Нужно так немного…
Но он не хотел. «Я полагаю, я могла бы заставить его, – подумала она. – Это же делается довольно часто, Господи. Но жить так, сожалея… Родить так ребенка… Ребенок обязательно почувствует это».
– Ты уже подумала? – он взял ее за руку. – Твоя рука такая холодная. Бедная Дженни. Ох, бедная Дженни.
Она начала плакать. Все это время она крепилась, лишь подушка в ее комнате была мокрой от слез, но сейчас слезы вдруг полились рекой.
Он положил ее голову себе на плечо.
– Дорогая, дорогая, – шептал он, целуя ее волосы. – Прости меня. Какая же я глупая скотина, что заставляю тебя пройти через все это. Дженни, у нас еще будут дети, обещаю тебе. Ты станешь юристом, и у нас будет дом. У нас будет все, что мы захотим. Так будет лучше для ребенка, дорогая, разве ты не видишь? Находиться в чудесной семье – ведь так много супружеских пар не могут иметь детей. И очень многие, постарше нас, хотят иметь ребенка, готовы заботиться о нем. Мы просто еще не готовы, неужели ты не видишь?
Он сильнее прижал ее к себе, повторяя все снова и снова, как бы пытаясь сделать более убедительным то, что он уже говорил ей много-много раз.
Чудесная семья, подумалось ей. Готовая обеспечить ребенка. Ведь это же не убийство, правда? Это жизнь. Дать жизнь ребенку. Казалось, что теперь она могла чувствовать движение жизни внутри своего тела, хотя об этом и нелепо было говорить сейчас; пройдет несколько месяцев, прежде чем она сможет почувствовать что-то. Но жизнь уже была там.
Постепенно всхлипывания прекратились, и у нее вырвался долгий глубокий вздох.
– Думаю, так нужно сделать. Да. Усыновление, – прошептала она.
– Вот и договорились, – быстро подхватил Питер. – Ты должна родить в начале ноября, как ты говорила. Ты можешь поехать туда, когда сочтешь нужным. Я не знаю, как тебе объяснить это своим и почему ты не вернешься сюда к началу семестра, но ты придумаешь что-нибудь.
– Да, я что-нибудь придумаю, – глухо отозвалась она.
– Может, ты сможешь сказать, что будешь изучать специальный курс или что получила стипендию для совершенствования во французском или еще что-то. Я не думаю – я имею в виду, знают ли твои родители что-нибудь о спецкурсах или о чем-то еще в этом роде?
– Ты же знаешь, что нет.
– Тогда ты можешь уехать под этим предлогом?
– Да. Да.
– И, Дженни, ты вернешься сюда ко второй половине года. И мы снова будем вместе.
Так они говорили. Шли последние экзамены, и их встречи были короткими и мимолетными, они уверяли друг друга, что все шло как положено, все было хорошо. Затем пришло расставание: Питер поехал домой в Джорджию, а Дженни в Балтимор. Он собирался вернуться перед началом нового семестра, чтобы увидеться с ней перед ее отъездом в Небраску.
Уже к концу лета, когда приближалось время родов, Дженни немного пополнела, что очень обрадовало ее мать.
– Посмотри, как чудесно ты выглядишь, когда поправилась. Не садись снова на диету, слышишь? – и она добавила: – Надеюсь, что ты делаешь правильно, что меняешь обстановку. Я ничего не знаю о каких-то курсах при колледже, но зато разбираюсь в мужчинах. Я хочу сказать, когда у тебя есть такой друг, как Питер, то кажется безумием расстаться с ним. Я знаю, это всего на несколько месяцев, но все же, – говорила она, пытаясь застегнуть мини-юбку на Дженни, которая стала маловата ей в талии.
Отец оторвал взгляд от газеты.
– У Дженни еще будет десяток таких парней, влюбленных в нее, прежде чем она выйдет замуж, не беспокойся.
В глазах отца она была чудом красоты. Она была самим совершенством. И она мягко ответила.
– Да, мамочка и папа, не беспокойтесь обо мне. Со мной все хорошо.
Ее мать подняла глаза. Морщинки легли на лбу между бровями.
– А я беспокоюсь. Разве может мать не беспокоиться о своем ребенке? Ты поймешь меня, когда заимеешь своего. – Она казалась постаревшей. – Я люблю тебя, доченька.
Такой тяжелый ком в горле перехватил дыхание Дженни, что она отвернулась и наклонилась над чемоданом.
– Я люблю тебя тоже, мама. Я люблю вас обоих.
Питер и Дженни встретились в Филадельфии за день до отлета ее самолета. Они взяли напрокат еще один автомобиль и вечером поехали в тот же мотель у шоссе, где в первый раз занимались любовью. В небольшом удаленном от дороги ресторанчике они поужинали. Он держал дрожащей рукой бутерброд, потом положил его на стол, так и не доев, словно не мог проглотить ни кусочка.
– Ты в порядке, Дженни?
– Со мной все отлично.
