Где предел его порочности? Так вот, значит, чем он зарабатывает на хлеб насущный – порнокартинками. Анжела схватила мерзкий рисунок и ударила о кровать с такой силой, что столбик у изголовья прорвал бумагу. Анжела заскрипела зубами и ударила еще раз. Из гостиной раздался голос Роберта – что там происходит? Сверкая глазами, вне себя от ярости и горя, Анжела ворвалась в гостиную. Самое меньшее, что он мог ей сейчас предложить, – это виновато потупленный взор и сумбурные, пусть лживые, но все-таки извинения. Но что это? Развалился в кресле и сверлит ее обвиняющим взглядом. Прежде чем Анжела смогла открыть рот, чтобы выложить свое мнение об этой скользкой, гнусной, подлой рептилии, скользкая рептилия открыла рот сама:
– Ты могла бы сказать мне, Анжела.
– Сказать тебе? Что сказать? – выкрикнула она.
– Кто ты есть.
– Что ты имеешь в виду?
– Питер вчера следил за тобой. Видел, куда ты пришла. И рассказал мне, чем ты зарабатываешь на жизнь.
– Понятно.
– Почему ты мне сама не сказала?
– Это мое дело. Мое призвание. Тебя оно не касается, не так ли?
– Призвание? Бог мой. Ты потрясающая штучка, Анжела. – Его губы скривились в горькой ухмылке. Уничтожающий взгляд вновь довел ее кровь до кипения.
– Не смейте даже упоминать при мне об оправдании, мистер. Лучше вспомните, как кувыркались тут… О-о-о, что за бессовестная, беспардонная наглость.
– Я не просил Аниту… не приглашал… словом, не давал ей повода, если ты об этом. Понятия не имел, что она придет сегодня и устроит… то, что устроила.
– Сюрприз, значит? Чудовище! Запутался в собственной грязной паутине?
Он что-то усиленно обдумывал. Соображал, лохматя волосы и глядя в пространство, как боксер в нокауте.
– Все эти люди, Анжела… все эти мужчины… Как ты можешь… Неужели не противно, неужели не надоедает?
– Противно? Надоедает? С какой стати? Это моя работа.
– Работа? Тебе до такой степени нужны деньги? Могла бы у меня попросить. Я бы все тебе отдал, Анжела. Все на свете.
– Деньги? Да я получаю гроши. Деньги ни при чем.
– То есть… Нет, не надо. Не говори, что ты работаешь из любви к… этому. Умоляю, скажи, что это неправда.
– Если не из любви – из чего еще? Что ты за человек? Сидишь тут, тычешь в меня пальцем. Я ему не сказала. А ты мне много рассказал? И где во всем этом место несчастным крошкам? То, что ты творишь, сродни издевательству над детьми, за которое полагается тюрьма.
– Что сродни? О чем ты, ради всего святого?
– Ах да. Господи. Подай на тарелочке, разжуй и в рот сунь. С меня хватит. Я ухожу. Навсегда. Дерьмо ты полное, вот ты кто.
– Что? – Он медленно выпрямился. – Уходи. И не возвращайся.
– Не вернусь, не надейся.
– С чего бы это мне надеяться?
– В самом деле – с чего бы?
Они застыли друг напротив друга, лицом к лицу – если бы не разница в росте. Каждый ждал отступления противника. Хотя бы на дюйм. Анжела видела, что он борется с собой. Что-то обдумывает. Должно быть, пытается приспособить новое знание о ней к своим извращенным понятиям.
Пусть убедится, что она действительно не вернется. Шагнув в сторону, Анжела сорвала простыню с портрета. Скосила глаза – у него поникли плечи. Перевела взгляд на собственное лицо, улыбавшееся ей с холста. Замерла. Разве такое возможно? Разве возможно увидеть ее изнутри, не понимая, что она такое? Он умудрился даже теток в глазах уловить, думала Анжела. Грустный портрет. Печальнее, чем она ожидала. Несмотря на улыбку. Что ж, прекрасно. Вот пусть такой ее и запомнит. Так она и сказала. И развернулась спиной, чтобы он не увидел ее мокрых щек.
– Я собиралась рассказать тебе сегодня.
– Анжела?
– Все хорошо. У тебя своя дорога. У меня своя. Не о чем говорить.
– Ты, наверное, потрясена тем, что я так потрясен. В моем возрасте, в наши времена и все такое. В смысле… это ведь то, с чем ты каждый день сталкиваешься. Для тебя это нормально.
– Совершенно нормально.
– Анжела. – Он приближался, нервно хрустя пальцами. – Скажи, тебе не приходила мысль, хоть на секунду, бросить свое занятие?
– Ни на секунду.
– Понятно. – Он был раздавлен. – Я буду переживать за тебя… волноваться. Там ведь страшные люди попадаются. Психопаты. Если тебе до сих пор везло…
– Я общаюсь в основном с психопатами, такова уж работа. И справляюсь лучше многих других, так что переживать не стоит.
Он заморгал, как напуганный енот. Анжела прекрасно понимала, что слегка красуется – не все так легко и просто, – однако и против правды она не погрешила. Минимум половина постояльцев были психопатами в свои лучшие времена. В худшие для них не нашлось бы названия. И что с того? Она ведь действительно с ними справляется. Но почему он выглядит таким потерянным? Анжела вспомнила Аниту, девочек и вновь ожесточилась.
– Меня беспокоят твои девочки. Не смей подсаживать их на видео, чтобы заняться Анитой.
– Да, но они любят смотреть мультики, пока я занимаюсь с Анитой.
– Боже милостивый.
Анжела рванулась к двери. Оставаться здесь она больше не могла – ни минуты. О чем думал Господь, одаривая такими ласковыми глазами человека с ледяным сердцем?
– Анжела, если бы я попробовал… попытался принять тебя такой, какая ты есть. Принять с твоей профессией. Мы могли бы?.. – Он замолчал. – Я не хочу тебя потерять. – Пальцы нервно ерошили волосы. – Не хочу потерять. Только не знаю, что я могу сделать. – Он снова замолчал, устремив на нее взгляд, полный невысказанных обвинений. – Боже, я ведь думал, что влюбился в ангела. Мне нужно время, чтобы свыкнуться с… ты знаешь.
Анжела фыркнула. Кивнула на портрет:
– Спасибо, хоть здесь одетой оставил.
– А в чем дело? – с горечью парировал он. – Я тебя обманул? Наверное, учитывая твое ремесло. Вот, – Роберт вывалил из кармана монеты и банкноты, – достаточно? Будем считать, я расплатился. Твое время дорого стоит, а я не хочу мошенничать.
Анжела смотрела, как катится к ногам упавшая монетка, в глазах ее стояли слезы.
– Почему нет, Роберт? Ты ведь мошенничаешь со всеми подряд. Почему я должна быть исключением?
Она выбежала из гостиной, перескочила мостки и помчалась по тропинке, так и не услышав страшного звука, что заглушил в ушах Роберта грохот захлопнувшейся двери.
Скрежет несчастного, отчаявшегося, выжатого сердца.
* * *
Стив пошел вразнос, уже по-настоящему. Анжела достаточно долго проработала в приюте, чтобы распознать признаки истинной катастрофы. Спектакли здесь случались сплошь и рядом. Каждый день кто-нибудь распускал кулаки, колотился головой о стену. Угрожал покончить с собой, театрально чиркал лезвием по запястью. С подобными шоу справлялась сестра Кармел. В одиночку. С более сложными случаями справлялись скопом, но без привлечения настоятельницы. Вопли, стоны, суматоха не привлекали особого внимания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83