— Я велела ему безотлагательно докладывать мне о каждом изменении.
— Я должна была об этом подумать! — выпалила Гвилвилис. По ее щекам струились слезы.
— Прекрати рыдать, — сказала Виндилис. — Какие новости?
— Грациллоний впал в глубокий сон, — сообщила им Бодилис. — Врач ожидает, что разум вернется к нему, когда он придет в сознание.
Ланарвилис кивнула.
— Я выясняла, — сказала она, — удар по подбородку — поскольку нет вывиха и не сломана челюсть — не причинит такого вреда, как дубиной сзади по черепу. — Ее взгляд нежно опустился на Фенналис. — Правда? Ты всегда хорошо разбиралась в ранах.
Умирающей с трудом удалось кивнуть и прошептать:
— Но он будет… будет слаб… у него будут головокружения… нуждаться в отдыхе и заботе… несколько дней.
— Король не должен сражаться снова до тех пор, пока не окрепнет, — решила Малдунилис, довольная собственной мудростью.
Виндилис нахмурилась.
— Есть вопрос, сестры. Может ли он так долго ждать?
— Конечно, подождет, — крикнула Тамбилис. Кровь на ее молодом лице то отливала, то приливала. — Иначе не будет никакой битвы. Боги этого не хотят.
— Зато франки хотят, — уныло промолвила Ланарвилис, — и мы не смеем им отказать.
— А чем они занимались с того момента… — Закончить неотдышавшаяся Тамбилис не смогла. Она бежала сюда прямо из дока.
— Те, что были в Лесу, вернулись к своим на мыс Ванис, неся убитого, — отвечала Ланарвилис. — Они лишь поглумились над протестом Сорена по поводу того, что поверженных претендентов мы хороним по своему обряду. Варвары раскинули лагерь на изгибе Редонской дороги. Их отряд с повозкой спустился вниз, наполнить кувшины в канале, и наш народ не посмел загрязнять священную воду, а лишь проклял их с зубцов стен. К тому же мы не можем удержать их от опустошения внешних земель или от убийства всякого, кого они поймают, если терпение закончится.
— Что с их покойником? — с содроганием поинтересовалась Иннилис. — Неужели они похоронят или сожгут его — на запретном мысе? За это Таранис их покарает. Так ведь?
Виндилис, прежде чем выдать ответ, сжала губы:
— Граллон давным-давно совершил там захоронение. А поражен только сегодня.
— Я смотрела с башни Северных ворот, — сказала Форсквилис. — Нет, при дневном свете я не могу отправить Послание, но на мгновение чары обострили мое зрение. У франков с собой несколько гробов. Тот труп лежит поодаль. Те, что были вместе с ним в Лесу, — думаю, выбранные против нашего короля, — стояли вокруг ящика. Они вытянули из его вен кровь и побрызгали ею, затем скрестили наверху мечи и заорали, видимо, клятву мести.
— Давайте, пошлем герольда и взовем к их чести, — промолвила Тамбилис.
— Где он ее там найдет? — твердила Виндилис. — Я следую твоему рассуждению, дорогая. Скажите им, что тот, кто настаивает на сражении с не вполне еще оправившимся человеком, сам вообще не человек.
— Наверняка они просто посмеются, — предостерегла Ланарвилис. — В лучшем случае мы добьемся небольшой отсрочки для… него.
— Посмеем ли мы даже попытаться — мы, весь Ис, те, кто поддерживает закон богов? — ответила Виндилис. — Не будь соперник короля на волоске от смерти, когда наносил тот удар, он бы прикончил Граллона; и то была бы воля богов, а франк — новым воплощением Тараниса. Как Граллон может медлить из-за небольшой слабости и не нарушать закон?
Ланарвилис с трудом сглотнула.
— Я говорила с Сореном, — произнесла она так, словно каждое слово было каплей желчи на ее языке. — Он этому верит. Он говорит, что король должен ответить на вызов, как только сможет дойти до места поединка, иначе больше не будет королем. Многие… с ним согласятся, несмотря на то что любят Грациллония и питают к варварам отвращение.
Иннилис прикрыла глаза.
— Другой Колконор? — простонала она. Виндилис положила ей руку на хрупкие плечи и притянула поближе. Черты старой женщины стали суровыми. Она пристально смотрела перед собой.
— В любом случае все предрешено, — проговорила она без выражения. — Верните ему хоть все его здоровье, но, вероятно, Граллон не сможет выигрывать каждую новую битву. Накопятся утомление, ушибы, и — сестры, что мы должны сделать, так это посовещаться как вытерпеть то, что идет на нас, как сохранить Ис живой, пока будем искать избавления.
