Именно здесь разгружались александрийские галеры, перевозившие египетское зерно, которым кормилась вся Италия.
Однако планировка столь жизненно важного порта явно была неудачной — малейшие погодные изменения делали практически невозможной и очень опасной погрузку и разгрузку судов. А это могло в любой момент на неопределенный срок парализовать доставку зерна и вызвать непредсказуемые политические и экономические последствия,
Понимая это, Гай Юлий Цезарь в свое время поручил разработать проект переустройства порта, но кинжалы заговорщиков помешали ему довести начатое дело до конца. Проект, подготовленный лучшими инженерами, на долгие годы попал в архив.
Август тоже подумывал над этим вопросом, но, сделавшись с возрастом крайне бережливым, посчитал, что расходы на такое колоссальное сооружение, как новый порт, превысят пользу от него. И вот, по-прежнему плясали на волнах торговые суда и степенно колыхались на трех своих якорях крутобокие галеры, лишенные возможности войти в неудобную гавань, стоило лишь подуть даже легкому западному ветерку.
Но «Золотой стреле» повезло — погода была благоприятной, и корабль шкипера Никомеда без помех приблизился к причалу. Матросы взялись на свою обычную работу по швартовке судна. Никомед покрикивал на них с мостика, мечтая, чтобы проклятый трибун наконец-то убрался с палубы и перестал раздражать его своим надменным и суровым видом.
Сабин и сам был безумно рад, что скоро опять ступит на твердую землю, а подпрыгивающая и вертящаяся на волнах скорлупка Никомеда будет ему теперь лишь сниться в кошмарных снах.
— Идем, Корникс, — сказал трибун, приближаясь к трапу. — Слава богам, мы добрались до места и теперь можем пересесть на лошадей, как то и пристало порядочным людям.
Галл, явно невыспавшийся и хмурый, собрал их пожитки и двинулся за хозяином.
От Остии до Рима было восемнадцать миль хорошей мощеной дороги, и можно было рассчитывать часа через три уже быть в столице. Что ж, чем быстрее, тем лучше.
Солнце, ярко полыхавшее на голубом небе, показывало, что до полудня еще довольно много времени. Сабин приказал шкиперу и ночью не прерывать плавания, на что грек поначалу ответил решительным отказом, ссылаясь на слова авгура и морские традиции, но стоило трибуну разок рявкнуть на него, как перепугавшийся уроженец Халкедона потерял интерес к дискуссии и скрепя сердце подчинился.
Поэтому они и прибыли так рано, что позволяло теперь Сабину доехать до Рима и передать письмо еще в этот же самый день. А потом надо было немного отдохнуть и выезжать с докладом навстречу сенатору Фабию Максиму.
Сабин вздохнул. Что ж, жизнь, конечно, нелегкая, но у будущего префекта претория другой и быть не может. Надо завоевывать доверие и уважение.
Они спустились по трапу и двинулись вдоль пристани, Никомед, отдав несколько последних распоряжений команде, тоже сошел на берег, чтобы, как полагал Сабин, напиться в доску в ближайшем кабаке.
Трибун огляделся. Он увидел справа уходящую в небо башню остийского маяка; ближе к городу, на холме, высился монументальный храм Нептуна, отливающий белоснежным мрамором в лучах солнца. Слева на рейде стояли несколько военных трирем — в Остии была летняя база части Мизенской эскадры, которой некогда командовал легендарный адмирал Марк Випсаний Агриппа.
Порт жил своей обычной беспокойной жизнью. Слышались крики, шум, смех и ругань; щелкали бичи погонщиков, ревели ослы, глухо стучали по деревянному настилу пятки бесчисленных рабов, переносивших разнообразные грузы.
Тут же увивались толпы мелких уличных торговцев, нищих, проституток, наемных рабочих. Купцы более солидные заключали свои сделки в здании Морской биржи, стоявшем неподалеку.
Пристань полукругом опоясывали киоски и столики представителей различных торговых фирм со всех концов Империи. Тут люди, которым нужно было куда-то плыть, могли зарезервировать себе место на борту корабля, идущего в Массилию или Афины, Антиохию или Карфаген.
Важные жрецы степенно подметали пристань своими длинными одеждами, ожидая, когда кому-нибудь понадобится принести жертву бессмертным богам или погадать по внутренностям животных или по полету птиц, удачным ли окажется плавание. Суеверные римляне изрядно побаивались таинственной морской стихии, и охотно прибегали к услугам прорицателей. Этим же зарабатывали на хлеб и бродячие астрологи, которых очень много развелось в последнее время; были они, по большей части, абсолютно некомпетентными жуликами, но мода на халдейскую магию не давала им умереть с голоду.
