Наверное, у него в доме их тоже нет. Аманда все-таки решила спросить. Надо же с чего-то начать разговор, тем более что он будет нелегким — она это предчувствовала.
— Кондиционеров нет?
Он покачал головой. Одной рукой он держал трубку, другую положил на перила.
— Кондиционеров нет. Я хочу наслаждаться сменой погоды, а не скрываться от природы. Я люблю лето. Люблю его краски, звуки, запахи, ощущения. А пот? Ну, что ж, я и против пота ничего не имею.
Дуновением ветра до нее донесло запах его табака, крепкий и одновременно сладкий. Аманда бессознательно вдохнула его. Она чувствовала и запах, исходивший от самого Уокера. Аромат мыла, смешанный с крепким мужским запахом. Ей это нравилось.
— В городе привыкаешь большую часть времени жить, закрывшись от внешнего мира. От шума и загрязненного воздуха. Но здесь… я словно попала в иной мир.
— Новый или тот, который вы еще помните?
Как ни странно, ее этот вопрос не удивил и не обидел. Она даже заставила себя улыбнуться.
— Вы когда-нибудь можете остановиться? Постоянно спрашивать, проверять, взвешивать… Ну к чему это, Уокер? Вы же все равно не верите ни одному моему слову.
— Может быть, я не перестаю надеяться, что однажды вы скажете нечто такое, что убедит меня. Заставит поверить в то, что вы та, за кого себя выдаете.
Он вынул трубку изо рта, внимательно посмотрел на нее и аккуратно положил на перила.
Аманда дождалась, пока он снова встретится с ней взглядом.
— Разве это так важно, кто я такая?
— Да, черт возьми, и вы это прекрасно знаете. Джесс заслуживает того, чтобы получить обратно настоящую внучку.
— Я сейчас говорю не о том, что подумают или во что верят другие. Я спрашиваю, так ли это важно в данный момент для нас двоих? Сейчас, когда никто нас не видит и не слышит. Вот именно сейчас, когда вы смотрите на меня, Уокер, имеет ли для вас значение, настоящая Аманда Далтон перед вами или нет? Скажите честно.
— А для вас имеет значение, что я думаю по этому поводу?
— Не надо отвечать вопросом на вопрос.
— Ну хорошо. Сейчас уже за полночь. Красивая женщина забрела ко мне, можно сказать, прямо в спальню. Конечно, при определенном настрое не имело бы никакого значения, кто она такая на самом деле.
— Опять осторожничаете. Вы когда-нибудь можете уступить хоть на йоту, Уокер?
— Знаете, в такую жару я не расположен к играм.
— А кто говорит об играх?
— Но вы же здесь. Зачем вы пришли, Аманда?
— Мне не спалось. Я подумала, может быть, прогулка поможет.
— Ничего себе прогулка — целую милю, без дорог, через лес. Что, наверное, скука одолела? Развлечений захотелось? Я думаю, после Бостона это место кажется вам настоящей дырой. А играть перед Джессом роль чистой невинной девочки, наверное, чертовски наскучило? В то же время большинство мужчин здесь предположительно состоят с вами в родстве, так что найти себе партнера, связь с которым не грозила бы кровосмешением, целая проблема.
Такая грубость в его устах звучала настолько непривычно, что в первую минуту Аманда потеряла дар речи. Взяв себя в руки, она заговорила тем же издевательским тоном:
— А вы подонок, Уокер. Я только не могу понять, действительно ли вы меня до такой степени ненавидите или просто делаете вид.
— Я никогда не играю на публику.
— Чепуха. Все играют на публику. А мы с вами играем в эту игру с той самой минуты, как я впервые вошла в ваш кабинет.
— Я не играю. Я просто хочу знать правду.
— Правду? — Она издала короткий смешок. — А при чем тут вообще правда? Какое она имеет к этому отношение?
— Самое прямое.
Она покачала головой:
— Возможно, вам действительно хочется так думать, Уокер, но вы же неглупый человек. Я задала нам вопрос и хочу услышать правдивый ответ. Вот сейчас, и данный момент, имеет для вас значение, настоящая ли я Аманда Далтон?
— Нет.
Черт бы ее побрал! Все-таки она вытянула это из него. Уокер чувствовал, как растет напряжение внутри.
Аманда не засмеялась. Даже не улыбнулась.
— Вы, наверное, скорее поверите ядовитой змее, чем мне. Но это не имеет никакого значения. Вы хотите меня, Уокер, и мы оба это знаем.
— Не важно, чего я хочу или, наоборот, не хочу. В моем возрасте надо иметь голову на плечах.
Голос его звучал резко и хрипло. Казалось, слова ранят ему горло. Она вытащила его желание на свет, и теперь оно лежало между ними, голое, неприкрытое.
— Значит, у вас есть голова на плечах? А что, если у меня ее нет?
