не сказал, потому что слишком хорошо знал маршала.
Рафте не стал звать камердинера: он сам его раздел и проводил до постели. Старый маршал лег, дрожа, как в лихорадке; он принял таблетку по настоянию секретаря.
Рафте задернул шторы и вышел. Приемная уже была полна озабоченными, насторожившимися лакеями. Рафте взял за руку первого подвернувшегося ему камердинера.
– Хорошенько следи за господином маршалом, – сказал он, – ему плохо. Утром у него произошла большая неприятность: он оказал неповиновение королю…
– Оказал неповиновение королю? – в испуге переспросил камердинер.
– Да. Его величество прислал его светлости портфель министра; маршал узнал, что все это произошло благодаря вмешательству Дю Барри и отказался! Это превосходно, и парижане должны были бы соорудить в его честь триумфальную арку. Однако потрясение было столь сильным, что наш хозяин занемог. Так смотри же за ним!
Рафте знал заранее, как быстро эти слова облетят весь город, и потому спокойно удалился к себе в кабинет.
Спустя четверть часа Версаль уже знал о благородном поступке и истинном патриотизме маршала. А тот спал глубоким сном, не подозревая об авторитете, который ему создал секретарь.
Глава 19.
В ТЕСНОМ КРУГУ ЕГО ВЫСОЧЕСТВА ДОФИНА
В тот же день мадмуазель де Таверне, выйдя из своей комнаты в три часа пополудни, отправилась к ее высочеству, имевшей обыкновение почитать перед обедом.
Первый чтец ее высочества, аббат, не исполнял больше своих обязанностей. Он посвящал себя высокой политике после того, как проявил незаурядные способности в дипломатических интригах.
Итак, мадмуазель де Таверне вышла из комнаты. Как все, кто проживал в Трианоне, она испытывала трудности весьма поспешного переезда. Она еще ничего не успела устроить: не подобрала прислугу, не расставила свою скромную мебель; временно ей помогала одеваться одна из камеристок герцогини де Ноай, той самой непреклонной фрейлины, которую ее высочество звала г-жой Этикет.
Андре была в голубом шелковом платье с удлиненной талией и присборенной юбкой, словно подчеркивающей ее осиную талию. На платье был спереди разрез Когда полы разреза распахивались, под ними становились видны три гофрированные складки расшитого муслина; короткие рукава также были расшиты муслиновыми фестончиками и приподняты в плечах. Они гармонировали с расшитой косынкой в стиле «пейзан», целомудренно скрывавшей грудь девушки. Мадмуазель Андре собрала на затылке свои прекрасные волосы, попросту перехватив их голубой лентой в тон платью; волосы падали ей на щеки и шею, рассыпались по плечам длинными густыми завитками и украшали ее лучше перьев, эгретов и кружев, бывших тогда в моде; у девушки было гордое и, вместе с тем, скромное выражение лица; ее щек Никогда не касались румяна.
Андре натягивала на ходу белые шелковые митенки на тонкие пальцы с закругленными ноготками, такие красивые, что им равных не было во всем мире.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183