Еще в храме они с Майами соткали знамена с изображением цапли – символа клана Отори, белой реки – семьи Ширакава и холма – Маруямы. Теперь мы развернули их и поскакали по долине. Несмотря на боевой настрой, я не мог не заметить состояние сельских угодий. Поля казались плодородными, на них давно должны были взойти ростки, однако каналы для орошения были разрушены и забиты сорняками и грязью.
Помимо запущенности, кругом остались следы прошедшей перед нами армии. У дороги плакали дети, горели дома, то там, то здесь лежали мертвые тела.
Когда мы проезжали мимо ферм или отдельных лачуг, уцелевшие мужчины и юноши выходили и спрашивали, кто мы. Едва узнав, что мы преследуем клан Тоган, и я всем разрешаю сражаться, они с радостью к нам присоединялись. Численность моего войска выросла на сотню.
Двумя часами позже, далеко после полудня, вероятно, около часа Козла, я услышал впереди звуки, которых так давно ждал: звон стали, ржание лошадей, боевой клич, крики раненых. Я махнул Макото, и он остановил войско.
Шан стоял спокойно, вытянув уши, и внимательно прислушивался вместе со мной. Он молчал, словно понимал необходимость сохранять тишину.
– Должно быть, Сугита встретил клан Тоган, – пробормотал Макото. – Но добрался ли до них Кахеи?
– Как бы то ни было, идет битва, – ответил я. Дорога исчезала в овраге. На верхушках деревьев колыхались первые весенние листья, озаряемые солнечным светом. Шум сражения не заглушал пения птиц.
– Знаменосцы поскачут первыми вместе со мной, – заявил я.
– Тебе не следует ехать во главе армии. Оставайся в центре, там безопасней. Иначе ты будешь легкой мишенью для лучников.
– Это моя война, – ответил я. – Значит, я первым должен вступить в бой. – Мои слова звучали безмятежно и размеренно, хотя, по правде, я пребывал в напряженном состоянии, мне не терпелось начать атаку и скорей все закончить.
– Да, это твоя война, и мы все здесь благодаря тебе. Нам же выгодней, чтобы ты остался живым!
Я развернул коня и посмотрел на людей. На меня хлынула печаль за тех, кто скоро погибнет. По крайней мере, я дал им возможность умереть достойно, сразиться за свою землю и родных. Знаменосцы поскакали вперед, флаги развевались на ветру. Взглянув на белую цаплю, я помолился духу Шигеру. Казалось, он завладел мной, вошел под кожу, слился с плотью и кровью. Я обнажил Ято, и лезвие сверкнуло на солнце. Послышались громкие возгласы.
Я развернул Шана и погнал его легким галопом. Он спокойно и охотно продвигался вперед, словно мы ехали по лужайке. Конь справа от меня встревожился, задергал поводья и попытался встать на дыбы. Чувствовалось физическое напряжение всадника, который одной рукой успокаивал коня, а другой держал знамя.
Меж деревьев путь потемнел. Почва стала хуже, как и предупреждал Хироши: мягкий мокрый песок сменился камнями, затем валунами, недавний паводок оставил много рытвин. Сама дорога превращалась в реку, когда шел сильной дождь.
Мы перешли на рысь. Сквозь шум битвы доносилось бурление воды. Через просвет в листве я увидел, как дорога выныривает из леса и проходит сто метров вдоль реки, до самого брода. На ярком фоне вырисовывались темные силуэты – словно сквозь бумажный экран на забаву детям показывали сказочных героев. Они бились и извивались в смертельной схватке.
Если раньше я собирался пустить в ход лучников, то теперь увидел, что они убьют столько же союзников, сколько врагов. Люди Сугиты выгнали вторгшуюся армию с равнины и оттесняли их вдоль реки. Когда мы приближались, многие пытались оставить поле боя и бежать, но, завидев нас, мчались в противоположную сторону, чтобы предупредить командиров.
Макото протрубил в горн, от рва до самой реки понеслось устрашающее эхо. И ему в ответ заголосило точно такое же, откуда-то впереди, настолько далеко, что мы не могли видеть ответивших. Настало мгновение затишья перед тем, как волне разбиться о камни, и мы бросились в бой.
Только хроники сражений могут поведать о том, что происходит на поле брани, однако они звучат только из уст победителей. А когда ты захвачен битвой, трудно понять, что творится. Даже если подняться на небо и взглянуть на сражение с высоты птичьего полета, увидишь только пестрый пульсирующий жизнью ковер из гербов и знамен, крови и стали – красивый и кошмарный. Во время боя люди сходят с ума: как же еще справиться с тем, что мы делаем, и вынести то, что мы видим?