– Может, я лучше отдам тебе билеты и все бумаги сейчас, пока я не задевал их куда-нибудь. Вот, положи их в свою сумочку. Здесь все, банковская книжка и деньги. Этого вполне достаточно. За место в доме и за все уже уплачено, так что тебе не нужно беспокоиться. Здесь все только для тебя.
Она посмотрела в чековую книжку. Пять тысяч долларов было положено на ее имя.
– Смешно, – произнесла она, – здесь гораздо больше, чем мне надо. Мне нужно всего пару платьев для беременных, и только. Я могу носить свои старые кофточки, не застегивая нижнюю пуговицу.
Он смотрел в стену позади нее. Она смущала его. Одежда для беременных была чем-то непонятным для него, который знал каждую часть ее тела.
Как он жутко молод, подумала она, чувствуя себя высокой, крепкой, зрелой и гордой.
– Здесь больше, чем тебе понадобится, – сказал он, как бы не замечая ее возражений. – Это одна из черт моего отца. Он очень щедрый и всегда был таким.
Щедрый. Ни визита, ни письма, ни даже телефонного звонка, чтобы просто показать, что он в курсе, знает, в конце концов, о ее существовании.
– У тебя есть наш адрес, конечно. Обращайся, если тебе что-то понадобится. Все, что угодно.
– Я уже сказала, что мне ничего не нужно.
– Никогда нельзя знать наверняка. Я бы хотел, чтобы ты взяла больше, но ты воспримешь это как оскорбление.
– И так оно и было бы. – Она выпрямила спину. – Ты не принесешь мне еще стакан молока? Я еще не выпила свою сегодняшнюю норму.
Он покраснел.
– Конечно.
Оказывается, диета беременных тоже стесняла его. Странно. Ну, не так уж и странно, если подумать, поняла она, взяв свой стакан молока. Она, в конце концов, оказалась единственной, кому приходилось кормить это существо. Именно в этот момент ребенок зашевелился в ней, повернулся, выпрямляя свои ручки или ножки, устраиваясь поудобнее. Она улыбнулась.
Он перехватил улыбку.
– Что такое?
– Он пошевельнулся.
– О, я не знал.
– Да, они шевелятся. Это то, что называется «биение жизни».
Он наклонил голову, чувствуя себя полным ничтожеством.
– У тебя еще ничего не видно, – заметил он через некоторое время.
– У меня маленький плод, сказал доктор.
– Это хорошо?
– Конечно, хорошо.
– Я рад.
– Мне нужно что-то на десерт.
– Конечно.
– Только фрукты. Печеное яблоко, если здесь есть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
Но он не хотел. «Я полагаю, я могла бы заставить его, – подумала она. – Это же делается довольно часто, Господи. Но жить так, сожалея… Родить так ребенка… Ребенок обязательно почувствует это».
– Ты уже подумала? – он взял ее за руку. – Твоя рука такая холодная. Бедная Дженни. Ох, бедная Дженни.
Она начала плакать. Все это время она крепилась, лишь подушка в ее комнате была мокрой от слез, но сейчас слезы вдруг полились рекой.
Он положил ее голову себе на плечо.
– Дорогая, дорогая, – шептал он, целуя ее волосы. – Прости меня. Какая же я глупая скотина, что заставляю тебя пройти через все это. Дженни, у нас еще будут дети, обещаю тебе. Ты станешь юристом, и у нас будет дом. У нас будет все, что мы захотим. Так будет лучше для ребенка, дорогая, разве ты не видишь? Находиться в чудесной семье – ведь так много супружеских пар не могут иметь детей. И очень многие, постарше нас, хотят иметь ребенка, готовы заботиться о нем. Мы просто еще не готовы, неужели ты не видишь?
Он сильнее прижал ее к себе, повторяя все снова и снова, как бы пытаясь сделать более убедительным то, что он уже говорил ей много-много раз.
Чудесная семья, подумалось ей. Готовая обеспечить ребенка. Ведь это же не убийство, правда? Это жизнь. Дать жизнь ребенку. Казалось, что теперь она могла чувствовать движение жизни внутри своего тела, хотя об этом и нелепо было говорить сейчас; пройдет несколько месяцев, прежде чем она сможет почувствовать что-то. Но жизнь уже была там.
Постепенно всхлипывания прекратились, и у нее вырвался долгий глубокий вздох.
– Думаю, так нужно сделать. Да. Усыновление, – прошептала она.
– Вот и договорились, – быстро подхватил Питер. – Ты должна родить в начале ноября, как ты говорила. Ты можешь поехать туда, когда сочтешь нужным. Я не знаю, как тебе объяснить это своим и почему ты не вернешься сюда к началу семестра, но ты придумаешь что-нибудь.
– Да, я что-нибудь придумаю, – глухо отозвалась она.
– Может, ты сможешь сказать, что будешь изучать специальный курс или что получила стипендию для совершенствования во французском или еще что-то. Я не думаю – я имею в виду, знают ли твои родители что-нибудь о спецкурсах или о чем-то еще в этом роде?
– Ты же знаешь, что нет.
