..
– Не стреляй! – сказал Генка. – Я пришел специально, чтобы встретиться с тобой раньше генерала... Это в твоих интересах, Иван. Я хотел сказать тебе...
– Ну? – спросил Иван. – Что же ты хотел мне сказать? Говори!
Генка лихорадочно искал в своем растерявшемся мозгу идею, которой можно было бы заинтересовать Ивана. Но в голову, кроме спрятанного незаряженного пистолета, ничего не приходило...
– Ты напрасно поверил Никитину! – выпалил, наконец, Герасимов. – Он хочет обмануть тебя! Он придет сюда, чтобы убить тебя!
– В чем же здесь обман, Герасимов? – спросил Иван. – Я сам пришел сюда, чтобы убить Никитина. Просто перед его смертью мне хотелось бы задать ему несколько вопросов... Только и всего.
– Он обманул тебя, что придет сюда безоружным! – сказал Герасимов. – На крыше есть тайник, в котором лежит пистолет с полным магазином... Генерал уже знает об этом тайнике...
– Было бы сумасшествием приходить на встречу со мной без пистолета, – сказал Иван. – Я ни на секунду не поверил вашему хитрому плану... Эх, Герасимов. Ко всем своим грехам ты прибавил еще и воровство! Думать-то нужно своей головой, а не красть чужие идеи. Это сработало один раз и только. Ты предполагал, что я забыл о том, как обманул Эдика Полянского? Как только Никитин сказал об этом здании, я сразу подумал, что вы его напичкаете оружием, словно завод Арсенал в Питере... Это же банально, Герасимов! Это банально и скучно, как любая банальность.
Иван грустно посмотрел на Генку. Того начала пробирать крупная дрожь, поскольку он понял, что стоит за этим взглядом...
– А ко всему прочему ты еще и лжец, Герасимов, – сказал Иван. Это, наверняка, была твоя идея. Никитин не стал бы надеяться на какие-то тайники. Он пришел бы с оружием и дрался бы со мной, как солдат с солдатом... У нас ведь с ним война, Герасимов! Понимаешь, что это значит для тебя? Ведь я международной конвенции о гуманном отношении к пленным не подписывал, да и в Организации Объединенных Наций не состою. А ты, Герасимов, – предатель.
– Нет! – быстро сказал Герасимов.
Он знал, хорошо знал отношение к предателям и генерала Никитина, которого всю жизнь жизнь мучило давнее предательство его друга Владимира Крестова, ставшего впоследствии Крестным, и самого Ивана... Получить ярлык предателя в их глазах означало только одно – смерть! А умирать очень не хотелось.
– Знаешь, Герасимов, – задумчиво сказал Иван, – Я не хотел больше никого убивать. После того, как я убил Крестного... Но, вот странное дело – люди сами напрашиваются на смерть.
– Не надо! Не надо! – закричал Герасимов, увидев, что Иван медленно поднимает пистолет выше, на уровень его головы.
«Все! – мелькнуло в голове у Генки. – Конец!»
Его тело как-то само извернулось перед Иваном в немыслимой акробатической фигуре и генка прыгнул не то – боком, не то – спиной за ближайшую к нему вентиляционную трубу. Иван выстрелил, но, видно, мысли его были заняты чем-то другим, и пуля лишь выбила кирпичную пыль из трубы, за которой скрылся Герасимов.
Он буквально вырвал из кобуры пистолет и наставил его на тот угол трубы, за которым остался Иван. Но никто не появлялся, не стрелял, не бросался на него...
Герасимов подождал минуты две, потом осторожно выглянул из-за трубы. У чердачной двери никого не было. Генка взялся рукой за свою воспаленную страхом голову. Его трясло от возбуждения.
«Что это было? – подумал он. – Глюки? С чего бы это? Перенервничал последние дни? Или это заразное, от Никитина подцепил. У того тоже крыша поехала... Да нет! Это был настоящий Иван и он хотел меня убить! Но если хотел, то посему не убил? Промахнулся, а потом испугался и убежал? Ну да! Марьев – испугался и убежал! Меня испугался! Да я, точно – придурок!»
Герасимову такой смешной показалась эта мысль, что он не удержался и расхохотался во все горло. Он катался по крыше, не в силах удержать смеха и ему стало даже страшновато от этого своего смеха. Наконец, он понемногу стал успокаиваться, только вздрагивал иногда и оглядывался по сторонам. Ивана ни рядом, ни в пределах видимости не было. Померещилось?
Генка, наконец, взял себя в руки, выставил вперед зажатый в обеих руках пистолет и начал обход крыши. Он заглядывал за каждую трубу, неожиданно оглядывался, пытаясь захватить врасплох того, кто мог прятаться за его спиной, но никого не было, кроме него, на крыше..
– Тьфу ты, черт! – сплюнул Герасимов, сунул пистолет в кобуру и достал сотовый телефон.