Деловитые таможенники продвигались от корабля к кораблю, выполняя свои обязанности; тут же проверяли прибывшие или увозимые грузы чиновники из канцелярии квестора.
Крупные суда не уходили дальше Остии — заиленное и регулярно засыпаемое песком устье Тибра не давало им возможности подняться вверх по течению до римского Эмпориума. Лишь небольшие лодки могли одолеть этот путь. В основном корабли разгружались прямо здесь, а товар дальше доставлялся в столицу по суше или на плоскодонных баржах.
Лишь много лет спустя последующие цезари все-таки реконструируют порт и сделают его действительно удобным и безопасным.
Сабин шел по пристани, поглядывая на стоявшие у причалов корабли; Корникс двигался за ним, таща мешки и то и дело на кого-нибудь натыкаясь. Никомед семенил немного поодаль, его хитрые глазки шныряли по сторонам.
Внезапно лицо трибуна напряглось, а взгляд потяжелел. Он резко остановился, глядя в одном направлении. Удивленный Корникс сначала по инерции ткнулся в спину хозяину, а потом задрал голову, пытаясь понять, что же так взволновало Сабина. Никомед не проявил никакого интереса, но поскольку внезапно остановившиеся трибун и его слуга загородили дорогу, вынужден был терпеливо ждать, когда те продолжат свой путь и позволят ему наконец добраться до вожделенного кувшина с вином.
Корникс заметил, как руки Сабина сжались в кулаки.
— Что такое, господин? — с тревогой спросил галл. — Ты что, Горгону увидел?
Сабин чуть шевельнул губами, но ничего не сказал. Тут наконец Корникс разглядел, что же привлекло внимание трибуна. Он не отрываясь смотрел на высокого мужчину лет тридцати пяти, который стоял в полутора десятках футов от них, окруженный еще несколькими людьми.
Тот человек тоже не отрываясь смотрел куда-то в сторону причала, а остальные — судя по одежде, слуги — видимо ждали его приказа.
Вдруг мужчина повернул голову, и Сабин с Корниксом увидели его лицо — резкое, жестокое, длинный нос нависал над узкими губами, а лоб пересекал изящный белый шрам.
— Помнишь его? — спросил шепотом Сабин, не оборачиваясь.
— Нет, господин, — ответил Корникс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134
Однако планировка столь жизненно важного порта явно была неудачной — малейшие погодные изменения делали практически невозможной и очень опасной погрузку и разгрузку судов. А это могло в любой момент на неопределенный срок парализовать доставку зерна и вызвать непредсказуемые политические и экономические последствия,
Понимая это, Гай Юлий Цезарь в свое время поручил разработать проект переустройства порта, но кинжалы заговорщиков помешали ему довести начатое дело до конца. Проект, подготовленный лучшими инженерами, на долгие годы попал в архив.
Август тоже подумывал над этим вопросом, но, сделавшись с возрастом крайне бережливым, посчитал, что расходы на такое колоссальное сооружение, как новый порт, превысят пользу от него. И вот, по-прежнему плясали на волнах торговые суда и степенно колыхались на трех своих якорях крутобокие галеры, лишенные возможности войти в неудобную гавань, стоило лишь подуть даже легкому западному ветерку.
Но «Золотой стреле» повезло — погода была благоприятной, и корабль шкипера Никомеда без помех приблизился к причалу. Матросы взялись на свою обычную работу по швартовке судна. Никомед покрикивал на них с мостика, мечтая, чтобы проклятый трибун наконец-то убрался с палубы и перестал раздражать его своим надменным и суровым видом.
Сабин и сам был безумно рад, что скоро опять ступит на твердую землю, а подпрыгивающая и вертящаяся на волнах скорлупка Никомеда будет ему теперь лишь сниться в кошмарных снах.
— Идем, Корникс, — сказал трибун, приближаясь к трапу. — Слава богам, мы добрались до места и теперь можем пересесть на лошадей, как то и пристало порядочным людям.
Галл, явно невыспавшийся и хмурый, собрал их пожитки и двинулся за хозяином.
От Остии до Рима было восемнадцать миль хорошей мощеной дороги, и можно было рассчитывать часа через три уже быть в столице. Что ж, чем быстрее, тем лучше.
Солнце, ярко полыхавшее на голубом небе, показывало, что до полудня еще довольно много времени. Сабин приказал шкиперу и ночью не прерывать плавания, на что грек поначалу ответил решительным отказом, ссылаясь на слова авгура и морские традиции, но стоило трибуну разок рявкнуть на него, как перепугавшийся уроженец Халкедона потерял интерес к дискуссии и скрепя сердце подчинился.
