Толстый, синего морского цвета ковер покрывал все пространство до самой огромной кровати-канапе в дальнем конце. С каждой стороны кровати было большое окно с белыми, кружевными занавесями. Стены были обтянуты темно-голубым бархатом. Справа находился длинный молочно-белый мраморный стол с вишнево-красными прожилками. Рядом два кресла с высокой спинкой. На столе были вазы с нарциссами. Всю стену за мраморным столом от пола до потолка занимало зеркало, которое делало комнату еще шире и длиннее.
Дверь слева открывалась во встроенный шкаф для одежды, который был больше комнаты, в которой я теперь спала. Неподалеку от него был еще один шкаф. Справа находилась ванная. Я могла только мельком заглянуть в нее, но заметила золотую арматуру на раковинах и огромных размеров саму ванну.
Моя мать почти затерялась на этой невероятной постели. Она была одета в ярко-розовый шелковый халат и хлопковую кружевную ночную рубашку. Когда мы подошли ближе, она подняла взгляд от журнала и положила шоколадную конфету обратно в коробку, которая стояла рядом с ней на постели. Хотя она еще оставалась в постели, на ней уже были жемчужные серьги, подведены губы и ресницы. Она выглядела так, словно в любой момент могла встать с кровати, скользнуть в роскошное платье и отправиться танцевать.
– Лаура Сю, мы здесь, – пропел мой отец, сообщая очевидное. Он остановился и повернулся ко мне, показывая жестом, чтобы я подошла поближе. – Ну разве она не хорошенькая девушка? – добавил он, когда я сделала шаг вперед.
Я посмотрела на женщину, которая была моей настоящей матерью. «В нас определенно есть сходство», – подумала я. Мы обе были блондинки, мои волосы имели тот же оттенок желтизны и такие же яркие, как солнечный свет. У меня были ее синие глаза и тот же цвет лица – «персика со сливками». У нее были красивая шея и покатые плечи, ее волосы мягко спадали на эти плечи и выглядели так, словно были расчесаны на тысячи прядей, такими они были мягкими и блестящими.
Она быстро оглядела меня, ее взгляд скользил с моих ног до головы, затем она вздохнула так глубоко, словно пыталась перевести дыхание. Она протянула руку к медальону в форме сердечка, висящему на груди, и стала нервно перебирать его пальцами. На одном из них было огромное бриллиантовое кольцо, камень был таким большим, что выглядел неуклюжим и неуместным на ее тонком, маленьком пальчике.
Я тоже сделала глубокий вдох. Комната была напоена ароматом нарциссов, потому что вазы с ними были на всех столах и даже в самом углу.
– Почему она в форме горничной? – спросила она моего отца.
– О, ты же знаешь мать. Она хочет, чтобы она включилась в жизнь отеля немедленно, – ответил он. Она сделала гримасу и покачала головой.
– Евгения, – наконец, произнесла она шепотом, обращаясь теперь ко мне. – Это, действительно, ты?
Я покачала головой, и она смутилась. Она обернулась к моему отцу и озабоченно нахмурилась, отчего ее брови сошлись.
– Я должен сказать тебе, Лаура Сю, что Евгения знает себя как Дон и она чувствует себя немного некомфортно, когда к ней обращаются по-другому, – объяснил он. На ее лице вспыхнуло изумленное выражение, отчего брови изогнулись. Она захлопала ресницами и сложила свои губки.
– Да? Но ведь тебе дала имя бабушка Катлер, – сказала она мне, словно это означало, что оно высечено на камне и никогда не может быть изменено или отторгнуто.
– Для меня это не имеет значения, – ответила я. Неожиданно у нее появилось испуганное выражение, и, когда она теперь посмотрела на отца, в ее взгляде был призыв о помощи.
– Они назвали ее Дон? Просто Дон?
– Однако, Лаура Сю, – старался успокоить ее отец, – Дон и я достигли соглашения, что она даст шанс Евгении.
– Я никогда не говорила, что согласна, – быстро вставила я.
– О, это будет так трудно, – сказала моя мать, качая головой. Она приложила руку к горлу, глаза ее потемнели. Что-то пугающее родилось в моем сердце при виде ее реакции. Мама была смертельно больна, но никогда не выглядела такой слабой и беспомощной, как моя настоящая мать. – Кто бы не обращался к ней как к Евгении, она не будет знать, что это обращаются к ней. Теперь ты не можешь больше называть себя Дон. Что будут думать люди? – простонала она.
– Но это мое имя! – Закричала я. Она взглянула на меня так, словно это она сама закричала.
