— Ты не собираешься читать? — спросила она нетерпеливо.
— А ты так спешишь узнать дурные вести?.. Потерпи немного. Пара часов — ничто по сравнению с теми неделями, пока это письмо болталось среди океана.
Алекс распахнул дверь в спальню, почти втолкнул туда Эвелин и задвинул засов. Бросив письмо на тумбочку, он принялся окончательно освобождать себя от жилета и рубашки. Эвелин смотрела на него, не зная, что делать. Ей очень хотелось узнать, что в письме. И не меньше хотелось Алекса.
А он уже подошел к Эвелин и стал раздевать ее. Через минуту платье соскользнуло с ее плеч, но нижних юбок и завязок сегодня оказалось непостижимо много. Его пальцы становились все более нетерпеливыми.
— Когда ты перестанешь носить все эти адские приспособления? Я не хочу, чтобы мой ребенок родился с перетяжкой посреди головы…
— Да у меня еще и живота нет, Алекс… Подожди, успею насидеться дома и належаться.
Его нетерпение поглотило, смыло без следа беспокойство Эвелин. Теперь она хотела только его прикосновений, только его близости. И сама сердилась на множество завязок.
— Я не собираюсь прятать тебя дома. Я хочу, чтобы ты была в парламенте, когда там будут голосовать… Судьба Почтового закона решится в ближайшие дни. А потом поедем в Корнуолл, там нужно готовиться к весне. Я еще хочу до сентября показать тебя примерно половине населения Англии. Ты носишь моего ребенка, ты моя жена, и я хочу, чтобы все это видели. Раньше я думал, что все это может быть связано только с насилием, взятками и прочими видами принуждения…
Он говорил все это, продолжая нетерпеливо раздеваться. Эвелин, предоставленная сама себе, стала аккуратно и довольно успешно освобождаться от хитросплетений своей одежды. Наконец, избавившись от сапог, Алекс, в одних бриджах, шагнул к ней. На Эвелин осталась одна сорочка. Но оба по опыту знали, как мимолетно это равновесие.
Эвелин обняла его за плечи, Алекс приподнял жену и понес на кровать. Она пробормотала, усмехаясь ему в подбородок:
— Прекрасное будет зрелище — я с огромным животом среди полей. Может, и стоило помучить тебя, чтобы ты осознал, каково это, а не сдаваться так легко…
— Легко? Я чувствую, что мне всю жизнь придется расплачиваться за эту легкость.
Алекс аккуратно положил ее на простыни. Сам прилег рядом и принялся осторожно поглаживать все еще безупречные линии живота. Внимательно глядя на жену, сказал:
— Ты ни о чем не жалеешь, Эвелин? Я пробовал оставить выбор за тобой, но меня всегда так тянуло к тебе, что, боюсь, это не было слишком очевидно.
Эвелин убрала темную прядь с его лба, положила ладонь ему на руку. Пальцы Алекса продолжали медленно оглаживать ее живот, словно стараясь ощутить жизнь, которая была внутри. Эвелин чувствовала, как из его пальцев струится мягкое тепло. Она смогла дать ему то, чего не смогли другие. Эвелин взглянула на мужа и улыбнулась.
— Я ни о чем не жалею. И я ведь не дура, Алекс… Я всегда знала, что выбор за мной. Просто я хотела понять, подхожу ли тебе. Не стану ли еще одной лишней обузой в жизни. А в том, что ты муж, лучше которого мне не найти, сомнений с самого начала не было. Я боялась только, что не сумею разбудить в тебе любовь.
Алекс с очень серьезным видом продолжал вглядываться в ее лицо, словно стараясь понять, правду она говорит или нет. Он так хотел верить ей! Хотел верить, что она выбрала его из всех других и он навсегда останется единственным. Именно она впервые заставила его сердце — приоткрыться, его рассудок — поверить женским речам. Он так хотел ей верить… И все эти ночи не могли быть ложью. И этот ребенок, уже лежавший между ними, не был ли он лучшим и вечным доказательством ее любви? Ему больше не нужно было никаких доказательств.
Склонившись, Алекс поцеловал ее в щеку, потом в лоб, потом медленно и нежно — все ближе к уху.
— Небо, помоги мне, но я не могу не верить тебе… Не могу понять, что ты нашла в таком страшилище, как я? Что бы там ни было, я не могу не верить тебе. Можешь дурачить меня, выставлять на посмешище. Все можешь… Я все равно ничему не поверю и буду любить тебя.
Эвелин и представить себе не могла, что Алекс способен сказать такое. Она думала, что раны, полученные им в юности, настолько глубоки, что он никогда не позволит себе такой слабости — влюбиться. Эвелин скользила растерянным взглядом по его лицу. И видела только нежность и мягкость, чуть приоткрывшиеся под маской суровости. Кротко улыбнувшись, она провела пальцами по его жесткому подбородку.
И они утонули в желании, уже не борясь с ним, не подхлестывая, просто отдавшись его могучим, бесконечным волнам. Прошло очень много времени, прежде чем они вспомнили о конверте, лежавшем на тумбочке.
Алекс лежал закинув одну руку за голову, а другой обняв жену и, глядя на резную спинку американской кровати, размышлял: стоит ли открыть письмо сейчас, или лучше подождать до завтра. Он не помнил, чтобы на душе было так покойно и безмятежно, так не хотелось упускать это редкое ощущение движения через нечто еще более бесконечное, чем само время. Рука лениво поглаживала грудь Эвелин, которая лежала рядом, тихонько шевелясь и вздыхая.
Не давали покоя лишь невольно возникавшие мысли о штрафе и не снятых обвинениях. Получалось, что они просто сбежали. Правосудие — дело медленное, и Алекс до сих пор не сумел собрать материалы, нужные для апелляционного суда. Что если в письме было какое-то предупреждение? Нет, он не мог больше ждать.
Эвелин заворчала, когда Алекс выскользнул из-под одеяла. С трудом разлепив веки, она увидела, как Алекс направляется к тумбочке. И только тут вспомнила о срочном письме. Натянув одеяло до подбородка, она приподнялась на руке и наблюдала, как Алекс зажег свечи. Пока он читал письмо, выражение его лица оставалось совершенно непроницаемым. Свернув бумагу, он передал ее Эвелин. И придвинув поближе подсвечник, сказал:
— Мне очень жаль, Эвелин.
Строчки путались и прыгали перед глазами, кроме того, почерк писавшего был не самый разборчивый. Содержание дошло до Эвелин только со второго раза. Она аккуратно сложила письмо и положила рядом с подсвечником.
— Но почему он сделал это, Алекс?.. Дядя никогда не любил меня. Что же заставило его встать на пороге моего склада и не пускать туда королевских солдат?
Алекс ответил не сразу. Сначала опять прошел через комнату, нажал на потайной рычажок, и среди книжных полок открылась небольшая дверца. Вернувшись с увесистым пакетом, он передал бумаги Эвелин. Пока она читала, Алекс внимательно смотрел на нее.
— Да. Я думаю, чувство вины, — кивнул он, когда Эвелин подняла глаза. — Он знал, что несет ответственность за твой арест. И не только. В конце концов, решил спасти то, что принадлежало тебе. Думаю, он многое понял, оставшись один, потеряв, по сути, все… Уж я-то в этом разбираюсь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110