Однажды мы с тобой отправимся туда.
– А потом накажем Шойи, – злорадно произнес он. Потом добавил: – Господин Отори, я могу задать вам один вопрос?
– Конечно.
– В тот день, когда погиб мой отец, убийцы вдруг стали невидимыми. Вы так умеете?
– С чего ты взял?
– Женщины у меня в комнате сказали, будто вы колдун. Простите меня. Но вы делаете столько странных вещей. Сегодня усыпили меня. – Хироши посмотрел на меня и нахмурился. – Это был необычный сон. Красочный. Я понял многое, чего раньше не знал. Если вы умеете становиться прозрачным, может, и меня научите?
– Не всему можно научить, – ответил я. – Есть таланты, которые даются от рождения. У тебя и так много навыков и превосходное воспитание.
Мои слова вызвали у него слезы.
– Мне сказали, что умер Йоро.
– Да, его убил наемник, метивший в меня.
– И вы расправились с ним?
– Я бы уничтожил его, но он покончил с собой сам. Откусил себе язык.
Глаза Хироши засияли. Я хотел выразить свое отвращение к порочному кругу кровопролитий и мести, однако вряд ли этот сын воина сможет меня понять, даже после кикутского сна. Мне нужно было сказать кое-что еще.
– А многие люди считают меня колдуном?
– Ходят такие слухи, – признал он. – Среди женщин и идиотов.
– Я опасаюсь предательства. Именно поэтому хочу оставить тебя здесь. Если вдруг появится опасность, что Маруяма захочет вступить в союз с Араи, дай мне знать.
Хироши смотрел на меня в упор:
– Никто не посмеет предать господина Отори.
– Мне бы твою уверенность.
– Я сам прискачу сообщить вам, – пообещал мальчик.
– Только возьми покладистого коня, – предупредил я.
Я отослал Хироши обратно в дом дяди и велел подать ужин. Вернулся Макото с отчетом. Все было готово для отправления ранним утром. Однако после трапезы он снова попытался отговорить меня:
– Это полное безумие. Завтра я не произнесу ни слова против и буду с тобой, но пойми, нельзя сначала украсть у дворянина невесту, а потом идти на него в атаку…
– Мы законные муж и жена, – ответил я. – Это он совершил безумный поступок.
– Разве я не предупреждал тебя в Тераяме, как воспримут твой брак сильные мира сего? Нынешнее положение дел – результат твоей опрометчивости, и она же приведет тебя к гибели, если не остановишься.
– Ты уверен, что в тебе говорит не ревность? Ты всегда обижался на мою любовь к Каэдэ.
– Только оттого, что это чувство разрушит вас обоих, – тихо ответил он. – Страсть делает тебя слепым. Ты ошибался. Надо покориться и попытаться заключить мир с Араи. Не забывай, возможно, у него в заложниках братья Миеси. Нападение на Фудзивару вконец выведет его из себя…
– Мне не нужно таких советов! – разгневался я. – Покориться и отдать жену? Меня будет презирать весь мир. Лучше умереть!
– Скорей всего, мы все умрем, – ответил он. – Сожалею, что мне приходится говорить тебе такие вещи, Такео, но это мой долг. Я не раз утверждал, твое дело – мое дело, и я последую за тобой, что бы ты ни решил.
Я был слишком зол, чтобы продолжить разговор. Сказал, что хочу остаться один, и позвал Майами. Она вошла с красными от слез глазами, забрала подносы и разостлала постель. Я мылся, думая, как не скоро смогу снова залезть в кадку с теплой водой. Я не пытался усмирить свою ярость, потому что если она утихнет, то освободится место для горя или хуже – дурного предчувствия. Лучше уж оставаться в мрачном настроении, свойственном Кикутам. Оно придает мне бесстрашие. Вспомнилось наставление Мацуды: «Если воин сражается отчаянно, он уцелеет. Если хочет уцелеть, погибнет».
Пришло время сражаться отчаянно – потеряв Каэдэ, я потеряю все.
Утром Майами была еще печальней, рыдала, прощаясь, и ей начинали вторить служанки. Зато мужчины на улицах выглядели радостно, многие горожане открывали окна и махали нам вслед. Я взял с собой только воинов, в основном Отори и тех, кто приехал со мной из Тераямы. Пусть земледельцы спокойно соберут урожай и постоят за свои дома. Большинство людей Маруямы осталось защищать замок, хотя некоторые решили присоединиться проводниками и разведчиками.
У меня было около пятисот всадников и столько же лучников, конных и пеших. Остальные солдаты вооружились палками и копьями. Длинной вереницей растянулись вьючные лошади и носильщики с припасами. Я гордился тем, как быстро собрал и снарядил армию.