Я сразу понял: наша схватка с бандитами была детской игрой. Тут сражались закаленные войска кланов Тоган и Сейшу, хорошо вооруженные, яростные, хитрые. Заметив герб с изображением цапли, они сразу поняли, кто присоединился к ним.
Многие тотчас захотели убить меня, чтобы отомстить за смерть Йоды Садаму. Макото был прав, когда предложил мне остаться защищенным в центре. Я бился с тремя воинами, от последнего меня спасла лишь прыть Шана, и тут мой друг подоспел ко мне на помощь. Подняв над головой палку, будто копье, он ударил четвертого под подбородком, выбив из седла. На упавшего врага тотчас прыгнул земледелец и перерезал серпом горло.
Я повел Шана вперед. Он инстинктивно находил проход меж воинами, всегда вовремя поворачиваясь к врагу. Ято метался у меня в руке, точно живой, как когда-то сказал Шигеру. Кровь обагрила его по самую рукоятку.
Вокруг нас с Макото образовался плотный клубок людей, и я заметил похожий впереди. Над ним развевалось знамя Тогана. Два человеческих сгустка кружились и передвигались, разбрасывая вокруг трупы, пока не приблизились друг к другу настолько близко, что я увидел моего соперника.
У меня екнуло сердце: на нем были черные доспехи, шлем с оленьими рогами, как на Йоде, увиденном мной из-под копыт коня в Мино. На груди сверкали золотые четки. Наши взгляды встретились поверх колышущегося моря воинов, и Нариаки издал яростный крик. Дернув коня за поводья, он прорвался через крут охраны и направился ко мне.
– Отори Такео мой! – визжал он. – Не трогайте его!
Он повторял этот клич снова и снова, пока нападающие на меня люди не посторонились. Наконец мы встали лицом к лицу в нескольких шагах друг от друга.
Может показаться, что у меня было время запечатлеть тот момент, на самом же деле нет. Эти сцены возникают в памяти вспышками. Нариаки восседал на коне передо мной, выкрикивал оскорбления, но я не различал слов. Он опустил вожжи и поднял меч обеими руками. Конь был больше Шана, и сам противник, как и Йода, крупнее меня. Я наблюдал за тем, как меч приходит в движение, следил за ним и Шан.
Сверкнуло лезвие. Шан отпрыгнул в сторону, и меч прорезал лишь воздух. Не найдя опоры, всадник потерял равновесие и приник к шее коня. Тот взбрыкнул, сбрасывая седока. Нариаки должен был или упасть сам, или бросить меч. Вытащив ногу из стремени, он ловко ухватился за гриву и приземлился на колени, по-прежнему держа меч.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Помимо запущенности, кругом остались следы прошедшей перед нами армии. У дороги плакали дети, горели дома, то там, то здесь лежали мертвые тела.
Когда мы проезжали мимо ферм или отдельных лачуг, уцелевшие мужчины и юноши выходили и спрашивали, кто мы. Едва узнав, что мы преследуем клан Тоган, и я всем разрешаю сражаться, они с радостью к нам присоединялись. Численность моего войска выросла на сотню.
Двумя часами позже, далеко после полудня, вероятно, около часа Козла, я услышал впереди звуки, которых так давно ждал: звон стали, ржание лошадей, боевой клич, крики раненых. Я махнул Макото, и он остановил войско.
Шан стоял спокойно, вытянув уши, и внимательно прислушивался вместе со мной. Он молчал, словно понимал необходимость сохранять тишину.
– Должно быть, Сугита встретил клан Тоган, – пробормотал Макото. – Но добрался ли до них Кахеи?
– Как бы то ни было, идет битва, – ответил я. Дорога исчезала в овраге. На верхушках деревьев колыхались первые весенние листья, озаряемые солнечным светом. Шум сражения не заглушал пения птиц.
– Знаменосцы поскачут первыми вместе со мной, – заявил я.
– Тебе не следует ехать во главе армии. Оставайся в центре, там безопасней. Иначе ты будешь легкой мишенью для лучников.
– Это моя война, – ответил я. – Значит, я первым должен вступить в бой. – Мои слова звучали безмятежно и размеренно, хотя, по правде, я пребывал в напряженном состоянии, мне не терпелось начать атаку и скорей все закончить.
– Да, это твоя война, и мы все здесь благодаря тебе. Нам же выгодней, чтобы ты остался живым!
Я развернул коня и посмотрел на людей. На меня хлынула печаль за тех, кто скоро погибнет. По крайней мере, я дал им возможность умереть достойно, сразиться за свою землю и родных. Знаменосцы поскакали вперед, флаги развевались на ветру. Взглянув на белую цаплю, я помолился духу Шигеру. Казалось, он завладел мной, вошел под кожу, слился с плотью и кровью. Я обнажил Ято, и лезвие сверкнуло на солнце. Послышались громкие возгласы.
