И знаю я наверняка -
С тобой его благословенье.
В его доме, построенном в барбадосском стиле, все еще горел свет, значит, слава Богу, Карлотта еще не ложилась. Он отер потный лоб, сорвал с головы платок и шляпу с широкими полями и порылся в кармане в поисках кольца с огромным топазом, который он собирался подарить ей.
Морган еще не успел постучать, как дверь распахнулась, и он прищурился при свете факелов. Перед ним сверкнули белки глаз и белейшие зубы Соломона.
– Добрый вечер, сэр, добрый вечер, ваше адмиральство. – Негр почти до земли согнулся в поклоне.
Морган усмехнулся и бросил рабу серебряный муидор.
– Вот тебе за усердие, но постарайся, чтобы мисс Карлотта не застала тебя с Зулеймой. С ребенком все в порядке?
– Да, сэр. – Раб босиком прошел вперед и распахнул дверь в патио. – Спасибо, ваше адмиральство, за серебро. Вы снова собираетесь потрепать испанцев?
– Вот именно, Соломон, о мудрейший среди сынов Хама.
Давно уже Гарри Морган не чувствовал себя таким счастливым и удовлетворенным. Совет поддержал его даже больше, чем он рассчитывал, и скоро у него будет новая лицензия, такая, какую он всегда хотел. Поместье Данке, Пенкарн и другие земли были в превосходном состоянии благодаря неустанным заботам Мэри Элизабет. И сейчас он увидит своего сына.
Не успел еще Морган преодолеть половину двора, как противоположная дверь отворилась, и навстречу выскочила Карлотта.
– Любовь моя! Мне так хотелось, чтобы ты обнял меня.
– И я стремился к тебе! – Он приподнял ее на воздух и осыпал поцелуями ее огромные, слегка блестящие глаза и теплые губы. – Тигрица! Все так хорошо, что я даже боюсь.
Карлотта отступила назад и посмотрела на него.
– Бог мой, ты, наверное, мчался изо всех сил – ты такой же грязный, как свиньи-пираты, которые слоняются у воды. Жозефа! Мари! Зулейма! Скорее приготовьте адмиралу ванну.
– Только не Жозефа, – перебил Морган. – Она, конечно, должна остаться и присмотреть за маленьким Гарри.
Карлотта успокоительно кивнула и просунула свою маленькую ручку в его огромную лапу.
– Капитан моей души, наш ребенок спит – и храпит, как его отец.
Он снова схватил ее и понес, шутливо отбивающуюся, по патио.
– Карлотта! О чем ты думаешь?
– Ты собираешься отплыть в новую экспедицию?
– Да, на этот раз это будет настоящая военная кампания. Я рассчитываю собрать пять тысяч человек и не меньше тридцати кораблей!
– А куда ты направляешься: в Картахену, Гавану? -Она задала этот вопрос, не подумав, и поэтому совершенно не удивилась, когда вместо ответа он только хмыкнул и дунул ей в лицо.
– Куда угодно. Ах, дорогая, я умираю от голода и горю от жажды, но сначала я должен…
Карлотта решительно затрясла маленькой рыжей головкой.
– Ты не можешь разбудить его сейчас.
– Но я не буду его будить. – Он отвел ее руку. -Вспомни, тигрица, я не видел ребенка целых пять дней, так что хватит болтать.
– Все отцы одинаковы! – расхохоталась Карлотта. -Ну ладно, пойдем разбудим малыша. Он, конечно, необыкновенный ребенок, но, наверное, еще не научился различать, который сейчас час.
Карлотта замолчала, потому что в том, как Морган вошел в спальню, расположенную в прохладной части барбадосского дома, было что-то берущее за душу. Ее даже пугала та необыкновенная нежность, которую этот упрямый, решительный мужчина испытывал к ребенку.
«Он действительно его любит, – счастливо произнесла она про себя. – И меня тоже. Ах, Боже Всевышний, если бы только он мог понять, как я обожаю его!»
В тщательно убранной нише стояла великолепная колыбель из сандалового дерева и слоновой кости, умело отделанная резьбой и позолотой.
– Здесь сквозняк, – резко заметил Морган. – Проклятье, тигрица; юн еще слишком мал и легко может подцепить воспаление.
– Нет, Гарри, с ним все в порядке. Я поставила сюда колыбельку, потому что он половину прошлой ночи не спал из-за чертовой жары.
– Чертовой жары? Ты уверена, что он не заболел?
– Да ты взгляни на него.
Карлотта была чувствительна и сентиментальна, поэтому
у нее слезы навернулись на глаза при виде того, как гроза испанских морей, чье имя вселяло в людей панический ужас, осторожно склонился над колыбелью. – Он самый чудесный и крепкий малыш из всех, которые когда-либо появлялись на свет,
– А по-моему, он довольно страшненький, – поддразнила его Карлотта. И отшатнулась от неожиданно вспыхнувшей в его взгляде ярости.
– Если это была шутка, то чертовски глупая.
Морган нежно потрепал ребенка по щеке.
– Гарри! Мой, сынок.
В это мгновение для него не существовало ничего в целом мире – ни волн, которые мягко шумели рядом с Палисадас, ни нежного запаха духов Карлотты, ни свечки, которую она держала перед ним.
– О, нет, нет! Он такой маленький и легкий, что я боюсь его взять.
– Ну тогда пойдем, победитель испанцев, и смоем с тебя грязь и пыль. Мы вернемся, когда Жозефа придет покормить его.
– Жозефа… она здорова, верно?
– Генри Морган, ты непроходимый тупица, неужели ты думаешь, что я забочусь об этом ребенке меньше тебя? Да? – Ее ногти впились ему в руку, и она пришла в такую ярость, какую ему редко доводилось видеть.
– Нет, конечно нет. Просто если с ним что-то случится, я… я…
– Ничего с ним не случится! Пойдем, и, пока ты отскребаешь с себя грязь, я пошлю Мари разогреть тушеное черепашье мясо. Я его ела на ужин, и оно было выше всех похвал.
В тени аркады в патио Карлотты появился Генри Морган, потирая следы, оставшиеся от гамака, и глубоко вдыхая прохладный воздух. Почти все на Ямайке, где всегда было жутко жарко, переняли у индейцев обычай спать в прохладном, хорошо проветриваемом, сплетенном из травы гамаке, который служил вместо кровати.
Почти сразу же пришел Чарльз Барр. Меньше всего он был похож на того, кем когда-то был, – на выпускника Итонского университета. В грязной дырявой рубашке и полосатых штанах, испещренных пятнами от подливы и вина, он ничем не отличался от других братьев.
– Доброе утро, Гарри, как голова?
– Средне. Я уже выпил рому с лимонным соком. Ты велел Джекмену и Брэдли прийти?
– Да. Но только черт меня побери, если я понимаю Джекмена; это темная лошадка. Ты его давно знаешь, да, Гарри?
– Почти восемнадцать лет, – сказал Морган. – И каждый раз я думаю, что понимаю его меньше, чем тогда, когда впервые встретил его.
Барр, прищурившись, следил за маленькой зеленой ящерицей, которая охотилась за насекомыми на стене дома.
– Странный парень. Он щедр со своей командой, но, Господи, как он стонет и вздыхает, когда ему приходится потратить пенни или полпенни на себя. Он, наверное, очень богат.
Внутри послышались еще голоса. Это говорили Зулейма и Жозефа, кормилица Гарри-младшего.
Вскоре пришел и Энох Джекмен, небрежно одетый, в мешковатой, но удобной льняной рубашке и штанах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142