И, возможно, употреблением наркотических средств… А стрельба, как вы знаете, идет по всему городу. Последние события это подтвердили еще раз. Руководство ГУВД намерено провести широкомасштабное наступление на преступность. Здесь наша позиция обозначена четко… Компромиссов ни с преступниками, ни с их пособниками не будет.
Генерал говорил долго. Сыпались штампы про разработанный комплекс общегородских мероприятий, длительность и планомерность вместо компанейщины, бескомпромиссность, бескомпромиссность, бескомп…
В общем, сделали вывод журналюги, дела у Андрюхи хреновые — посадят. При таких раскладах обязательно посадят. Бескомпромиссно.
Были такие, кто позлорадствовал. Были, кто искреннее огорчился. Но активных шагов в поддержку Серегина не сделал никто, кроме его товарищей по агентству журналистских расследований. Они написали петиции в прокуратуру и начальнику ГУВД. Они начали нажимать на все доступные им рычаги… Все было бесполезно! Даже в редакции «молодежки» они не нашли поддержки. А когда главный редактор, который не забыл финал своего последнего разговора с Андреем, собственноручно написал на него разгромную отрицательную характеристику… все стало ясно: официальной помощи от родного коллектива не будет. Сашка Разгонов негодовал, бегал по кабинетам с петицией. Рассказывал, что Андрея уже пытались подставить — подбросили ему пакетик с анашой… Коллеги кивали, сочувствовали, но подписи под петицией ставить не спешили. Понимаешь, Сашка, — говорили они, — тут дело-то такое… тонкое. Главный негласно дал команду не подписывать… Понимаешь, Сашка, я-то лично за, но…
И еще был в Питере один человек, который негодовал по поводу действий ментов — Говоров Виктор Палыч. Антибиотик. Несправедливость ментовская привела Палыча в бешенство. Еще бы! Писарчука закрыли, но закрыли… в красную хату!
— Мудаки! — орал Антибиотик. — Кто же лоха, мужика, к красноперым сажает? Что ему в хате мусорной нужно?
В гневе Палыч даже хотел кое-кому позвонить… вовремя одумался. После выстрела в Кудасова он все время ощущал некую опеку. Нельзя было исключить даже прослушивание телефонов.
Он не стал никому звонить. Подумал, что все равно достанет писарчука. Не в Крестах — так на зоне…
…Прошел месяц с того дня, как Андрей Обнорский перешагнул порог красной хаты. Всего один месяц. Много это или мало? Абсурдный вопрос, изначально не имеющий ответа… Время в тюрьме течет для каждого в своем режиме, но любой зэк посидевший скажет вам: оно течет по-другому. Не так, как на воле. А для натуры деятельной, кипучей ритм тюремной жизни, тягостный и однообразный, вообще противопоказан… Нередко случается так, что именно энергичные люди ломаются быстрее других. Становится сиделец задумчив не в меру, впадает в депрессию. А в один из вечеров вдруг — о! — повеселел. Глаза прояснились, тоска в них исчезла. Ну, думают сокамерники, вроде отошел. И находят его утречком на пропитанном кровью матраце с намертво зажатым в руке стальным супинатором или отточенной алюминиевой ложкой.
…Отмучился! Сам себе амнистию подписал. Теперь ни вертухаи, ни следак, ни суд народный над ним не властны…
Андрей Обнорский сидел легко. Да-да! И вовсе не потому, что красные хаты находятся на привилегированном положении… нет! Просто он находился как бы в ином измерении. Он находился ВНЕ этой жизни. Рядом с ней, но ВНЕ ее… Мудрено и невнятно? Пожалуй, но понятнее авторы объяснить не берутся.
Андрею уже стукнул тридцать один год. Или всего тридцать один. Но жизненный опыт за плечами накопился немалый. Человек, который успел повоевать, который встречался со смертью и чужой, и своей, опыта набирается быстро. Вот ведь парадокс-то: ЖИЗНЕННЫЙ опыт приходит через знакомство со СМЕРТЬЮ. Он многое уже повидал, он уже потерял многих друзей. Жестокость и несправедливость мира научили его бороться. Он, в конце концов, занимался спортом. И это тоже научило его выдержке, терпению, мужеству… Андрей умел настраиваться на борьбу и давить в себе эмоции. Но здесь, в тюрьме, все было по-другому. Здесь как бы менялась полярность многих понятий, наиболее приспособленным к несвободе оказывался тот, кто примитивнее, кто эмоционально тупее. Ну что ж… все верно: бык в хлеву не ропщет, ему хорошо. Ему легко. Безвольному, покорному, тупому всегда легче.
А человеку с железной волей? Со страстной жаждой свободы?