Тамбилис плакала на груди своей матери. Фенналис вздыхала на своей подушке. Сострадание на ее лице взяло верх над страданием.
Форсквилис подняла руку. Голос женщины звенел:
— Послушайте меня. Пока еще мы не овдовели и не порабощены. Каждая победа нашего короля выигрывает нам день и ночь; и кто знает, что может случиться? Мы можем приложить руку к строению собственной судьбы.
— Нет, — словно в ужасе протестовала Ланарвилис, — нам нельзя произносить заклинания против претендента. Это будет кощунством. Боги…
— Мы не были до конца покорны Колконору, — иронизируя, сказала Бодилис.
— Но нельзя…
— Наш господин лежит раненый. Случилось это из-за войны, или несчастья, мы заботились бы о нем как можно лучше и пытались бы исцелить его всеми доступными нам средствами. Неужто наша забота, наши обязанности, станут меньше от того, что вред нанесен ему в Лесу?
— И я так думаю, — согласилась Форсквилис. — Иннилис, ты обладаешь даром Прикосновения, а я могу достать травы, которые иногда помогают. Пойдемте во дворец. Природа вернет ему силу, это вопрос дней. Мы окажем природе помощь.
Страх угас в Ланарвилис, но осталась тревога:
— Это ведь правда законно?
— Если нет, то боги укажут, — сказала Форсквилис. — Пойдем, Иннилис. Я знаю, что смелость у тебя есть.
Все остальные безмолвно покинули Виндилис и вышли вслед за колдуньей из комнаты.
III
В лучах догорающего дня засверкал позолоченный орел на крыше королевского дома. Ниже, ограды садов и особняки напротив наполнили улицу тенями, словно первая синяя волна наступающей ночи. За пределом главных ворот собралась толпа в безмолвном ожидании; в этой тишине изредка было слышно бормотание. Некоторые стояли вот так часами. В основном это был бедный люд, хотя здесь и там попадался плащ суффета либо блестели шелка знатной госпожи. Руфиний Галльский был необычно одет. Молодой шотландец стоял бок о бок с молодым римлянином, надевшим по этому поводу рясу. Они задержались в надежде услышать хоть слово о том, как чувствует себя их король.
— Дорогу! — неожиданно чисто прозвучал голос. — Дорогу дочери короля Дахут!
Она шагала так быстро, что белое одеяние весталки как будто летело за ней. Распущенные волосы под лавровым венком казалось сливались с закатными лучами из-за западного моря. В правой руке она несла ветку омелы и стебель огуречника.
Народ увидел ее и потеснился. Некоторые выдохнули приветствия. Почти все дотронулись до лба рукой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
— Я должна была об этом подумать! — выпалила Гвилвилис. По ее щекам струились слезы.
— Прекрати рыдать, — сказала Виндилис. — Какие новости?
— Грациллоний впал в глубокий сон, — сообщила им Бодилис. — Врач ожидает, что разум вернется к нему, когда он придет в сознание.
Ланарвилис кивнула.
— Я выясняла, — сказала она, — удар по подбородку — поскольку нет вывиха и не сломана челюсть — не причинит такого вреда, как дубиной сзади по черепу. — Ее взгляд нежно опустился на Фенналис. — Правда? Ты всегда хорошо разбиралась в ранах.
Умирающей с трудом удалось кивнуть и прошептать:
— Но он будет… будет слаб… у него будут головокружения… нуждаться в отдыхе и заботе… несколько дней.
— Король не должен сражаться снова до тех пор, пока не окрепнет, — решила Малдунилис, довольная собственной мудростью.
Виндилис нахмурилась.
— Есть вопрос, сестры. Может ли он так долго ждать?
— Конечно, подождет, — крикнула Тамбилис. Кровь на ее молодом лице то отливала, то приливала. — Иначе не будет никакой битвы. Боги этого не хотят.
— Зато франки хотят, — уныло промолвила Ланарвилис, — и мы не смеем им отказать.
— А чем они занимались с того момента… — Закончить неотдышавшаяся Тамбилис не смогла. Она бежала сюда прямо из дока.
— Те, что были в Лесу, вернулись к своим на мыс Ванис, неся убитого, — отвечала Ланарвилис. — Они лишь поглумились над протестом Сорена по поводу того, что поверженных претендентов мы хороним по своему обряду. Варвары раскинули лагерь на изгибе Редонской дороги. Их отряд с повозкой спустился вниз, наполнить кувшины в канале, и наш народ не посмел загрязнять священную воду, а лишь проклял их с зубцов стен. К тому же мы не можем удержать их от опустошения внешних земель или от убийства всякого, кого они поймают, если терпение закончится.