– Я знаю, что мы сделаем, – внезапно она хлопнула в ладоши. – Если мы будем представлять тебя какому-нибудь важному лицу, мы будем представлять тебя как Евгению Грэйс Катлер. А здесь, в семейных квартирах мы будем звать тебя Дон, если тебе так нравится. Разве это не звучит разумно, Рэндольф? Мама согласится на это?
– Посмотрим, – ответил он без особой радости в голосе. Но моя мать сделала болезненное выражение, и он расслабился и улыбнулся: – Я поговорю с ней.
– Почему вы не можете сказать ей сами то, что хотите? – спросила я мою мать. В этом вопросе было больше любопытства, чем зла. Она покачала головой и поднесла руку к своей груди.
– Я… я не умею находить аргументы, – сказала она. – Тут могут найтись какие-либо аргументы, Рэндольф?
– Не утруждай себя этим, Лаура Сю. Я уверен, что Дон, я и мама уладим это.
– Хорошо, – она глубоко вздохнула. – Хорошо, – повторила она. – Все улажено.
– Что улажено? – Я взглянула на моего отца. Он улыбнулся мне, словно желая сказать, пусть так и будет. Моя мать тоже улыбнулась, она выглядела как маленькая девочка, которой обещали что-то замечательное, вроде нового платья или похода в цирк.
– Подойди ближе, Дон, – попросила она. – Позволь мне тебя по-настоящему разглядеть хорошенько. Подойди, присядь к кровати. – Она указала мне на стул, который я должна была принести. Я выполнила ее желание. – Ты красивая девочка! С замечательными волосами и прекрасными глазами. – Она потянулась, чтобы коснуться моих волос, и я разглядела ее длинные, совершенные, розовые ногти. – Ты счастлива оказаться здесь, оказаться дома?
– Нет, – быстро ответила я, возможно, слишком быстро, потому что она заморгала и отпрянула, словно я ударила ее. – Я не привыкла к нему, – объяснила я, – и я скучаю по тем людям, которых я всегда знала, как свою семью.
– Конечно, – сказала она, – бедненькая, бедненькая девочка. Как ужасно, должно быть, это все для тебя. – Она улыбнулась очень доброй улыбкой, как мне показалось, а когда я взглянула на своего отца, то увидела, как сильно он обожает ее. – Я знала тебя всего несколько часов, держала тебя в своих руках совсем недолго. Моя сиделка миссис Дэльтон знала тебя дольше, чем я. – Она всхлипнула и перевела свои опечаленные глаза на отца, тот грустно кивнул.
– Каждый раз, когда я буду в состоянии видеть тебя, ты будешь проводить со мной столько времени, сколько сможешь, рассказывая мне все о себе, где ты была, что делала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Дверь слева открывалась во встроенный шкаф для одежды, который был больше комнаты, в которой я теперь спала. Неподалеку от него был еще один шкаф. Справа находилась ванная. Я могла только мельком заглянуть в нее, но заметила золотую арматуру на раковинах и огромных размеров саму ванну.
Моя мать почти затерялась на этой невероятной постели. Она была одета в ярко-розовый шелковый халат и хлопковую кружевную ночную рубашку. Когда мы подошли ближе, она подняла взгляд от журнала и положила шоколадную конфету обратно в коробку, которая стояла рядом с ней на постели. Хотя она еще оставалась в постели, на ней уже были жемчужные серьги, подведены губы и ресницы. Она выглядела так, словно в любой момент могла встать с кровати, скользнуть в роскошное платье и отправиться танцевать.
– Лаура Сю, мы здесь, – пропел мой отец, сообщая очевидное. Он остановился и повернулся ко мне, показывая жестом, чтобы я подошла поближе. – Ну разве она не хорошенькая девушка? – добавил он, когда я сделала шаг вперед.
Я посмотрела на женщину, которая была моей настоящей матерью. «В нас определенно есть сходство», – подумала я. Мы обе были блондинки, мои волосы имели тот же оттенок желтизны и такие же яркие, как солнечный свет. У меня были ее синие глаза и тот же цвет лица – «персика со сливками». У нее были красивая шея и покатые плечи, ее волосы мягко спадали на эти плечи и выглядели так, словно были расчесаны на тысячи прядей, такими они были мягкими и блестящими.
Она быстро оглядела меня, ее взгляд скользил с моих ног до головы, затем она вздохнула так глубоко, словно пыталась перевести дыхание. Она протянула руку к медальону в форме сердечка, висящему на груди, и стала нервно перебирать его пальцами. На одном из них было огромное бриллиантовое кольцо, камень был таким большим, что выглядел неуклюжим и неуместным на ее тонком, маленьком пальчике.
Я тоже сделала глубокий вдох. Комната была напоена ароматом нарциссов, потому что вазы с ними были на всех столах и даже в самом углу.
