— Сюда, господин, — в боковых дверях появился Корникс. — Уже готово.
Галл помог им нести раненого; они поднялись по скользким, корявым ступенькам на второй этаж и вошли в комнату, освещенную двумя факелами.
Девушка, на которую Корникс уже ранее положил глаз, расстилала грубые серые простыни на деревянном топчане.
— Осторожнее, — буркнул Сабин, и они аккуратно уложили трибуна на постель. Тот слабо застонал.
В дверь просунулся хозяин, он держал в руках кувшин с вином.
— За врачом поехали, господин, — доложил он, все еще напуганный. — Только там такой коновал, что я не знаю...
Сабин молча отобрал у него кувшин и махнул рукой, приказывая удалиться. Квинт Аррунций поспешно исчез, девушка и лысый последовали за ним.
— Корникс, — Сабин повернулся к слуге, — принеси золото. Оно где-то там, на лошади, если только эти ворюги его еще не стянули. И... — он помолчал. — Под седлом у серого жеребца должно быть письмо. Его тоже принеси, только чтоб никто не видел.
Галл с сомнением покачал головой, но, поймав грозный взгляд трибуна, от комментариев воздержался и выбежал из комнаты.
Сабин присел на край постели и тронул Кассия Херею за плечо.
— Ты жив еще?
Тот слабо шевельнул губами. Кровь из ран на его плече и ноге больше не текла — запеклась темно-красными сгустками.
— Выпей вина, — сказал Сабин. — Сейчас будет врач.
Кассий открыл глаза. Его взгляд; к удивлению трибуна, был ясным и спокойным.
— Спасибо, — тихо сказал он. — Мне уже лучше. Может, действительно, Харону еще придется подождать?
Сабин поднес к его губам кувшин и чуть приподнял голову раненого. Тот сделал несколько глотков. Струйка розоватой жидкости пробежала по его подбородку. Сабин тоже глотнул. Неплохое.
— Послушай, — сказал он, наклоняясь к уху трибуна. — Ты много чего мне рассказал сегодня. Да помогут тебе боги, если это неправда или не вся правда...
— Это правда, — шепнул Кассий. — Клянусь ларами...
— Тогда еще одно, — продолжал Сабин. — Ты говорил — вы знали, что за вами следят, и приняли все меры предосторожности. Ты сказал, что вы намеренно изменили маршрут и неделю карабкались по горам, чтобы сбить их со следа. Но тогда каким образом эти люди нашли вас сразу же, как только вы снова появились на дороге? Откуда они знали, в каком месте вы спуститесь с гор?
Трибун покачал головой.
— Богам известно. О том, что за Генавой мы уйдем с тракта в Апеннинские горы, знали только я и Германик, ну, и еще двое людей, которые сопровождали меня, но им я сказал уже в последний момент.
— Двое? — Сабин напрягся. — А где второй?
— Он сорвался со скалы в пропасть в самом начале нашего перехода через Альпы. Вместе с мулами.
— Ты уверен, что он действительно умер?
— Трудно сказать. Там было очень глубоко. Мы сверху высмотрели только одного мула, он разбился о камни. Еще двоих животных и Луция, этого человека, мы не увидели — их закрывал утес. Бедняга Луций вырос в горах и вот, не уберегся...
— Он был надежным парнем? — спросил Сабин.
— Германик полностью доверял ему, — ответил трибун так, словно это снимало все вопросы.
Сабин пожал плечами.
— Ладно. Теперь следующее...
В дверь вошел Корникс с кожаным мешком, позвякивавшим при каждом его шаге, и восковыми табличками в руке, скрепленными таким образом, чтобы письмо нельзя было прочесть, не сломав печати.
— Положи сюда, — Сабин кивком указал на невысокий столик в углу комнаты.
Галл выполнил приказ.
— Мне уйти, господин? — спросил он.
— Останься, — бросил через плечо Сабин. — Присядь вон там.
В другой ситуации Корникса, конечно, обрадовало бы такое доверие хозяина, но сейчас, после тех слов, которые они слышали от раненого трибуна... Ой, лучше бы им держаться подальше от таких приключений.
— Еще одно, — Сабин снова наклонился над Кассием. — Кто эти люди, которые напали на вас? Ты сказал, что знаешь, кому они служат, но сами-то они кто? Солдаты? Бандиты? Шпионы?
— Богам известно, — повторил трибун. — Дай вина.
Пока он пил, Сабин задумчиво смотрел в стену за его головой. На лбу Гая пролегла глубокая складка.
— У одного из них был шрам, вот здесь, — он показал пальцем. — Не вспоминаешь?
Трибун качнул головой.
— Нет... Спать хочу.
У него уже явно не осталось сил. Кожа на бледном лице натянулась, стала словно прозрачной.
— Подожди, — сказал Сабин. — Сейчас врач разберется с твоими дырками, а потом поспишь.
Он встал, подошел к столу, взял кожаный мешок и взвесил его в руке.
— Хорошие деньги. Ладно, я возьму половину. Вторую оставлю тебе.
— Бери все, — шепнул трибун. — У меня есть немного. Хватит, чтобы вернуться в Германию, если боги сохранят мне жизнь. А у тебя могут быть большие расходы.
— Ничего, потом представлю счет Германику, — невесело улыбнулся Сабин.
Он пересыпал часть монет в свою крумену и в мешочек Корникса, который расширенными глазами следил за тонкой струйкой золота, текущей в его старый, заплатанный кошель. Остальные деньги Сабин сунул под простыню в изголовье трибуна. Там же он положил его меч, вытерев ножны полой плаща.
На ступеньках раздались шаги, и в комнату торопливо вбежал Квинт Аррунций, чуть ли не силой волоча за собой высокого худого мужчину с растрепанной густой шевелюрой.
— Вот врач, господин! — торжественно возвестил он.
Лекарь громко рыгнул, и по комнате распространился запах жареной капусты и винного перегара. Сабин скривился и встал.
— Ты умеешь лечить такие раны? — спросил он, указывая пальцем на ногу трибуна.
Мужчина пожал плечами.
— Я был армейским хирургом несколько лет назад.
— А моего племянника чуть в гроб не загнал своими припарками, — язвительно вставил хозяин гостиницы.
— Закрой рот! — рявкнул на него Сабин. — Вот десять золотых, — снова повернулся он к врачу. — Ты не выйдешь отсюда, пока этот человек не будет полностью здоров и не сможет продолжить свой путь. Хозяин выполнит любой твой приказ, достанет любое лекарство. От тебя требуется только вылечить раненого. Ты понял меня? Скоро я вернусь сюда и проверю твою работу. Хозяину я оставлю для тебя еще десять монет. Если справишься, они твои. Но если нет...
Врач задумчиво потер подбородок. Двадцать ауреев — столько ему и за три года не заработать.
— А вдруг он умрет? — спросил наконец лекарь, терзаемый сомнениями.
— Он не должен умереть. Начинай работать.
Врач бросил на стол полотняную сумку — видимо, с инструментами — и принялся отдирать присохшую ткань с ноги Кассия Хереи. Тот скрипнул зубами и крепко сжал челюсти.
— Пусть принесут горячей воды, — распорядился врач. — И материю для перевязки.
— Когда осмотришь раны, — приказал Сабин, — спустишься вниз и скажешь мне свое мнение. Корникс, иди к лошадям. А ты, — он повернулся к хозяину, — пришлешь сюда то, что нужно, и подождешь меня в зале.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134