— Э-э, парнишка! Ты не сюда забрел. Здесь вагон для некурящих. А свою жажду свободы засунь себе в задницу. Говорят, помогает от геморроя.
Никакая воля не спасет от депрессии. И тогда появляется супинатор или заточенная ложка.
Обнорский сидел легко. Жизнь как бы текла мимо. Он наблюдал ее со стороны. Почти спокойно и безмятежно. События свистели мимо. Одиннадцатого октября всю страну всколыхнул черный вторник — бешеный скачок курса доллара. Часть сидельцев в Крестах на это никак не отреагировала — они не только доллара в руках никогда не держали, а и рублей-то наскребали на бутылку паленой водки едва-едва. Другие лихорадочно что-то подсчитывали на бумаге… В камере N 293 вместе с Обнорским сидел майор из ОБЭП. Инкриминировали ему взятки. Майор упорно все отрицал. И перед следствием, и в камере, а денег на обысках у него не изъяли. Когда по радио сообщили про черный вторник, обэповец схватил листок бумаги и стал быстро что-то подсчитывать. Толстые губы шевелились, на лбу заблестел пот. Он закончил свои подсчеты и растерянно уставился на столбик цифири. Видно, и сам себе не поверил… Мотнул рыжей головой и повторил выкладки. Обэповские глазенки горели.
— Эй, Чубайс, сходится? — спросил майора Обнорский.
— А? — рассеянно отозвался тот. Обычно на Чубайса он не откликался. — А?… Да, сходится… Во, бля! Да за такие бабки можно и посидеть!
Камера грохнула смехом.
— Так ты же не берешь! — сквозь смех выдавил молодой литер-гаишник. — У тебя даже матери на лекарства денег нет! Нищий ты наш.
Майор растерянно улыбнулся и мечтательно уставился в листок бумаги… На следующий день курс доллара вернулся на прежний уровень, Чубайс потускнел. Потом подрался с гаишником, который начал его подкалывать. Пришлось разнимать — озлобленные многомесячным заточением люди заводятся мгновенно, и результатом пустякового конфликта запросто становятся увечья и убийства… А в камере, видно, кто-то постукивал — после того эпизода обэповца стали интенсивно таскать на допросы. Он стал хмур и замкнут, но по-прежнему шел в несознанку.
Обнорский наблюдал все это как будто со стороны. Он подолгу разговаривал с Саидом. Иногда они вместе пели арабские песни. Студент влетел на изнасиловании. Сам он уверял, что трахался с русской женщиной по согласию и за деньги. Как уж там было на самом деле — кто разберет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
Генерал говорил долго. Сыпались штампы про разработанный комплекс общегородских мероприятий, длительность и планомерность вместо компанейщины, бескомпромиссность, бескомпромиссность, бескомп…
В общем, сделали вывод журналюги, дела у Андрюхи хреновые — посадят. При таких раскладах обязательно посадят. Бескомпромиссно.
Были такие, кто позлорадствовал. Были, кто искреннее огорчился. Но активных шагов в поддержку Серегина не сделал никто, кроме его товарищей по агентству журналистских расследований. Они написали петиции в прокуратуру и начальнику ГУВД. Они начали нажимать на все доступные им рычаги… Все было бесполезно! Даже в редакции «молодежки» они не нашли поддержки. А когда главный редактор, который не забыл финал своего последнего разговора с Андреем, собственноручно написал на него разгромную отрицательную характеристику… все стало ясно: официальной помощи от родного коллектива не будет. Сашка Разгонов негодовал, бегал по кабинетам с петицией. Рассказывал, что Андрея уже пытались подставить — подбросили ему пакетик с анашой… Коллеги кивали, сочувствовали, но подписи под петицией ставить не спешили. Понимаешь, Сашка, — говорили они, — тут дело-то такое… тонкое. Главный негласно дал команду не подписывать… Понимаешь, Сашка, я-то лично за, но…
И еще был в Питере один человек, который негодовал по поводу действий ментов — Говоров Виктор Палыч. Антибиотик. Несправедливость ментовская привела Палыча в бешенство. Еще бы! Писарчука закрыли, но закрыли… в красную хату!
— Мудаки! — орал Антибиотик. — Кто же лоха, мужика, к красноперым сажает? Что ему в хате мусорной нужно?
В гневе Палыч даже хотел кое-кому позвонить… вовремя одумался. После выстрела в Кудасова он все время ощущал некую опеку. Нельзя было исключить даже прослушивание телефонов.
