– Ох, – отозвалась Дженни, намеренно неопределенно, – одной какой-то причины не бывает. Все уходит в прошлое.
– Но я все разрушила. Я знаю это. Я уже сказала Питеру.
– И я тоже внес свою долю, – грустно добавил он. Оставалось только согласиться, сколько себя ни вини, а ничего уже не вернешь. Здесь все были виноваты, каждый по-своему. Так что Дженни, махнув рукой и чувствуя, что надо что-то сказать, произнесла:
– Прошлого не вернешь. Джилл заговорила:
– Мне бы так хотелось остаться, ведь еще так много нужно сказать.
– Может быть, вы сможете встретиться вдвоем как-нибудь днем, – предложил Питер.
Джилл быстро откликнулась:
– Я могу завтра. У меня уроки заканчиваются в час. – Она торопилась. Она хотела укрепить новые отношения. – Мы могли бы пойти куда-нибудь. – В музей, Метрополитен. Мы можем все осмотреть и попить чаю.
Дженни собиралась идти на работу. Достаточно она уже скрывалась дома, залечивая свои раны, хватит. Дайна звонила ей и сообщала о делах. Она должна, к тому же, связаться с окружным прокурором. Ее удивляло, что она ничего не знала о деле.
Но в лице Джилл была такая мольба, еще один день ничего не решает.
– Хорошо. Мы встретимся у входа перед лестницей, если погода будет плохая.
Она слышала, как они спускались вниз, и подошла к окну посмотреть, как они выйдут из дома и пойдут к проспекту. И снова у нее возникло это странное чувство: «Мы связаны, соединены, мы принадлежим друг другу». Эта мысль пришла ей в голову и тут же исчезла. Но она продолжала смотреть, пока они не исчезли из виду.
Темно-синее небо нависло над городом; облака быстро проносились мимо, скрывая звезды. Завороженная движением на небе, она размышляла: «Нам нужно чаще смотреть вверх. Это умиротворяет и расставляет все по своим местам. По крайней мере, пока смотришь на небо». Она уже собиралась опустить жалюзи, когда что-то привлекло ее внимание. Мужчина стоял в свете уличного фонаря, глядя вверх на окна. Было абсурдно думать, что он смотрел именно на ее окна. Конечно. Он остановился, чтобы только поднять воротник своего пальто. Потом он пошел, направляясь к реке.
«Господи, опять мои нервы. Они совершенно расшатались, – подумала Дженни, – хочу я признать это или нет».
Она попыталась сосредоточить все свои мысли на Джилл, но часто отвлекалась. Они смотрели на египетские мумии, которым было четыре тысячи лет, муж с женой стояли вместе, она обвила рукой его за талию, а он обнял ее за плечи. Вечная любовь мужчины и женщины! Внезапно Дженни вспыхнула от возмущения, кровь прилила к ее щекам и застучала в висках так, что ей даже пришлось сделать усилие над собой, чтобы говорить спокойно.
– Ну, мы достаточно посмотрели? Мне бы хотелось где-нибудь посидеть и выпить чаю.
– Ты устала? Я заставила тебя ходить слишком много? – Девушка забеспокоилась; это было неподдельное беспокойство, как в тот первый вечер, когда она думала, что Дженни была близка к обмороку.
– Нет, нет, конечно, нет. Я же не инвалид. – Затем, пытаясь скрыть свое нетерпение, Дженни быстро добавила: – Ты так добра, Джилл.
– И ты тоже.
– Я стараюсь, – серьезно заметила Дженни.
– Нет, ты хорошая. Я знаю это, теперь я это лучше понимаю. Я действительно понимаю, и хочу, чтобы ты это знала, – ответила Джилл с такой же серьезностью.
Дженни заказала чай и смотрела на сидевших кругом людей. Если бы здесь было окно, то Джилл смотрела бы в него, подумала Дженни. «Я уже начинаю узнавать ее привычки, она любит играть с длинными цепочками; сегодня она надела две нитки ярко-оранжевых, покрытых глазурью бус, которые гладко скользят и звенят, стукаясь друг от друга»
Вдруг Джилл, глядя на Дженни, сказала:
– Я рада, что ты снова любишь Питера.
– Почему ты так считаешь?
– Ты больше не сердишься на него, а ведь ты была ужасно зла, когда он впервые позвонил тебе.
– Не сердиться и любить – разные вещи.
– Но ты любишь его, я бы сказала это вчера вечером.
– Это просто, кажется тебе, потому, что мы так чудесно провели время.
– Более чем чудесно. Это было прекрасно. Разве ты не считаешь, что было прекрасно? – настаивала Джилл.
Настойчивость девочки смутила Дженни. Она медленно помешивала чай с молоком и подыскивала более или менее подходящий ответ.
Наконец она сказала:
– Хорошо, что мы собрались вместе.
– Но разве это не поразительно? Я имею в виду, подумай только! Мы были как семья. Мы были семьей.
Когда прошлым вечером эта же мысль проскользнула в голове у Дженни, она прогнала ее как преувеличение. Теперь эта мысль встревожила ее.
– У тебя уже есть семья, Джилл, – сказала она твердо, как предупреждение.
– Я знаю, что мне очень повезло. У меня было чудесное детство, и я все еще ощущаю тепло своего дома. Мне не пришлось стать взрослой за одну ночь, как тебе, и я очень, очень благодарна за это.
– А я, – ответила Дженни, – очень и очень благодарна твоим родителям за то, что они смогли сделать твое детство чудесным.
Дженни сейчас испытывала желание дать волю своим чувствам, выплакаться как следует, но усвоенная ею с детства привычка сдерживать себя мешала ей это сделать.
И она заговорила, слегка нахмурившись и чувствуя тяжесть в затылке:
– Я хочу сказать тебе то, о чем я пыталась заставить себя забыть. Я так беспокоилась! Я всегда думала, жива ли ты. Возможно, какая-то детская болезнь… или несчастный случай? И я думала, что будет с тобой, если они умрут? Такое ведь могло случиться. Твои дни рождения были такими ужасными днями для меня. Я никогда не смотрела на календарь, когда начинался ноябрь. – Она взглянула на Джилл, которая отвела взгляд, как отводят всегда при виде страданий.
– Дженни, не надо, ведь ничего плохого не было со мной.
– Говорят, что все забываешь, когда отдаешь ребенка, – прошептала Дженни. – Но это неправда. Не забываешь.
– И Питер говорит то же самое. Не забудешь.
Питер. Что же ему-то забывать, Господи? Хотя, конечно, ему тоже пришлось немало перенести, и такой человек, как он должен был пережить немало грустных, тяжелых минут. «У меня такое странное настроение сегодня, – подумала Дженни. Кажется, я ощущаю огромную жалость ко всему миру, даже ко всем этим болтающим незнакомым людям, сидящим здесь за обедом, в этом прекрасном месте. Откуда кто может знать, что пришлось вынести каждому из них или еще предстоит вынести?» Да. Питер.
– Я подумала… – начала Джилл и остановилась. – Ты не рассердишься, если я скажу тебе что-то?
Дженни напряженно улыбнулась.
– Не рассержусь.
– Тогда хорошо. Я подумала, что, может, когда-нибудь появится возможность, что ты и Питер… я хочу сказать, вы оба были так счастливы вчера вечером. Не сейчас, конечно. Но может, когда-нибудь?
– Джилл, не фантазируй, пожалуйста.
– О, ну разве это только фантазия? Я так не думаю!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83