Он не двинулся с места. Изо всех сил старался не двигаться.
— Что вы такое говорите, Аманда?
— Что ж, это в духе человека вашей профессии. Обо всем надо сказать вслух и в подробностях. А я-то думала, вы поняли, зачем я здесь. По-моему, вы сами об этом сказали. Будто бы мне стало скучно, и я ищу, кто бы положил меня в постель. Ну или что-то в этом роде.
— Аманда…
Она резко перебила его. Теперь ее слова дышали сарказмом:
— Здесь меня окружают в основном родственники, лето становится слишком… знойным, ночи такие длинные и жаркие. Что остается делать девушке? Конечно, я бы могла дождаться возвращения Виктора, поскольку он уже проявил ко мне интерес. Но мне что-то не хочется потворствовать его самолюбованию. И потом, мужчины, считающие себя величайшими любовниками в мире, на самом деле, как правило, таковыми не оказываются.
Уокер чувствовал, как внутри поднимается что-то темное, огромное и неуправляемое. Понимает ли она, какие силы могут вырваться наружу в эту ночь?
— То есть вы хотите сказать, что это была бы пустая трата времени.
— Если не хуже. Мне почему-то кажется, что в постели он склонен проявлять некоторые… отвратительные привычки. Поэтому я, пожалуй, не стану с ним связываться.
— И значит, остаюсь только я.
Она улыбнулась:
— Ну естественно. Так что давайте закончим эту маленькую сценку и опустим занавес по всем правилам.
Уокер внезапно понял, что ему все-таки удалось пробить броню ее спокойствия. Она разъярена до крайности, оскорблена, возможно, он даже причинил ей настоящую боль. Вот и широкая улыбка выглядит фальшивой, и голос, произносящий издевательские слова, дрожит, и сама она вся трясется как в лихорадке.
Прежде чем он успел что-либо сказать, она продолжила, все тем же издевательским тоном:
— Пожалуй, я облегчу вам задачу. Скажу, что, поскольку вы единственный интересный и доступный жеребец на всю округу, я и пришла сюда сегодня ночью, чтобы вы уложили меня в постель. А пока я терпеливо этого жду, вы сможете вдоволь натешиться, смешав меня с грязью, высказать все свое презрение, сказать мне, какая я паршивая шлюха. Если же этого вам покажется недостаточно, чтобы ощутить сладкое чувство превосходства, можете добавить несколько оскорблений по поводу моей внешности. Например, сказать, что, на ваш взгляд, я вовсе не привлекательна и не желанна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
— Кондиционеров нет?
Он покачал головой. Одной рукой он держал трубку, другую положил на перила.
— Кондиционеров нет. Я хочу наслаждаться сменой погоды, а не скрываться от природы. Я люблю лето. Люблю его краски, звуки, запахи, ощущения. А пот? Ну, что ж, я и против пота ничего не имею.
Дуновением ветра до нее донесло запах его табака, крепкий и одновременно сладкий. Аманда бессознательно вдохнула его. Она чувствовала и запах, исходивший от самого Уокера. Аромат мыла, смешанный с крепким мужским запахом. Ей это нравилось.
— В городе привыкаешь большую часть времени жить, закрывшись от внешнего мира. От шума и загрязненного воздуха. Но здесь… я словно попала в иной мир.
— Новый или тот, который вы еще помните?
Как ни странно, ее этот вопрос не удивил и не обидел. Она даже заставила себя улыбнуться.
— Вы когда-нибудь можете остановиться? Постоянно спрашивать, проверять, взвешивать… Ну к чему это, Уокер? Вы же все равно не верите ни одному моему слову.
— Может быть, я не перестаю надеяться, что однажды вы скажете нечто такое, что убедит меня. Заставит поверить в то, что вы та, за кого себя выдаете.
Он вынул трубку изо рта, внимательно посмотрел на нее и аккуратно положил на перила.
Аманда дождалась, пока он снова встретится с ней взглядом.
— Разве это так важно, кто я такая?
— Да, черт возьми, и вы это прекрасно знаете. Джесс заслуживает того, чтобы получить обратно настоящую внучку.
— Я сейчас говорю не о том, что подумают или во что верят другие. Я спрашиваю, так ли это важно в данный момент для нас двоих? Сейчас, когда никто нас не видит и не слышит. Вот именно сейчас, когда вы смотрите на меня, Уокер, имеет ли для вас значение, настоящая Аманда Далтон перед вами или нет? Скажите честно.
— А для вас имеет значение, что я думаю по этому поводу?
— Не надо отвечать вопросом на вопрос.
— Ну хорошо. Сейчас уже за полночь. Красивая женщина забрела ко мне, можно сказать, прямо в спальню. Конечно, при определенном настрое не имело бы никакого значения, кто она такая на самом деле.
— Опять осторожничаете. Вы когда-нибудь можете уступить хоть на йоту, Уокер?