– Никитин? – сказал он, набрав номер. – Готов? У меня все в порядке! Нервничаю только немного... Ты тоже? Ничего, держись, старик! Сегодня он будет наш! Сегодня, говорю! Отбой!
Герасимов самому себе казался уже другим человеком – этаким супергероем, решающим любые проблемы и вершащим судьбы. Кругом враги, но ему все – нипочем! Даже зловещие тени убийц, которые его преследуют.
– Тьфу на тебя! Говно чеченское! – сказал он призраку Ивана, который сосем недавно привиделся ему на крыше. – Сегодня твой последний день! Сегодня вообще – мой день! Мой главный день!
Генка последний раз оглянулся на крышу и шагнул в чердачную дверь. В полутемном коридоре, ведущем с крыши на чердак, прямо перед ним сидела черная кошка и рассматривала его очень внимательно.
– Кыш, ты, скотина! – замахнулся на нее Герасимов, но кошка и глазам не повела.
Она не сделала ни одного движения, просто смотрела на Генку и того вновь начало колотить. Герасимов нагнулся за обломком кирпича, который лежал у его правого ботинка. Разогнуться он не успел.
Сильный удар рукояткой пистолета по затылку буквально вбил его в бетонный пол. Теряя сознание, он еще раз посмотрел вперед.
Никакой кошки у него на пути е было...
– Это все мне только кажется... – пробормотал Герасимов и потерял сознание.
– Ты оказался прав, – сказал бесчувственному Генке Иван, взваливая его на плечо. – Сегодня твой главный день. Второй из двух главных дней которые случаются в жизни человека. В жизни есть только два события, заслуживающие внимания – рождение и смерть. Поэтому и дней – только два. Первый – день рождения, – второй – день смерти... Ты, Герасимов, прожил уже оба...
Иван подтащил Герасимова к полуразрушенной трубке на краю крыши и приподняв его, засунул в вентиляционное отверстие. Тело Герасимова пролетело по трубе пару метров и застряло где-то на уровне последнего, десятого этажа. После этого наступила тишина на крыше. Лишь снизу доносился рассеянный высоким небом шум большого города.
Не получив от Герасимова никакого сообщения вплоть до назначенного Иваном времени, Никитин счел, что его заместитель слишком занят, чтобы еще раз докладывать, что все в порядке, то есть, по существу, не докладывать ни о чем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
– Не стреляй! – сказал Генка. – Я пришел специально, чтобы встретиться с тобой раньше генерала... Это в твоих интересах, Иван. Я хотел сказать тебе...
– Ну? – спросил Иван. – Что же ты хотел мне сказать? Говори!
Генка лихорадочно искал в своем растерявшемся мозгу идею, которой можно было бы заинтересовать Ивана. Но в голову, кроме спрятанного незаряженного пистолета, ничего не приходило...
– Ты напрасно поверил Никитину! – выпалил, наконец, Герасимов. – Он хочет обмануть тебя! Он придет сюда, чтобы убить тебя!
– В чем же здесь обман, Герасимов? – спросил Иван. – Я сам пришел сюда, чтобы убить Никитина. Просто перед его смертью мне хотелось бы задать ему несколько вопросов... Только и всего.
– Он обманул тебя, что придет сюда безоружным! – сказал Герасимов. – На крыше есть тайник, в котором лежит пистолет с полным магазином... Генерал уже знает об этом тайнике...
– Было бы сумасшествием приходить на встречу со мной без пистолета, – сказал Иван. – Я ни на секунду не поверил вашему хитрому плану... Эх, Герасимов. Ко всем своим грехам ты прибавил еще и воровство! Думать-то нужно своей головой, а не красть чужие идеи. Это сработало один раз и только. Ты предполагал, что я забыл о том, как обманул Эдика Полянского? Как только Никитин сказал об этом здании, я сразу подумал, что вы его напичкаете оружием, словно завод Арсенал в Питере... Это же банально, Герасимов! Это банально и скучно, как любая банальность.
Иван грустно посмотрел на Генку. Того начала пробирать крупная дрожь, поскольку он понял, что стоит за этим взглядом...
– А ко всему прочему ты еще и лжец, Герасимов, – сказал Иван. Это, наверняка, была твоя идея. Никитин не стал бы надеяться на какие-то тайники. Он пришел бы с оружием и дрался бы со мной, как солдат с солдатом... У нас ведь с ним война, Герасимов! Понимаешь, что это значит для тебя? Ведь я международной конвенции о гуманном отношении к пленным не подписывал, да и в Организации Объединенных Наций не состою. А ты, Герасимов, – предатель.
– Нет! – быстро сказал Герасимов.
