Кондо словно очень осторожно заигрывал с ней. В прошлом году он спас ей жизнь по пути в Ширакаву, и с тех пор в их отношениях возникла какая-то неловкость. Шизука испытывала к Кондо чувство благодарности и хотела даже разделить с ним ложе, но тут у нее завязался роман с Ишидой, доктором господина Фудзивары, кроме которого ей уже никто не был нужен.
Печально было осознавать, что это неправильный выбор. После замужества Каэдэ она расстанется с Ишидой навсегда. Трудно придумать, как снова встретиться с доктором. На прощание он просил ее возвращаться как можно скорей, даже признался, что будет скучать. Но как ей вернуться, если она более не служит Каэдэ? Роман держался в строжайшей секретности. Узнай об этом Фудзивара, пришлось бы переживать за безопасность доктора.
«Я ничуть не лучше Каэдэ, – думала Шизука. – Нет такого возраста, когда любовь уже не обжигает».
Они миновали Ямагату и проехали еще двадцать миль в деревню, где остановились на ночь. Кондо знал хозяина постоялого двора, возможно, даже был ему родственником, хотя Шизуку это мало волновало. Ее страхи оправдались: он четко дал понять, что хочет заняться с ней любовью. Когда она сослалась на усталость с дороги, глаза Кондо переполнились грустью, но он не стал ни настаивать, ни брать ее силой. Шизука была благодарна ему и злилась на себя за отказ.
На следующее утро они оставили лошадей на постоялом дворе и начали подъем по крутой горе. Кондо сказал:
– Почему бы нам не пожениться? Получилась бы хорошая семья. У тебя ведь два сына? Я бы стал им отцом. Мы еще достаточно молоды, чтобы обзавестись детьми. Твои родители одобрили бы брак.
У Шизуки душа ушла в пятки, особенно при мысли, что они действительно бы одобрили.
– Разве ты не женат?
В таком возрасте это странно.
– Я женился в семнадцать, на девушке из семьи Курода. Она умерла несколько лет назад. У нас не было детей.
Шизука бросила на Кондо взгляд, пытаясь понять, скорбит ли он.
– Моя жена была несчастна. Не в своем уме. Временами ее подолгу мучили жуткие видения и страхи. Являлись призраки и демоны. Она была не так уж плоха, когда я находился рядом, но меня часто посылали далеко на задания. Я работал шпионом на семью матери, Кондо, которая меня усыновила. Однажды сильно задержался из-за проливных дождей. Когда я не вернулся в обещанный срок, жена повесилась.
Впервые его голос утратил иронию. Шизука прониклась чужим горем и неожиданно для себя почувствовала симпатию.
– Ее слишком строго воспитывали, – сказал Кондо. – Я не раз думал о том, сколько зла мы невольно причиняем нашим детям. Хорошо, что у меня их нет.
– В детстве жизнь – игра, – отметила Шизука. – Помню, как я гордилась своими талантами, презирала людей неодаренных. Ребенку не приходится сомневаться в правильности своего воспитания. Оно принимается, как есть.
– Ты даровитая, ты племянница и внучка мастеров Муто. Быть Куродой, средним сословием, не так просто. А если природа не наделила тебя сверхъестественным даром, тренировка невыносимо сложна. – Кондо остановился и тихо продолжил: – Вероятно, она была слишком восприимчива. Никакое воспитание не может искоренить человеческую сущность.
– Любопытный взгляд. Сочувствую тебе.
– Ну, это дело прошлое. Однако оно заставило меня усомниться во многих вещах, привитых с детства. Я это редко кому говорю. Любой из Племени отличается послушанием.
– Если бы Такео вырос в Племени, он бы тоже знал, что это такое, – размышляла Шизука вслух. – Он ненавидит, когда ему говорят, что делать, не терпит никаких ограничений. И как поступают Кикуты? Дают ему в напарники Акио как двухлетнему ребенку. Они сами виноваты в его отступничестве. Шигеру с самого начала знал, как с ним обращаться. Он добился преданности. Такео ради него был готов на что угодно.
«Как и мы все», – подумала она и тотчас прогнала эту мысль. Шизука хранила много секретов о господине Шигеру, которые известны только мертвым, и боялась, что Кондо может о чем-то догадаться.
– Поступки Такео заслуживают похвалы, – отметил он, – если верить всем слухам о нем.
– Ты впечатлен, Кондо? Мне казалось, тебя ничто не удивит!
– Храбрость восхищает всех, – ответил он. – Я, как и Такео, разных кровей, племенных и клановых. Племя растило меня до двенадцати лет, а затем я стал якобы воином, а на самом деле шпионом. Поэтому мне понятен душевный конфликт, который он переживает.
Некоторое время они шли молча, и вдруг Кондо добавил:
– Ты ведь знаешь, как нравишься мне.
