Но у нее нашлось время познакомить меня с ее хорошим приятелем, который был одним из самых знаменитых итальянских художников-сюрреалистов. Этого круглолицего медведя я буду в дальнейшем звать Домиником.
Фиона привезла меня в роскошную квартиру, в которой царила почти полная темнота. Когда мои глаза привыкли к ней, я поздоровалась с маэстро и увидела его творения. Воистину сюрреалист! Большинство картин изображали причудливые мутации женского тела.
У него были черные до плеч волосы и большие темно-карие глаза, которые нервно бегали с предмета на предмет, не останавливаясь на мне во время разговора. Из-за его веса и бороды я не могла точно определить возраст, но решила, что ему было от тридцати восьми до сорока восьми лет. Он экспромтом предложил мне гостеприимство на одну ночь, и точно также, экспромтом, я приняла его предложение. Из-за назначенной встречи Фиона должна была уходить немедленно, а я осталась наедине с Домиником.
Измученная долгой, душной поездкой я захотела освежиться и отдохнуть, поэтому пошла помыться под душем. Я только начала раздеваться, как Доминик неожиданно появился в моей комнате и напал на меня. Боже мой, не успела я понять, что происходит, а он уже хрюкал и стонал, грубо трахая меня. Это было очень неприятно, а он, казалось, получал удовольствие. Я снова ощутила себя проституткой, обменивающей свое тело за ночлег.
Хорошо, подумала я, теперь-то уж, наверняка, он должен выказать свое гостеприимство!
Я говорила себе: «Чем быстрее и чем дальше ты окажешься от этого человека, тем для тебя будет лучше», но у меня не было больше никаких знакомых в Милане, я устала после поездки и, кроме всего, сейчас, когда он вел себя как типичный подонок-мужлан, я чувствовала потребность выступить в роли ангела-мстителя и хотела подзадержаться здесь еще некоторое время, чтобы определиться, как и чем могу отплатить ему. Поэтому я осталась.
После душа я почувствовала себя лучше, сменила белье, и когда спустилась вниз, Доминик уже сидел в гостиной, потягивая коктейль и читая газету.
— Как вы себя чувствуете? — спросил он, будто его хамство в сочетании с душем должны были привести меня в благодушное настроение. Ну что за свинья!
— Доминик, вам действительно было так нужно нападать на меня? — резко сказала я на своем лучшем итальянском языке.
— Ну, моя дорогая, я слышал о вашей репутации и подумал, что вы, возможно, в свою очередь слышали обо мне, как о дамском угоднике, может быть, даже от Фионы, и я хотел, чтобы вы знали, что это истинно. А что, вам не понравилось наше небольшое любовное приключение?
— Я хочу иметь право голоса в подобных вопросах, я слишком люблю заниматься любовью, но не тогда, когда направляюсь в душ и на меня набрасываются мужчины. — Типичный образчик мужской самонадеянности: все, что я должен сделать — впихнуть в бабу член, и это должно унести ее на небо. С этим мне доводилось сталкиваться, поэтому я добавила: — Вы многое потеряли… я могу быть тигрицей в постели, когда соответствующим образом подготовлена и разогрета. А вам хотелось доставить удовольствие только себе — просто перепихнуться, без всякой любви…
Доминик страшно возмутился тем, что я отчитала его за свинское поведение, и я бы не удивилась, если бы он вдруг вскочил и стал бить меня — но в это время зазвонил телефон, он взял трубку и стал разговаривать. (Спасительный звонок!)
Оказалось, звонила Фиона. Она чувствовала себя неловко из-за невозможности уделить мне время, поэтому отменила свидание и сказала, что присоединится к нам вечером. Я была благодарна ей, и не только из-за вежливости по отношению ко мне.
Доминик предложил Фионе встретиться в каком-то ресторанчике, чтобы вместе пообедать, а затем весьма настойчиво стал выяснять, собираюсь ли я одеться к обеду.
— Я одета, — заявила я. — Вы не одобряете мой туалет?
— Вполне, вполне, — сказал он, а затем добавил, — послушайте, я не так все истолковал — и извиняюсь за случившееся. — По его виду я могла понять, что он не привык к извинениям, поэтому я почувствовала себя гораздо лучше, предвкушая встречу вечером. В самом деле, я была уже на взводе, в готовности к весьма приятному времяпрепровождению.