– Почему она в форме горничной? – спросила она моего отца.
– О, ты же знаешь мать. Она хочет, чтобы она включилась в жизнь отеля немедленно, – ответил он. Она сделала гримасу и покачала головой.
– Евгения, – наконец, произнесла она шепотом, обращаясь теперь ко мне. – Это, действительно, ты?
Я покачала головой, и она смутилась. Она обернулась к моему отцу и озабоченно нахмурилась, отчего ее брови сошлись.
– Я должен сказать тебе, Лаура Сю, что Евгения знает себя как Дон и она чувствует себя немного некомфортно, когда к ней обращаются по-другому, – объяснил он. На ее лице вспыхнуло изумленное выражение, отчего брови изогнулись. Она захлопала ресницами и сложила свои губки.
– Да? Но ведь тебе дала имя бабушка Катлер, – сказала она мне, словно это означало, что оно высечено на камне и никогда не может быть изменено или отторгнуто.
– Для меня это не имеет значения, – ответила я. Неожиданно у нее появилось испуганное выражение, и, когда она теперь посмотрела на отца, в ее взгляде был призыв о помощи.
– Они назвали ее Дон? Просто Дон?
– Однако, Лаура Сю, – старался успокоить ее отец, – Дон и я достигли соглашения, что она даст шанс Евгении.
– Я никогда не говорила, что согласна, – быстро вставила я.
– О, это будет так трудно, – сказала моя мать, качая головой. Она приложила руку к горлу, глаза ее потемнели. Что-то пугающее родилось в моем сердце при виде ее реакции. Мама была смертельно больна, но никогда не выглядела такой слабой и беспомощной, как моя настоящая мать. – Кто бы не обращался к ней как к Евгении, она не будет знать, что это обращаются к ней. Теперь ты не можешь больше называть себя Дон. Что будут думать люди? – простонала она.
– Но это мое имя! – Закричала я. Она взглянула на меня так, словно это она сама закричала.
– Я знаю, что мы сделаем, – внезапно она хлопнула в ладоши. – Если мы будем представлять тебя какому-нибудь важному лицу, мы будем представлять тебя как Евгению Грэйс Катлер. А здесь, в семейных квартирах мы будем звать тебя Дон, если тебе так нравится. Разве это не звучит разумно, Рэндольф? Мама согласится на это?
– Посмотрим, – ответил он без особой радости в голосе. Но моя мать сделала болезненное выражение, и он расслабился и улыбнулся: – Я поговорю с ней.
– Почему вы не можете сказать ей сами то, что хотите? – спросила я мою мать. В этом вопросе было больше любопытства, чем зла. Она покачала головой и поднесла руку к своей груди.
– Я… я не умею находить аргументы, – сказала она. – Тут могут найтись какие-либо аргументы, Рэндольф?
– Не утруждай себя этим, Лаура Сю. Я уверен, что Дон, я и мама уладим это.
– Хорошо, – она глубоко вздохнула. – Хорошо, – повторила она. – Все улажено.
– Что улажено? – Я взглянула на моего отца. Он улыбнулся мне, словно желая сказать, пусть так и будет. Моя мать тоже улыбнулась, она выглядела как маленькая девочка, которой обещали что-то замечательное, вроде нового платья или похода в цирк.
– Подойди ближе, Дон, – попросила она. – Позволь мне тебя по-настоящему разглядеть хорошенько. Подойди, присядь к кровати. – Она указала мне на стул, который я должна была принести. Я выполнила ее желание. – Ты красивая девочка! С замечательными волосами и прекрасными глазами. – Она потянулась, чтобы коснуться моих волос, и я разглядела ее длинные, совершенные, розовые ногти. – Ты счастлива оказаться здесь, оказаться дома?
– Нет, – быстро ответила я, возможно, слишком быстро, потому что она заморгала и отпрянула, словно я ударила ее. – Я не привыкла к нему, – объяснила я, – и я скучаю по тем людям, которых я всегда знала, как свою семью.
– Конечно, – сказала она, – бедненькая, бедненькая девочка. Как ужасно, должно быть, это все для тебя. – Она улыбнулась очень доброй улыбкой, как мне показалось, а когда я взглянула на своего отца, то увидела, как сильно он обожает ее. – Я знала тебя всего несколько часов, держала тебя в своих руках совсем недолго. Моя сиделка миссис Дэльтон знала тебя дольше, чем я. – Она всхлипнула и перевела свои опечаленные глаза на отца, тот грустно кивнул.
– Каждый раз, когда я буду в состоянии видеть тебя, ты будешь проводить со мной столько времени, сколько сможешь, рассказывая мне все о себе, где ты была, что делала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90