Он знал, хорошо знал отношение к предателям и генерала Никитина, которого всю жизнь жизнь мучило давнее предательство его друга Владимира Крестова, ставшего впоследствии Крестным, и самого Ивана... Получить ярлык предателя в их глазах означало только одно – смерть! А умирать очень не хотелось.
– Знаешь, Герасимов, – задумчиво сказал Иван, – Я не хотел больше никого убивать. После того, как я убил Крестного... Но, вот странное дело – люди сами напрашиваются на смерть.
– Не надо! Не надо! – закричал Герасимов, увидев, что Иван медленно поднимает пистолет выше, на уровень его головы.
«Все! – мелькнуло в голове у Генки. – Конец!»
Его тело как-то само извернулось перед Иваном в немыслимой акробатической фигуре и генка прыгнул не то – боком, не то – спиной за ближайшую к нему вентиляционную трубу. Иван выстрелил, но, видно, мысли его были заняты чем-то другим, и пуля лишь выбила кирпичную пыль из трубы, за которой скрылся Герасимов.
Он буквально вырвал из кобуры пистолет и наставил его на тот угол трубы, за которым остался Иван. Но никто не появлялся, не стрелял, не бросался на него...
Герасимов подождал минуты две, потом осторожно выглянул из-за трубы. У чердачной двери никого не было. Генка взялся рукой за свою воспаленную страхом голову. Его трясло от возбуждения.
«Что это было? – подумал он. – Глюки? С чего бы это? Перенервничал последние дни? Или это заразное, от Никитина подцепил. У того тоже крыша поехала... Да нет! Это был настоящий Иван и он хотел меня убить! Но если хотел, то посему не убил? Промахнулся, а потом испугался и убежал? Ну да! Марьев – испугался и убежал! Меня испугался! Да я, точно – придурок!»
Герасимову такой смешной показалась эта мысль, что он не удержался и расхохотался во все горло. Он катался по крыше, не в силах удержать смеха и ему стало даже страшновато от этого своего смеха. Наконец, он понемногу стал успокаиваться, только вздрагивал иногда и оглядывался по сторонам. Ивана ни рядом, ни в пределах видимости не было. Померещилось?
Генка, наконец, взял себя в руки, выставил вперед зажатый в обеих руках пистолет и начал обход крыши. Он заглядывал за каждую трубу, неожиданно оглядывался, пытаясь захватить врасплох того, кто мог прятаться за его спиной, но никого не было, кроме него, на крыше..
– Тьфу ты, черт! – сплюнул Герасимов, сунул пистолет в кобуру и достал сотовый телефон.
– Никитин? – сказал он, набрав номер. – Готов? У меня все в порядке! Нервничаю только немного... Ты тоже? Ничего, держись, старик! Сегодня он будет наш! Сегодня, говорю! Отбой!
Герасимов самому себе казался уже другим человеком – этаким супергероем, решающим любые проблемы и вершащим судьбы. Кругом враги, но ему все – нипочем! Даже зловещие тени убийц, которые его преследуют.
– Тьфу на тебя! Говно чеченское! – сказал он призраку Ивана, который сосем недавно привиделся ему на крыше. – Сегодня твой последний день! Сегодня вообще – мой день! Мой главный день!
Генка последний раз оглянулся на крышу и шагнул в чердачную дверь. В полутемном коридоре, ведущем с крыши на чердак, прямо перед ним сидела черная кошка и рассматривала его очень внимательно.
– Кыш, ты, скотина! – замахнулся на нее Герасимов, но кошка и глазам не повела.
Она не сделала ни одного движения, просто смотрела на Генку и того вновь начало колотить. Герасимов нагнулся за обломком кирпича, который лежал у его правого ботинка. Разогнуться он не успел.
Сильный удар рукояткой пистолета по затылку буквально вбил его в бетонный пол. Теряя сознание, он еще раз посмотрел вперед.
Никакой кошки у него на пути е было...
– Это все мне только кажется... – пробормотал Герасимов и потерял сознание.
– Ты оказался прав, – сказал бесчувственному Генке Иван, взваливая его на плечо. – Сегодня твой главный день. Второй из двух главных дней которые случаются в жизни человека. В жизни есть только два события, заслуживающие внимания – рождение и смерть. Поэтому и дней – только два. Первый – день рождения, – второй – день смерти... Ты, Герасимов, прожил уже оба...
Иван подтащил Герасимова к полуразрушенной трубке на краю крыши и приподняв его, засунул в вентиляционное отверстие. Тело Герасимова пролетело по трубе пару метров и застряло где-то на уровне последнего, десятого этажа. После этого наступила тишина на крыше. Лишь снизу доносился рассеянный высоким небом шум большого города.
Не получив от Герасимова никакого сообщения вплоть до назначенного Иваном времени, Никитин счел, что его заместитель слишком занят, чтобы еще раз докладывать, что все в порядке, то есть, по существу, не докладывать ни о чем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48