Я развернул Шана и погнал его легким галопом. Он спокойно и охотно продвигался вперед, словно мы ехали по лужайке. Конь справа от меня встревожился, задергал поводья и попытался встать на дыбы. Чувствовалось физическое напряжение всадника, который одной рукой успокаивал коня, а другой держал знамя.
Меж деревьев путь потемнел. Почва стала хуже, как и предупреждал Хироши: мягкий мокрый песок сменился камнями, затем валунами, недавний паводок оставил много рытвин. Сама дорога превращалась в реку, когда шел сильной дождь.
Мы перешли на рысь. Сквозь шум битвы доносилось бурление воды. Через просвет в листве я увидел, как дорога выныривает из леса и проходит сто метров вдоль реки, до самого брода. На ярком фоне вырисовывались темные силуэты – словно сквозь бумажный экран на забаву детям показывали сказочных героев. Они бились и извивались в смертельной схватке.
Если раньше я собирался пустить в ход лучников, то теперь увидел, что они убьют столько же союзников, сколько врагов. Люди Сугиты выгнали вторгшуюся армию с равнины и оттесняли их вдоль реки. Когда мы приближались, многие пытались оставить поле боя и бежать, но, завидев нас, мчались в противоположную сторону, чтобы предупредить командиров.
Макото протрубил в горн, от рва до самой реки понеслось устрашающее эхо. И ему в ответ заголосило точно такое же, откуда-то впереди, настолько далеко, что мы не могли видеть ответивших. Настало мгновение затишья перед тем, как волне разбиться о камни, и мы бросились в бой.
Только хроники сражений могут поведать о том, что происходит на поле брани, однако они звучат только из уст победителей. А когда ты захвачен битвой, трудно понять, что творится. Даже если подняться на небо и взглянуть на сражение с высоты птичьего полета, увидишь только пестрый пульсирующий жизнью ковер из гербов и знамен, крови и стали – красивый и кошмарный. Во время боя люди сходят с ума: как же еще справиться с тем, что мы делаем, и вынести то, что мы видим?
Я сразу понял: наша схватка с бандитами была детской игрой. Тут сражались закаленные войска кланов Тоган и Сейшу, хорошо вооруженные, яростные, хитрые. Заметив герб с изображением цапли, они сразу поняли, кто присоединился к ним.
Многие тотчас захотели убить меня, чтобы отомстить за смерть Йоды Садаму. Макото был прав, когда предложил мне остаться защищенным в центре. Я бился с тремя воинами, от последнего меня спасла лишь прыть Шана, и тут мой друг подоспел ко мне на помощь. Подняв над головой палку, будто копье, он ударил четвертого под подбородком, выбив из седла. На упавшего врага тотчас прыгнул земледелец и перерезал серпом горло.
Я повел Шана вперед. Он инстинктивно находил проход меж воинами, всегда вовремя поворачиваясь к врагу. Ято метался у меня в руке, точно живой, как когда-то сказал Шигеру. Кровь обагрила его по самую рукоятку.
Вокруг нас с Макото образовался плотный клубок людей, и я заметил похожий впереди. Над ним развевалось знамя Тогана. Два человеческих сгустка кружились и передвигались, разбрасывая вокруг трупы, пока не приблизились друг к другу настолько близко, что я увидел моего соперника.
У меня екнуло сердце: на нем были черные доспехи, шлем с оленьими рогами, как на Йоде, увиденном мной из-под копыт коня в Мино. На груди сверкали золотые четки. Наши взгляды встретились поверх колышущегося моря воинов, и Нариаки издал яростный крик. Дернув коня за поводья, он прорвался через крут охраны и направился ко мне.
– Отори Такео мой! – визжал он. – Не трогайте его!
Он повторял этот клич снова и снова, пока нападающие на меня люди не посторонились. Наконец мы встали лицом к лицу в нескольких шагах друг от друга.
Может показаться, что у меня было время запечатлеть тот момент, на самом же деле нет. Эти сцены возникают в памяти вспышками. Нариаки восседал на коне передо мной, выкрикивал оскорбления, но я не различал слов. Он опустил вожжи и поднял меч обеими руками. Конь был больше Шана, и сам противник, как и Йода, крупнее меня. Я наблюдал за тем, как меч приходит в движение, следил за ним и Шан.
Сверкнуло лезвие. Шан отпрыгнул в сторону, и меч прорезал лишь воздух. Не найдя опоры, всадник потерял равновесие и приник к шее коня. Тот взбрыкнул, сбрасывая седока. Нариаки должен был или упасть сам, или бросить меч. Вытащив ногу из стремени, он ловко ухватился за гриву и приземлился на колени, по-прежнему держа меч.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73