Мы дошли до переправы через Асагаву, где нанесли поражение Йоде Нариаки, когда я заметил, что за нами плетется Е-Ан с группой неприкасаемых. После реки мы повернули по дороге на юг, к Ширакаве. Я никогда не путешествовал там раньше, но знал, что понадобится не меньше двух дней, чтобы добраться до дома Каэдэ. Макото сказал, резиденция Фудзивары лежит еще дальше к югу.
Когда мы сделали привал на обед, я пошел поговорить с Е-Аном, чувствуя на себе взгляды воинов. Я навострил уши, полный решимости подвергнуть наказанию любого, кто выскажется против, но никто не посмел открыть рот.
Е-Ан бросился к моим ногам, и я велел ему подняться.
– Зачем вы увязались за нами?
Он улыбнулся, обнажив сломанные зубы.
– Чтобы хоронить мертвых.
Я не хотел слышать столь холодящего сердце ответа.
– Погода меняется, – продолжил Е-Ан, глядя на высокие тучи, развешанные подобно конским гривам на небе к западу. – Приближается тайфун.
– А у тебя нет для меня хороших вестей?
– У бога всегда для вас хорошие вести, – признал он. – Я должен напоминать вам о том, что будет после.
– После?
– После проигранной битвы.
– Может, я ее не проиграю!
Я, право, не мог представить себе такого исхода событий: воины были в хорошей форме и готовы идти в бой, а мой гнев пылал как никогда ярко.
Е-Ан ничего больше не сказал, его губы молча задвигались – он молился.
Макото, казалось, тоже молился, когда мы продолжили путь, или погрузился в медитацию, как бывает у монахов. Он выглядел безмятежным и замкнутым, словно обрубил всякую связь с миром. Я почти с ним не разговаривал, продолжал злиться, однако мы ехали бок о бок, как уже было не раз. Сколько бы мой друг ни сомневался в разумности похода, я знал, он не оставит меня. Ритмичный топот копыт принес спокойствие, и я перестал сердиться.
Над нами затянулось небо, на горизонте стало еще темней. На ночь мы разбили лагерь рядом с маленьким городом. Рано утром пошел дождь. К полудню лило как из ведра, что замедляло наш ход и понижало дух. Я продолжал верить, что все обойдется дождичком. Макото опасался, что мы застрянем в Ширакаве, которую сильно заливает при такой погоде.
Однако мы так и не добрались до Ширакавы. Приблизившись к границе владений Маруямы, я послал вперед разведчиков. Они вернулись вечером и сообщили, что на равнине впереди разбило лагерь войско – чуть меньше полутора тысяч человек. Там развевались знамена Сейшу, среди которых был замечен герб господина Фудзивары.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
– А потом накажем Шойи, – злорадно произнес он. Потом добавил: – Господин Отори, я могу задать вам один вопрос?
– Конечно.
– В тот день, когда погиб мой отец, убийцы вдруг стали невидимыми. Вы так умеете?
– С чего ты взял?
– Женщины у меня в комнате сказали, будто вы колдун. Простите меня. Но вы делаете столько странных вещей. Сегодня усыпили меня. – Хироши посмотрел на меня и нахмурился. – Это был необычный сон. Красочный. Я понял многое, чего раньше не знал. Если вы умеете становиться прозрачным, может, и меня научите?
– Не всему можно научить, – ответил я. – Есть таланты, которые даются от рождения. У тебя и так много навыков и превосходное воспитание.
Мои слова вызвали у него слезы.
– Мне сказали, что умер Йоро.
– Да, его убил наемник, метивший в меня.
– И вы расправились с ним?
– Я бы уничтожил его, но он покончил с собой сам. Откусил себе язык.
Глаза Хироши засияли. Я хотел выразить свое отвращение к порочному кругу кровопролитий и мести, однако вряд ли этот сын воина сможет меня понять, даже после кикутского сна. Мне нужно было сказать кое-что еще.
– А многие люди считают меня колдуном?
– Ходят такие слухи, – признал он. – Среди женщин и идиотов.
– Я опасаюсь предательства. Именно поэтому хочу оставить тебя здесь. Если вдруг появится опасность, что Маруяма захочет вступить в союз с Араи, дай мне знать.
Хироши смотрел на меня в упор:
– Никто не посмеет предать господина Отори.
– Мне бы твою уверенность.
– Я сам прискачу сообщить вам, – пообещал мальчик.
– Только возьми покладистого коня, – предупредил я.
Я отослал Хироши обратно в дом дяди и велел подать ужин. Вернулся Макото с отчетом. Все было готово для отправления ранним утром. Однако после трапезы он снова попытался отговорить меня:
– Это полное безумие. Завтра я не произнесу ни слова против и буду с тобой, но пойми, нельзя сначала украсть у дворянина невесту, а потом идти на него в атаку…
– Мы законные муж и жена, – ответил я. – Это он совершил безумный поступок.
– Разве я не предупреждал тебя в Тераяме, как воспримут твой брак сильные мира сего? Нынешнее положение дел – результат твоей опрометчивости, и она же приведет тебя к гибели, если не остановишься.