Кондо вел себя непринужденно, открыто заявил о своих чувствах. Шизука ясно ощущала его желание. Раньше ей было жаль Кондо, а теперь она не могла противиться ему. Будучи любовницей Араи и служанкой Каэдэ, она обладала высоким статусом, дававшим ей защиту. Ныне не осталось ничего, кроме собственных талантов и человека, который спас ей жизнь и может стать хорошим мужем. Не было причин не переспать с ним, поэтому когда около полудня они остановились поесть, Шизука последовала за Кондо в тень деревьев. В воздухе стоял аромат сосновых иголок и кедра, грело солнце, обдувал ветерок. Вдалеке приглушенно шумел водопад. Кругом просыпалась новая жизнь. Кондо оказался не так плох, как она опасалась, хотя довольно груб и быстр по сравнению с Ишидой.
«Если так решила судьба, то надо извлекать максимум пользы, – подумала Шизука и тотчас засомневалась: – Что же со мной? Неужели я нежданно постарела? Год назад я бы отшила такого, как Кондо, без колебаний, но год назад я считала, что по-прежнему принадлежу Араи. С тех пор столько воды утекло, столько интриг сплели, столько людей ушло: погибли Шигеру и Наоми, а я была вынуждена притворяться холодной, будто мне все равно; не могла выплакаться даже, когда отец моих детей повелел убить их; не имела права показать испуг, когда Каэдэ лежала при смерти…»
Шизуку не первый раз мучило вынужденное притворство, жестокость, безжалостность. Сердце сжималось при воспоминании о Шигеру, который хотел мира и справедливости, при мысли об Ишиде, враче, ненавидевшем убийства. «Я уже стара, – убеждала себя Шизука. – В следующем году мне стукнет тридцать».
Защипало глаза, и она поняла, что вот-вот расплачется. Слезы побежали по щекам, и Кондо, неправильно поняв их, прижал ее еще ближе. Они стекали ему на грудь и скапливались озерцом на багрово-коричневых татуировках.
Потом Шизука встала и пошла к водопаду. Окунув платок в ледяную воду, вытерла лицо, напилась. Лес вокруг молчал, только квакали лягушки и голосили первые цикады. Холодало. Надо поспешить, чтобы добраться до деревни до сумерек.
Кондо уже собрал связки, нанизал на палку и закинул ее за плечо. Они отправились в путь, и Шизука, зная дорогу, шла первой.
– Послушай, – вдруг произнес Кондо, – я ведь не верю, что ты смогла бы причинить вред Такео.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Печально было осознавать, что это неправильный выбор. После замужества Каэдэ она расстанется с Ишидой навсегда. Трудно придумать, как снова встретиться с доктором. На прощание он просил ее возвращаться как можно скорей, даже признался, что будет скучать. Но как ей вернуться, если она более не служит Каэдэ? Роман держался в строжайшей секретности. Узнай об этом Фудзивара, пришлось бы переживать за безопасность доктора.
«Я ничуть не лучше Каэдэ, – думала Шизука. – Нет такого возраста, когда любовь уже не обжигает».
Они миновали Ямагату и проехали еще двадцать миль в деревню, где остановились на ночь. Кондо знал хозяина постоялого двора, возможно, даже был ему родственником, хотя Шизуку это мало волновало. Ее страхи оправдались: он четко дал понять, что хочет заняться с ней любовью. Когда она сослалась на усталость с дороги, глаза Кондо переполнились грустью, но он не стал ни настаивать, ни брать ее силой. Шизука была благодарна ему и злилась на себя за отказ.
На следующее утро они оставили лошадей на постоялом дворе и начали подъем по крутой горе. Кондо сказал:
– Почему бы нам не пожениться? Получилась бы хорошая семья. У тебя ведь два сына? Я бы стал им отцом. Мы еще достаточно молоды, чтобы обзавестись детьми. Твои родители одобрили бы брак.
У Шизуки душа ушла в пятки, особенно при мысли, что они действительно бы одобрили.
– Разве ты не женат?
В таком возрасте это странно.
– Я женился в семнадцать, на девушке из семьи Курода. Она умерла несколько лет назад. У нас не было детей.
Шизука бросила на Кондо взгляд, пытаясь понять, скорбит ли он.
– Моя жена была несчастна. Не в своем уме. Временами ее подолгу мучили жуткие видения и страхи. Являлись призраки и демоны. Она была не так уж плоха, когда я находился рядом, но меня часто посылали далеко на задания. Я работал шпионом на семью матери, Кондо, которая меня усыновила. Однажды сильно задержался из-за проливных дождей. Когда я не вернулся в обещанный срок, жена повесилась.