Я не была разочарована. Мы втроем отобедали в прелестном ресторанчике на Виа Сант Андреа, отделанном деревом теплых тонов и кожей, с отличной кухней. Нам подали языки с устрицами, маслом и чесноком — наплевать на дурной запах — и великолепные сладости — на диету тоже наплевать, — а Доминик был само очарование. Его рассказы из жизни артистического мира доводили до гомерического хохота.
Доминик был вынужден покинуть нас на некоторое время (он должен был присутствовать на открытии художественной галереи) и пригласил нас с собой, но мы отказались, потому что хотели поделиться друг с другом всем, что с нами произошло за эти годы. Около одиннадцати часов вечера Доминик снова присоединился к нам и пригласил посмотреть его студию.
Студия превысила всякие ожидания — четыре громадных, с высокими потолками помещения в старинном миланском здании; обстановка состояла из антиквариата, соседствовавшего с современной скульптурой и, конечно, его собственными работами. Доминик был чокнут на животных и женщинах (он был женат несколько раз) и комбинировал их в своих картинах самым необычным образом.
Рабочая студия Доминика была большой, хорошо освещенной и по-своему веселой. Но наибольший интерес представлял его офис — стены, уставленные тысячами книг, в основном по искусству. В нише из-под потолка свешивалось черное яйцеобразное кресло. Это было одно из его изобретений; Фиона села в кресло и стала раскачиваться, поставив ноги на подставку, заявив, что оно сделано как раз для нее. Оказалось, что Доминик собственноручно изготовил кресло. Я же удобно разместилась в цвета тигровой кожи шезлонге, в цветовую гамму которого очень хорошо вписывалась в своем бежевом платье. Доминик занял место за своим внушительных размеров столом, и мы провели несколько часов, беседуя о его жизни, картинах и чувствах. Он был родом из состоятельной семьи и смог удовлетворить любовь к искусству без побочных заработков. Его карьера как художника началась около пятнадцати лет тому назад, и с тех пор цены на его произведения достигли бешеных размеров. Я спросила его мнение о некоторых современных художниках.
— Они хороши, — с энтузиазмом ответил он. — Пусть они работают как хотят, они все великие художники.
Я немного надавила на него, чтобы он выразился более конкретно.
— Послушай, я не хочу излагать свое личное мнение, — в конце концов признался он. — Все они воображают себя великими мастерами — пусть они будут счастливы этим. Мне не нужно покупать их картины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
Фиона привезла меня в роскошную квартиру, в которой царила почти полная темнота. Когда мои глаза привыкли к ней, я поздоровалась с маэстро и увидела его творения. Воистину сюрреалист! Большинство картин изображали причудливые мутации женского тела.
У него были черные до плеч волосы и большие темно-карие глаза, которые нервно бегали с предмета на предмет, не останавливаясь на мне во время разговора. Из-за его веса и бороды я не могла точно определить возраст, но решила, что ему было от тридцати восьми до сорока восьми лет. Он экспромтом предложил мне гостеприимство на одну ночь, и точно также, экспромтом, я приняла его предложение. Из-за назначенной встречи Фиона должна была уходить немедленно, а я осталась наедине с Домиником.
Измученная долгой, душной поездкой я захотела освежиться и отдохнуть, поэтому пошла помыться под душем. Я только начала раздеваться, как Доминик неожиданно появился в моей комнате и напал на меня. Боже мой, не успела я понять, что происходит, а он уже хрюкал и стонал, грубо трахая меня. Это было очень неприятно, а он, казалось, получал удовольствие. Я снова ощутила себя проституткой, обменивающей свое тело за ночлег.
Хорошо, подумала я, теперь-то уж, наверняка, он должен выказать свое гостеприимство!
Я говорила себе: «Чем быстрее и чем дальше ты окажешься от этого человека, тем для тебя будет лучше», но у меня не было больше никаких знакомых в Милане, я устала после поездки и, кроме всего, сейчас, когда он вел себя как типичный подонок-мужлан, я чувствовала потребность выступить в роли ангела-мстителя и хотела подзадержаться здесь еще некоторое время, чтобы определиться, как и чем могу отплатить ему. Поэтому я осталась.
После душа я почувствовала себя лучше, сменила белье, и когда спустилась вниз, Доминик уже сидел в гостиной, потягивая коктейль и читая газету.
— Как вы себя чувствуете? — спросил он, будто его хамство в сочетании с душем должны были привести меня в благодушное настроение. Ну что за свинья!
— Доминик, вам действительно было так нужно нападать на меня? — резко сказала я на своем лучшем итальянском языке.