– Ты уверен, что в тебе говорит не ревность? Ты всегда обижался на мою любовь к Каэдэ.
– Только оттого, что это чувство разрушит вас обоих, – тихо ответил он. – Страсть делает тебя слепым. Ты ошибался. Надо покориться и попытаться заключить мир с Араи. Не забывай, возможно, у него в заложниках братья Миеси. Нападение на Фудзивару вконец выведет его из себя…
– Мне не нужно таких советов! – разгневался я. – Покориться и отдать жену? Меня будет презирать весь мир. Лучше умереть!
– Скорей всего, мы все умрем, – ответил он. – Сожалею, что мне приходится говорить тебе такие вещи, Такео, но это мой долг. Я не раз утверждал, твое дело – мое дело, и я последую за тобой, что бы ты ни решил.
Я был слишком зол, чтобы продолжить разговор. Сказал, что хочу остаться один, и позвал Майами. Она вошла с красными от слез глазами, забрала подносы и разостлала постель. Я мылся, думая, как не скоро смогу снова залезть в кадку с теплой водой. Я не пытался усмирить свою ярость, потому что если она утихнет, то освободится место для горя или хуже – дурного предчувствия. Лучше уж оставаться в мрачном настроении, свойственном Кикутам. Оно придает мне бесстрашие. Вспомнилось наставление Мацуды: «Если воин сражается отчаянно, он уцелеет. Если хочет уцелеть, погибнет».
Пришло время сражаться отчаянно – потеряв Каэдэ, я потеряю все.
Утром Майами была еще печальней, рыдала, прощаясь, и ей начинали вторить служанки. Зато мужчины на улицах выглядели радостно, многие горожане открывали окна и махали нам вслед. Я взял с собой только воинов, в основном Отори и тех, кто приехал со мной из Тераямы. Пусть земледельцы спокойно соберут урожай и постоят за свои дома. Большинство людей Маруямы осталось защищать замок, хотя некоторые решили присоединиться проводниками и разведчиками.
У меня было около пятисот всадников и столько же лучников, конных и пеших. Остальные солдаты вооружились палками и копьями. Длинной вереницей растянулись вьючные лошади и носильщики с припасами. Я гордился тем, как быстро собрал и снарядил армию.
Мы дошли до переправы через Асагаву, где нанесли поражение Йоде Нариаки, когда я заметил, что за нами плетется Е-Ан с группой неприкасаемых. После реки мы повернули по дороге на юг, к Ширакаве. Я никогда не путешествовал там раньше, но знал, что понадобится не меньше двух дней, чтобы добраться до дома Каэдэ. Макото сказал, резиденция Фудзивары лежит еще дальше к югу.
Когда мы сделали привал на обед, я пошел поговорить с Е-Аном, чувствуя на себе взгляды воинов. Я навострил уши, полный решимости подвергнуть наказанию любого, кто выскажется против, но никто не посмел открыть рот.
Е-Ан бросился к моим ногам, и я велел ему подняться.
– Зачем вы увязались за нами?
Он улыбнулся, обнажив сломанные зубы.
– Чтобы хоронить мертвых.
Я не хотел слышать столь холодящего сердце ответа.
– Погода меняется, – продолжил Е-Ан, глядя на высокие тучи, развешанные подобно конским гривам на небе к западу. – Приближается тайфун.
– А у тебя нет для меня хороших вестей?
– У бога всегда для вас хорошие вести, – признал он. – Я должен напоминать вам о том, что будет после.
– После?
– После проигранной битвы.
– Может, я ее не проиграю!
Я, право, не мог представить себе такого исхода событий: воины были в хорошей форме и готовы идти в бой, а мой гнев пылал как никогда ярко.
Е-Ан ничего больше не сказал, его губы молча задвигались – он молился.
Макото, казалось, тоже молился, когда мы продолжили путь, или погрузился в медитацию, как бывает у монахов. Он выглядел безмятежным и замкнутым, словно обрубил всякую связь с миром. Я почти с ним не разговаривал, продолжал злиться, однако мы ехали бок о бок, как уже было не раз. Сколько бы мой друг ни сомневался в разумности похода, я знал, он не оставит меня. Ритмичный топот копыт принес спокойствие, и я перестал сердиться.
Над нами затянулось небо, на горизонте стало еще темней. На ночь мы разбили лагерь рядом с маленьким городом. Рано утром пошел дождь. К полудню лило как из ведра, что замедляло наш ход и понижало дух. Я продолжал верить, что все обойдется дождичком. Макото опасался, что мы застрянем в Ширакаве, которую сильно заливает при такой погоде.
Однако мы так и не добрались до Ширакавы. Приблизившись к границе владений Маруямы, я послал вперед разведчиков. Они вернулись вечером и сообщили, что на равнине впереди разбило лагерь войско – чуть меньше полутора тысяч человек. Там развевались знамена Сейшу, среди которых был замечен герб господина Фудзивары.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73