— Знаете, в такую жару я не расположен к играм.
— А кто говорит об играх?
— Но вы же здесь. Зачем вы пришли, Аманда?
— Мне не спалось. Я подумала, может быть, прогулка поможет.
— Ничего себе прогулка — целую милю, без дорог, через лес. Что, наверное, скука одолела? Развлечений захотелось? Я думаю, после Бостона это место кажется вам настоящей дырой. А играть перед Джессом роль чистой невинной девочки, наверное, чертовски наскучило? В то же время большинство мужчин здесь предположительно состоят с вами в родстве, так что найти себе партнера, связь с которым не грозила бы кровосмешением, целая проблема.
Такая грубость в его устах звучала настолько непривычно, что в первую минуту Аманда потеряла дар речи. Взяв себя в руки, она заговорила тем же издевательским тоном:
— А вы подонок, Уокер. Я только не могу понять, действительно ли вы меня до такой степени ненавидите или просто делаете вид.
— Я никогда не играю на публику.
— Чепуха. Все играют на публику. А мы с вами играем в эту игру с той самой минуты, как я впервые вошла в ваш кабинет.
— Я не играю. Я просто хочу знать правду.
— Правду? — Она издала короткий смешок. — А при чем тут вообще правда? Какое она имеет к этому отношение?
— Самое прямое.
Она покачала головой:
— Возможно, вам действительно хочется так думать, Уокер, но вы же неглупый человек. Я задала нам вопрос и хочу услышать правдивый ответ. Вот сейчас, и данный момент, имеет для вас значение, настоящая ли я Аманда Далтон?
— Нет.
Черт бы ее побрал! Все-таки она вытянула это из него. Уокер чувствовал, как растет напряжение внутри.
Аманда не засмеялась. Даже не улыбнулась.
— Вы, наверное, скорее поверите ядовитой змее, чем мне. Но это не имеет никакого значения. Вы хотите меня, Уокер, и мы оба это знаем.
— Не важно, чего я хочу или, наоборот, не хочу. В моем возрасте надо иметь голову на плечах.
Голос его звучал резко и хрипло. Казалось, слова ранят ему горло. Она вытащила его желание на свет, и теперь оно лежало между ними, голое, неприкрытое.
— Значит, у вас есть голова на плечах? А что, если у меня ее нет?
Он не двинулся с места. Изо всех сил старался не двигаться.
— Что вы такое говорите, Аманда?
— Что ж, это в духе человека вашей профессии. Обо всем надо сказать вслух и в подробностях. А я-то думала, вы поняли, зачем я здесь. По-моему, вы сами об этом сказали. Будто бы мне стало скучно, и я ищу, кто бы положил меня в постель. Ну или что-то в этом роде.
— Аманда…
Она резко перебила его. Теперь ее слова дышали сарказмом:
— Здесь меня окружают в основном родственники, лето становится слишком… знойным, ночи такие длинные и жаркие. Что остается делать девушке? Конечно, я бы могла дождаться возвращения Виктора, поскольку он уже проявил ко мне интерес. Но мне что-то не хочется потворствовать его самолюбованию. И потом, мужчины, считающие себя величайшими любовниками в мире, на самом деле, как правило, таковыми не оказываются.
Уокер чувствовал, как внутри поднимается что-то темное, огромное и неуправляемое. Понимает ли она, какие силы могут вырваться наружу в эту ночь?
— То есть вы хотите сказать, что это была бы пустая трата времени.
— Если не хуже. Мне почему-то кажется, что в постели он склонен проявлять некоторые… отвратительные привычки. Поэтому я, пожалуй, не стану с ним связываться.
— И значит, остаюсь только я.
Она улыбнулась:
— Ну естественно. Так что давайте закончим эту маленькую сценку и опустим занавес по всем правилам.
Уокер внезапно понял, что ему все-таки удалось пробить броню ее спокойствия. Она разъярена до крайности, оскорблена, возможно, он даже причинил ей настоящую боль. Вот и широкая улыбка выглядит фальшивой, и голос, произносящий издевательские слова, дрожит, и сама она вся трясется как в лихорадке.
Прежде чем он успел что-либо сказать, она продолжила, все тем же издевательским тоном:
— Пожалуй, я облегчу вам задачу. Скажу, что, поскольку вы единственный интересный и доступный жеребец на всю округу, я и пришла сюда сегодня ночью, чтобы вы уложили меня в постель. А пока я терпеливо этого жду, вы сможете вдоволь натешиться, смешав меня с грязью, высказать все свое презрение, сказать мне, какая я паршивая шлюха. Если же этого вам покажется недостаточно, чтобы ощутить сладкое чувство превосходства, можете добавить несколько оскорблений по поводу моей внешности. Например, сказать, что, на ваш взгляд, я вовсе не привлекательна и не желанна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73