— Ну, моя дорогая, я слышал о вашей репутации и подумал, что вы, возможно, в свою очередь слышали обо мне, как о дамском угоднике, может быть, даже от Фионы, и я хотел, чтобы вы знали, что это истинно. А что, вам не понравилось наше небольшое любовное приключение?
— Я хочу иметь право голоса в подобных вопросах, я слишком люблю заниматься любовью, но не тогда, когда направляюсь в душ и на меня набрасываются мужчины. — Типичный образчик мужской самонадеянности: все, что я должен сделать — впихнуть в бабу член, и это должно унести ее на небо. С этим мне доводилось сталкиваться, поэтому я добавила: — Вы многое потеряли… я могу быть тигрицей в постели, когда соответствующим образом подготовлена и разогрета. А вам хотелось доставить удовольствие только себе — просто перепихнуться, без всякой любви…
Доминик страшно возмутился тем, что я отчитала его за свинское поведение, и я бы не удивилась, если бы он вдруг вскочил и стал бить меня — но в это время зазвонил телефон, он взял трубку и стал разговаривать. (Спасительный звонок!)
Оказалось, звонила Фиона. Она чувствовала себя неловко из-за невозможности уделить мне время, поэтому отменила свидание и сказала, что присоединится к нам вечером. Я была благодарна ей, и не только из-за вежливости по отношению ко мне.
Доминик предложил Фионе встретиться в каком-то ресторанчике, чтобы вместе пообедать, а затем весьма настойчиво стал выяснять, собираюсь ли я одеться к обеду.
— Я одета, — заявила я. — Вы не одобряете мой туалет?
— Вполне, вполне, — сказал он, а затем добавил, — послушайте, я не так все истолковал — и извиняюсь за случившееся. — По его виду я могла понять, что он не привык к извинениям, поэтому я почувствовала себя гораздо лучше, предвкушая встречу вечером. В самом деле, я была уже на взводе, в готовности к весьма приятному времяпрепровождению.
Я не была разочарована. Мы втроем отобедали в прелестном ресторанчике на Виа Сант Андреа, отделанном деревом теплых тонов и кожей, с отличной кухней. Нам подали языки с устрицами, маслом и чесноком — наплевать на дурной запах — и великолепные сладости — на диету тоже наплевать, — а Доминик был само очарование. Его рассказы из жизни артистического мира доводили до гомерического хохота.
Доминик был вынужден покинуть нас на некоторое время (он должен был присутствовать на открытии художественной галереи) и пригласил нас с собой, но мы отказались, потому что хотели поделиться друг с другом всем, что с нами произошло за эти годы. Около одиннадцати часов вечера Доминик снова присоединился к нам и пригласил посмотреть его студию.
Студия превысила всякие ожидания — четыре громадных, с высокими потолками помещения в старинном миланском здании; обстановка состояла из антиквариата, соседствовавшего с современной скульптурой и, конечно, его собственными работами. Доминик был чокнут на животных и женщинах (он был женат несколько раз) и комбинировал их в своих картинах самым необычным образом.
Рабочая студия Доминика была большой, хорошо освещенной и по-своему веселой. Но наибольший интерес представлял его офис — стены, уставленные тысячами книг, в основном по искусству. В нише из-под потолка свешивалось черное яйцеобразное кресло. Это было одно из его изобретений; Фиона села в кресло и стала раскачиваться, поставив ноги на подставку, заявив, что оно сделано как раз для нее. Оказалось, что Доминик собственноручно изготовил кресло. Я же удобно разместилась в цвета тигровой кожи шезлонге, в цветовую гамму которого очень хорошо вписывалась в своем бежевом платье. Доминик занял место за своим внушительных размеров столом, и мы провели несколько часов, беседуя о его жизни, картинах и чувствах. Он был родом из состоятельной семьи и смог удовлетворить любовь к искусству без побочных заработков. Его карьера как художника началась около пятнадцати лет тому назад, и с тех пор цены на его произведения достигли бешеных размеров. Я спросила его мнение о некоторых современных художниках.
— Они хороши, — с энтузиазмом ответил он. — Пусть они работают как хотят, они все великие художники.
Я немного надавила на него, чтобы он выразился более конкретно.
— Послушай, я не хочу излагать свое личное мнение, — в конце концов признался он. — Все они воображают себя великими мастерами — пусть они будут счастливы этим. Мне не нужно покупать их картины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103