Он не стал никому звонить. Подумал, что все равно достанет писарчука. Не в Крестах — так на зоне…
…Прошел месяц с того дня, как Андрей Обнорский перешагнул порог красной хаты. Всего один месяц. Много это или мало? Абсурдный вопрос, изначально не имеющий ответа… Время в тюрьме течет для каждого в своем режиме, но любой зэк посидевший скажет вам: оно течет по-другому. Не так, как на воле. А для натуры деятельной, кипучей ритм тюремной жизни, тягостный и однообразный, вообще противопоказан… Нередко случается так, что именно энергичные люди ломаются быстрее других. Становится сиделец задумчив не в меру, впадает в депрессию. А в один из вечеров вдруг — о! — повеселел. Глаза прояснились, тоска в них исчезла. Ну, думают сокамерники, вроде отошел. И находят его утречком на пропитанном кровью матраце с намертво зажатым в руке стальным супинатором или отточенной алюминиевой ложкой.
…Отмучился! Сам себе амнистию подписал. Теперь ни вертухаи, ни следак, ни суд народный над ним не властны…
Андрей Обнорский сидел легко. Да-да! И вовсе не потому, что красные хаты находятся на привилегированном положении… нет! Просто он находился как бы в ином измерении. Он находился ВНЕ этой жизни. Рядом с ней, но ВНЕ ее… Мудрено и невнятно? Пожалуй, но понятнее авторы объяснить не берутся.
Андрею уже стукнул тридцать один год. Или всего тридцать один. Но жизненный опыт за плечами накопился немалый. Человек, который успел повоевать, который встречался со смертью и чужой, и своей, опыта набирается быстро. Вот ведь парадокс-то: ЖИЗНЕННЫЙ опыт приходит через знакомство со СМЕРТЬЮ. Он многое уже повидал, он уже потерял многих друзей. Жестокость и несправедливость мира научили его бороться. Он, в конце концов, занимался спортом. И это тоже научило его выдержке, терпению, мужеству… Андрей умел настраиваться на борьбу и давить в себе эмоции. Но здесь, в тюрьме, все было по-другому. Здесь как бы менялась полярность многих понятий, наиболее приспособленным к несвободе оказывался тот, кто примитивнее, кто эмоционально тупее. Ну что ж… все верно: бык в хлеву не ропщет, ему хорошо. Ему легко. Безвольному, покорному, тупому всегда легче.
А человеку с железной волей? Со страстной жаждой свободы?
— Э-э, парнишка! Ты не сюда забрел. Здесь вагон для некурящих. А свою жажду свободы засунь себе в задницу. Говорят, помогает от геморроя.
Никакая воля не спасет от депрессии. И тогда появляется супинатор или заточенная ложка.
Обнорский сидел легко. Жизнь как бы текла мимо. Он наблюдал ее со стороны. Почти спокойно и безмятежно. События свистели мимо. Одиннадцатого октября всю страну всколыхнул черный вторник — бешеный скачок курса доллара. Часть сидельцев в Крестах на это никак не отреагировала — они не только доллара в руках никогда не держали, а и рублей-то наскребали на бутылку паленой водки едва-едва. Другие лихорадочно что-то подсчитывали на бумаге… В камере N 293 вместе с Обнорским сидел майор из ОБЭП. Инкриминировали ему взятки. Майор упорно все отрицал. И перед следствием, и в камере, а денег на обысках у него не изъяли. Когда по радио сообщили про черный вторник, обэповец схватил листок бумаги и стал быстро что-то подсчитывать. Толстые губы шевелились, на лбу заблестел пот. Он закончил свои подсчеты и растерянно уставился на столбик цифири. Видно, и сам себе не поверил… Мотнул рыжей головой и повторил выкладки. Обэповские глазенки горели.
— Эй, Чубайс, сходится? — спросил майора Обнорский.
— А? — рассеянно отозвался тот. Обычно на Чубайса он не откликался. — А?… Да, сходится… Во, бля! Да за такие бабки можно и посидеть!
Камера грохнула смехом.
— Так ты же не берешь! — сквозь смех выдавил молодой литер-гаишник. — У тебя даже матери на лекарства денег нет! Нищий ты наш.
Майор растерянно улыбнулся и мечтательно уставился в листок бумаги… На следующий день курс доллара вернулся на прежний уровень, Чубайс потускнел. Потом подрался с гаишником, который начал его подкалывать. Пришлось разнимать — озлобленные многомесячным заточением люди заводятся мгновенно, и результатом пустякового конфликта запросто становятся увечья и убийства… А в камере, видно, кто-то постукивал — после того эпизода обэповца стали интенсивно таскать на допросы. Он стал хмур и замкнут, но по-прежнему шел в несознанку.
Обнорский наблюдал все это как будто со стороны. Он подолгу разговаривал с Саидом. Иногда они вместе пели арабские песни. Студент влетел на изнасиловании. Сам он уверял, что трахался с русской женщиной по согласию и за деньги. Как уж там было на самом деле — кто разберет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102