Поэтому они и прибыли так рано, что позволяло теперь Сабину доехать до Рима и передать письмо еще в этот же самый день. А потом надо было немного отдохнуть и выезжать с докладом навстречу сенатору Фабию Максиму.
Сабин вздохнул. Что ж, жизнь, конечно, нелегкая, но у будущего префекта претория другой и быть не может. Надо завоевывать доверие и уважение.
Они спустились по трапу и двинулись вдоль пристани, Никомед, отдав несколько последних распоряжений команде, тоже сошел на берег, чтобы, как полагал Сабин, напиться в доску в ближайшем кабаке.
Трибун огляделся. Он увидел справа уходящую в небо башню остийского маяка; ближе к городу, на холме, высился монументальный храм Нептуна, отливающий белоснежным мрамором в лучах солнца. Слева на рейде стояли несколько военных трирем — в Остии была летняя база части Мизенской эскадры, которой некогда командовал легендарный адмирал Марк Випсаний Агриппа.
Порт жил своей обычной беспокойной жизнью. Слышались крики, шум, смех и ругань; щелкали бичи погонщиков, ревели ослы, глухо стучали по деревянному настилу пятки бесчисленных рабов, переносивших разнообразные грузы.
Тут же увивались толпы мелких уличных торговцев, нищих, проституток, наемных рабочих. Купцы более солидные заключали свои сделки в здании Морской биржи, стоявшем неподалеку.
Пристань полукругом опоясывали киоски и столики представителей различных торговых фирм со всех концов Империи. Тут люди, которым нужно было куда-то плыть, могли зарезервировать себе место на борту корабля, идущего в Массилию или Афины, Антиохию или Карфаген.
Важные жрецы степенно подметали пристань своими длинными одеждами, ожидая, когда кому-нибудь понадобится принести жертву бессмертным богам или погадать по внутренностям животных или по полету птиц, удачным ли окажется плавание. Суеверные римляне изрядно побаивались таинственной морской стихии, и охотно прибегали к услугам прорицателей. Этим же зарабатывали на хлеб и бродячие астрологи, которых очень много развелось в последнее время; были они, по большей части, абсолютно некомпетентными жуликами, но мода на халдейскую магию не давала им умереть с голоду.
Деловитые таможенники продвигались от корабля к кораблю, выполняя свои обязанности; тут же проверяли прибывшие или увозимые грузы чиновники из канцелярии квестора.
Крупные суда не уходили дальше Остии — заиленное и регулярно засыпаемое песком устье Тибра не давало им возможности подняться вверх по течению до римского Эмпориума. Лишь небольшие лодки могли одолеть этот путь. В основном корабли разгружались прямо здесь, а товар дальше доставлялся в столицу по суше или на плоскодонных баржах.
Лишь много лет спустя последующие цезари все-таки реконструируют порт и сделают его действительно удобным и безопасным.
Сабин шел по пристани, поглядывая на стоявшие у причалов корабли; Корникс двигался за ним, таща мешки и то и дело на кого-нибудь натыкаясь. Никомед семенил немного поодаль, его хитрые глазки шныряли по сторонам.
Внезапно лицо трибуна напряглось, а взгляд потяжелел. Он резко остановился, глядя в одном направлении. Удивленный Корникс сначала по инерции ткнулся в спину хозяину, а потом задрал голову, пытаясь понять, что же так взволновало Сабина. Никомед не проявил никакого интереса, но поскольку внезапно остановившиеся трибун и его слуга загородили дорогу, вынужден был терпеливо ждать, когда те продолжат свой путь и позволят ему наконец добраться до вожделенного кувшина с вином.
Корникс заметил, как руки Сабина сжались в кулаки.
— Что такое, господин? — с тревогой спросил галл. — Ты что, Горгону увидел?
Сабин чуть шевельнул губами, но ничего не сказал. Тут наконец Корникс разглядел, что же привлекло внимание трибуна. Он не отрываясь смотрел на высокого мужчину лет тридцати пяти, который стоял в полутора десятках футов от них, окруженный еще несколькими людьми.
Тот человек тоже не отрываясь смотрел куда-то в сторону причала, а остальные — судя по одежде, слуги — видимо ждали его приказа.
Вдруг мужчина повернул голову, и Сабин с Корниксом увидели его лицо — резкое, жестокое, длинный нос нависал над узкими губами, а лоб пересекал изящный белый шрам.
— Помнишь его? — спросил шепотом Сабин, не оборачиваясь.
— Нет, господин, — ответил Корникс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134