ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

— бросил он. Властитель Шиндзаваи казался олицетворением возмездия, когда, опустив меч, резким движением воткнул клинок острием в землю и там оставил, убрав руку с эфеса. — Ты мразь, нет — хуже, чем мразь, и не тебе напоминать мне о чести!
Он рванулся вперед.
Джиро подобрался, приготовившись к борьбе. «Для начала неплохо», — подумал он. В конце концов разум восторжествует! Он убедил благородного глупца из Шиндзаваи вступить с ним в рукопашный бой! Хотя властитель Анасати не считал себя первоклассным борцом, он сознавал, что в подобной схватке смерть настигнет его не так быстро, как в поединке на мечах. Он выиграл время, а за этот срок кто-нибудь из эскорта, возможно, сумеет пробиться и спасти его.
Пытаясь выгадать еще отсрочку, Джиро понемногу отступал. Но он был слишком медлителен, а Хокану быстр, как охотничья собака, и одержим жаждой мести. Сильные руки грубо схватили Джиро за плечи. Стремясь оторвать их от себя и освободиться, он поднял руку, но почувствовал, что его запястье перехватили и заломили назад. Безжалостная сила выкручивала руку; о том, чтобы оказать сопротивление, не приходилось и думать.
Джиро шипел сквозь стиснутые зубы. Выступившие на глазах слезы туманили зрение. Мучительный захват усиливался с каждой секундой. Сморгнув слезы, Джиро посмотрел вверх. Над ним неясно вырисовывались очертания фигуры Хокану и ослепительно сиял шлем неприятеля, отражая пробивающиеся сквозь листву солнечные лучи. Джиро попытался заговорить. Он открывал рот, но никакие убедительные слова не приходили на ум. На протяжении всей своей сознательной жизни, проведенной в праздности и сибаритстве, ему никогда не доводилось испытывать телесные страдания, и первый же натиск боли почти лишил его рассудка.
Хокану встряхнул его, будто щенка, одной рукой. Взгляд властителя Шиндзаваи был страшен; казалось, это не человек, а демон, который не удовольствуется только кровью. Вцепившись, словно клещами, в богато украшенный шлем Джиро, он сорвал этот головной убор вместе с застежкой, едва не свернув шею незадачливому бойцу.
Джиро бросило из жара в холод. Он задохнулся, начиная понимать.
А Хокану рассмеялся, и этот смех не сулил ничего хорошего.
— Уж не решил ли ты, что я снизойду до поединка с тобой? Глупец! Я отложил меч, потому что ты не достоин чести, подобающей воину; ты, оплативший убийство моего отца, заслужил собачью смерть!
Джиро прерывисто дышал, ему не хватало воздуха. Пока он подыскивал слова, чтобы попросить пощады, Хокану не переставал его трясти. Шепотом, близким к рыданию, Джиро смог из себя выдавить только одно:
— Он был стар.
— Его любили, — отрезал Хокану. — Он был моим отцом. А твое существование оскверняет тот мир, в котором он жил.
Хокану еще раз крутанул Джиро, да так, что тот не удержался на ногах. При этом из-под красных доспехов выпал мешочек с документами. Властитель Шиндзаваи одной рукой потянулся, чтобы схватить шнурок. Джиро неуклюже дернулся, пытаясь освободиться.
— Ты же не сможешь запятнать себя моей смертью, если я такая уж презренная тварь.
— Не смогу?.. — зарычал Хокану, туго закручивая кожаный шнурок. Джиро чувствовал, как удавка врезается в шею.
Он забился, сопротивляясь из последних сил, царапаясь, ломая ногти о синие доспехи. Хокану туже затянул ремень, и Джиро уже не мог дышать. Его голова бессильно свесилась, из раскрытого рта потекла слюна, глаза выкатились из орбит. В угасающем сознании еще успела промелькнуть мысль о том, какая позорная смерть его ожидает, и он — в безумном отчаянии, с багровеющим лицом — содрогался в последних конвульсиях.
Хокану не стал предаваться размышлениям. Он набросился на Джиро с ненавистью, которая была так непомерна, что довела его до неистовства, столь же неподвластного разуму, как приливная волна. И зная, что никто уже не воскресит его убитого отца и не вернет им с Марой младенца, которого они лишились, Хокану продолжал затягивать ременной шнурок, пока лицо Джиро не приобрело темно-красный оттенок, затем сделалось пурпурным и наконец посинело. Еще долго Хокану не выпускал шнурок. Плача и дрожа, находя облегчение в возможности дать выход горю и ненависти, что накапливались годами, Хокану продолжал душить поверженного врага, пока сотник армии Шиндзаваи не обнаружил своего господина. Сотнику понадобилось применить силу, чтобы оторвать хозяина от бездыханного тела.
Овладев собой, Хокану тяжело опустился на влажную землю, покрытую палой листвой, и закрыл лицо окровавленными ладонями.
— С этим покончено, отец, — произнес он голосом, охрипшим от волнения. — И я сделал это сам, своими руками. Я удавил собаку.
Сотник в шлеме с синим плюмажем терпеливо ждал. Он давно находился на службе и хорошо знал своего хозяина. Заметив мешочек для документов, на шнурке, врезавшемся в горло Джиро, он вынул его содержимое, предполагая, что хозяин может захотеть с ним ознакомиться, когда придет в себя.
Через минуту властителя перестало трясти. Он поднялся, по-прежнему уставившись на свои руки. Он выглядел опустошенным. Затем, словно бы пятна на костяшках его пальцев были не чем иным, как приставшей к рукам грязью, а распростертый мертвец, жалкий и нелепый в своих красных доспехах, заслуживал не больше внимания, чем убитая на охоте дичь, Хокану повернулся и пошел прочь.
Сотник шагал следом. Его солдаты, разбившись на небольшие отряды, продолжали сражаться на дороге с остатками охраны Анасати. Сотник громко оповестил соратников:
— Слушайте все! Джиро Анасати мертв! Наша взяла! Шиндзаваи!
Сообщение, что Джиро пал, распространилось на месте сражения со скоростью степного пожара. Стоящий рядом с опрокинутым паланкином Чимака тоже услышал крики: «Властитель Анасати погиб! Джиро убит!»
В какой-то момент первый советник Анасати, посмотрев на рассыпанные у него под ногами свитки, подумал о другом документе, который Джиро носил у себя на груди. Что произойдет, когда этот пергамент будет обнаружен? Он вздохнул.
— Глупый мальчишка… — пробормотал Чимака. — Хватило трусости, чтобы сбежать, но не хватило ума, чтобы скрыться. — И он пожал плечами.
Омело поднялся с колен. Из раны на голове струилась кровь, заливая лицо. Судя по виду, он был снова готов убивать и казался таким же высокомерным, как всегда. Вот только в глазах у него появилось что-то чужое и мертвенное. Он взглянул на первого советника и спросил:
— Что нам остается?
Чимака рассматривал остатки разгромленного эскорта Джиро — и живых, и мертвых. Из целой сотни едва ли двадцать еще держались на ногах. Доблестные бойцы, они не отступили даже перед конницей, рассудил Чимака. Он не поддался сильному желанию присесть; оплакивать хозяина он не мог, поскольку не питал к нему подлинной привязанности и вообще никого в жизни не любил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253