Впервые его голос утратил иронию. Шизука прониклась чужим горем и неожиданно для себя почувствовала симпатию.
– Ее слишком строго воспитывали, – сказал Кондо. – Я не раз думал о том, сколько зла мы невольно причиняем нашим детям. Хорошо, что у меня их нет.
– В детстве жизнь – игра, – отметила Шизука. – Помню, как я гордилась своими талантами, презирала людей неодаренных. Ребенку не приходится сомневаться в правильности своего воспитания. Оно принимается, как есть.
– Ты даровитая, ты племянница и внучка мастеров Муто. Быть Куродой, средним сословием, не так просто. А если природа не наделила тебя сверхъестественным даром, тренировка невыносимо сложна. – Кондо остановился и тихо продолжил: – Вероятно, она была слишком восприимчива. Никакое воспитание не может искоренить человеческую сущность.
– Любопытный взгляд. Сочувствую тебе.
– Ну, это дело прошлое. Однако оно заставило меня усомниться во многих вещах, привитых с детства. Я это редко кому говорю. Любой из Племени отличается послушанием.
– Если бы Такео вырос в Племени, он бы тоже знал, что это такое, – размышляла Шизука вслух. – Он ненавидит, когда ему говорят, что делать, не терпит никаких ограничений. И как поступают Кикуты? Дают ему в напарники Акио как двухлетнему ребенку. Они сами виноваты в его отступничестве. Шигеру с самого начала знал, как с ним обращаться. Он добился преданности. Такео ради него был готов на что угодно.
«Как и мы все», – подумала она и тотчас прогнала эту мысль. Шизука хранила много секретов о господине Шигеру, которые известны только мертвым, и боялась, что Кондо может о чем-то догадаться.
– Поступки Такео заслуживают похвалы, – отметил он, – если верить всем слухам о нем.
– Ты впечатлен, Кондо? Мне казалось, тебя ничто не удивит!
– Храбрость восхищает всех, – ответил он. – Я, как и Такео, разных кровей, племенных и клановых. Племя растило меня до двенадцати лет, а затем я стал якобы воином, а на самом деле шпионом. Поэтому мне понятен душевный конфликт, который он переживает.
Некоторое время они шли молча, и вдруг Кондо добавил:
– Ты ведь знаешь, как нравишься мне.
Кондо вел себя непринужденно, открыто заявил о своих чувствах. Шизука ясно ощущала его желание. Раньше ей было жаль Кондо, а теперь она не могла противиться ему. Будучи любовницей Араи и служанкой Каэдэ, она обладала высоким статусом, дававшим ей защиту. Ныне не осталось ничего, кроме собственных талантов и человека, который спас ей жизнь и может стать хорошим мужем. Не было причин не переспать с ним, поэтому когда около полудня они остановились поесть, Шизука последовала за Кондо в тень деревьев. В воздухе стоял аромат сосновых иголок и кедра, грело солнце, обдувал ветерок. Вдалеке приглушенно шумел водопад. Кругом просыпалась новая жизнь. Кондо оказался не так плох, как она опасалась, хотя довольно груб и быстр по сравнению с Ишидой.
«Если так решила судьба, то надо извлекать максимум пользы, – подумала Шизука и тотчас засомневалась: – Что же со мной? Неужели я нежданно постарела? Год назад я бы отшила такого, как Кондо, без колебаний, но год назад я считала, что по-прежнему принадлежу Араи. С тех пор столько воды утекло, столько интриг сплели, столько людей ушло: погибли Шигеру и Наоми, а я была вынуждена притворяться холодной, будто мне все равно; не могла выплакаться даже, когда отец моих детей повелел убить их; не имела права показать испуг, когда Каэдэ лежала при смерти…»
Шизуку не первый раз мучило вынужденное притворство, жестокость, безжалостность. Сердце сжималось при воспоминании о Шигеру, который хотел мира и справедливости, при мысли об Ишиде, враче, ненавидевшем убийства. «Я уже стара, – убеждала себя Шизука. – В следующем году мне стукнет тридцать».
Защипало глаза, и она поняла, что вот-вот расплачется. Слезы побежали по щекам, и Кондо, неправильно поняв их, прижал ее еще ближе. Они стекали ему на грудь и скапливались озерцом на багрово-коричневых татуировках.
Потом Шизука встала и пошла к водопаду. Окунув платок в ледяную воду, вытерла лицо, напилась. Лес вокруг молчал, только квакали лягушки и голосили первые цикады. Холодало. Надо поспешить, чтобы добраться до деревни до сумерек.
Кондо уже собрал связки, нанизал на палку и закинул ее за плечо. Они отправились в путь, и Шизука, зная дорогу, шла первой.
– Послушай, – вдруг произнес Кондо, – я ведь не верю, что ты смогла бы причинить вред Такео.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73