– Тогда ты можешь уехать под этим предлогом?
– Да. Да.
– И, Дженни, ты вернешься сюда ко второй половине года. И мы снова будем вместе.
Так они говорили. Шли последние экзамены, и их встречи были короткими и мимолетными, они уверяли друг друга, что все шло как положено, все было хорошо. Затем пришло расставание: Питер поехал домой в Джорджию, а Дженни в Балтимор. Он собирался вернуться перед началом нового семестра, чтобы увидеться с ней перед ее отъездом в Небраску.
Уже к концу лета, когда приближалось время родов, Дженни немного пополнела, что очень обрадовало ее мать.
– Посмотри, как чудесно ты выглядишь, когда поправилась. Не садись снова на диету, слышишь? – и она добавила: – Надеюсь, что ты делаешь правильно, что меняешь обстановку. Я ничего не знаю о каких-то курсах при колледже, но зато разбираюсь в мужчинах. Я хочу сказать, когда у тебя есть такой друг, как Питер, то кажется безумием расстаться с ним. Я знаю, это всего на несколько месяцев, но все же, – говорила она, пытаясь застегнуть мини-юбку на Дженни, которая стала маловата ей в талии.
Отец оторвал взгляд от газеты.
– У Дженни еще будет десяток таких парней, влюбленных в нее, прежде чем она выйдет замуж, не беспокойся.
В глазах отца она была чудом красоты. Она была самим совершенством. И она мягко ответила.
– Да, мамочка и папа, не беспокойтесь обо мне. Со мной все хорошо.
Ее мать подняла глаза. Морщинки легли на лбу между бровями.
– А я беспокоюсь. Разве может мать не беспокоиться о своем ребенке? Ты поймешь меня, когда заимеешь своего. – Она казалась постаревшей. – Я люблю тебя, доченька.
Такой тяжелый ком в горле перехватил дыхание Дженни, что она отвернулась и наклонилась над чемоданом.
– Я люблю тебя тоже, мама. Я люблю вас обоих.
Питер и Дженни встретились в Филадельфии за день до отлета ее самолета. Они взяли напрокат еще один автомобиль и вечером поехали в тот же мотель у шоссе, где в первый раз занимались любовью. В небольшом удаленном от дороги ресторанчике они поужинали. Он держал дрожащей рукой бутерброд, потом положил его на стол, так и не доев, словно не мог проглотить ни кусочка.
– Ты в порядке, Дженни?
– Со мной все отлично.
– Может, я лучше отдам тебе билеты и все бумаги сейчас, пока я не задевал их куда-нибудь. Вот, положи их в свою сумочку. Здесь все, банковская книжка и деньги. Этого вполне достаточно. За место в доме и за все уже уплачено, так что тебе не нужно беспокоиться. Здесь все только для тебя.
Она посмотрела в чековую книжку. Пять тысяч долларов было положено на ее имя.
– Смешно, – произнесла она, – здесь гораздо больше, чем мне надо. Мне нужно всего пару платьев для беременных, и только. Я могу носить свои старые кофточки, не застегивая нижнюю пуговицу.
Он смотрел в стену позади нее. Она смущала его. Одежда для беременных была чем-то непонятным для него, который знал каждую часть ее тела.
Как он жутко молод, подумала она, чувствуя себя высокой, крепкой, зрелой и гордой.
– Здесь больше, чем тебе понадобится, – сказал он, как бы не замечая ее возражений. – Это одна из черт моего отца. Он очень щедрый и всегда был таким.
Щедрый. Ни визита, ни письма, ни даже телефонного звонка, чтобы просто показать, что он в курсе, знает, в конце концов, о ее существовании.
– У тебя есть наш адрес, конечно. Обращайся, если тебе что-то понадобится. Все, что угодно.
– Я уже сказала, что мне ничего не нужно.
– Никогда нельзя знать наверняка. Я бы хотел, чтобы ты взяла больше, но ты воспримешь это как оскорбление.
– И так оно и было бы. – Она выпрямила спину. – Ты не принесешь мне еще стакан молока? Я еще не выпила свою сегодняшнюю норму.
Он покраснел.
– Конечно.
Оказывается, диета беременных тоже стесняла его. Странно. Ну, не так уж и странно, если подумать, поняла она, взяв свой стакан молока. Она, в конце концов, оказалась единственной, кому приходилось кормить это существо. Именно в этот момент ребенок зашевелился в ней, повернулся, выпрямляя свои ручки или ножки, устраиваясь поудобнее. Она улыбнулась.
Он перехватил улыбку.
– Что такое?
– Он пошевельнулся.
– О, я не знал.
– Да, они шевелятся. Это то, что называется «биение жизни».
Он наклонил голову, чувствуя себя полным ничтожеством.
– У тебя еще ничего не видно, – заметил он через некоторое время.
– У меня маленький плод, сказал доктор.
– Это хорошо?
– Конечно, хорошо.
– Я рад.
– Мне нужно что-то на десерт.
– Конечно.
– Только фрукты. Печеное яблоко, если здесь есть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83