— Что с их покойником? — с содроганием поинтересовалась Иннилис. — Неужели они похоронят или сожгут его — на запретном мысе? За это Таранис их покарает. Так ведь?
Виндилис, прежде чем выдать ответ, сжала губы:
— Граллон давным-давно совершил там захоронение. А поражен только сегодня.
— Я смотрела с башни Северных ворот, — сказала Форсквилис. — Нет, при дневном свете я не могу отправить Послание, но на мгновение чары обострили мое зрение. У франков с собой несколько гробов. Тот труп лежит поодаль. Те, что были вместе с ним в Лесу, — думаю, выбранные против нашего короля, — стояли вокруг ящика. Они вытянули из его вен кровь и побрызгали ею, затем скрестили наверху мечи и заорали, видимо, клятву мести.
— Давайте, пошлем герольда и взовем к их чести, — промолвила Тамбилис.
— Где он ее там найдет? — твердила Виндилис. — Я следую твоему рассуждению, дорогая. Скажите им, что тот, кто настаивает на сражении с не вполне еще оправившимся человеком, сам вообще не человек.
— Наверняка они просто посмеются, — предостерегла Ланарвилис. — В лучшем случае мы добьемся небольшой отсрочки для… него.
— Посмеем ли мы даже попытаться — мы, весь Ис, те, кто поддерживает закон богов? — ответила Виндилис. — Не будь соперник короля на волоске от смерти, когда наносил тот удар, он бы прикончил Граллона; и то была бы воля богов, а франк — новым воплощением Тараниса. Как Граллон может медлить из-за небольшой слабости и не нарушать закон?
Ланарвилис с трудом сглотнула.
— Я говорила с Сореном, — произнесла она так, словно каждое слово было каплей желчи на ее языке. — Он этому верит. Он говорит, что король должен ответить на вызов, как только сможет дойти до места поединка, иначе больше не будет королем. Многие… с ним согласятся, несмотря на то что любят Грациллония и питают к варварам отвращение.
Иннилис прикрыла глаза.
— Другой Колконор? — простонала она. Виндилис положила ей руку на хрупкие плечи и притянула поближе. Черты старой женщины стали суровыми. Она пристально смотрела перед собой.
— В любом случае все предрешено, — проговорила она без выражения. — Верните ему хоть все его здоровье, но, вероятно, Граллон не сможет выигрывать каждую новую битву. Накопятся утомление, ушибы, и — сестры, что мы должны сделать, так это посовещаться как вытерпеть то, что идет на нас, как сохранить Ис живой, пока будем искать избавления.
Тамбилис плакала на груди своей матери. Фенналис вздыхала на своей подушке. Сострадание на ее лице взяло верх над страданием.
Форсквилис подняла руку. Голос женщины звенел:
— Послушайте меня. Пока еще мы не овдовели и не порабощены. Каждая победа нашего короля выигрывает нам день и ночь; и кто знает, что может случиться? Мы можем приложить руку к строению собственной судьбы.
— Нет, — словно в ужасе протестовала Ланарвилис, — нам нельзя произносить заклинания против претендента. Это будет кощунством. Боги…
— Мы не были до конца покорны Колконору, — иронизируя, сказала Бодилис.
— Но нельзя…
— Наш господин лежит раненый. Случилось это из-за войны, или несчастья, мы заботились бы о нем как можно лучше и пытались бы исцелить его всеми доступными нам средствами. Неужто наша забота, наши обязанности, станут меньше от того, что вред нанесен ему в Лесу?
— И я так думаю, — согласилась Форсквилис. — Иннилис, ты обладаешь даром Прикосновения, а я могу достать травы, которые иногда помогают. Пойдемте во дворец. Природа вернет ему силу, это вопрос дней. Мы окажем природе помощь.
Страх угас в Ланарвилис, но осталась тревога:
— Это ведь правда законно?
— Если нет, то боги укажут, — сказала Форсквилис. — Пойдем, Иннилис. Я знаю, что смелость у тебя есть.
Все остальные безмолвно покинули Виндилис и вышли вслед за колдуньей из комнаты.
III
В лучах догорающего дня засверкал позолоченный орел на крыше королевского дома. Ниже, ограды садов и особняки напротив наполнили улицу тенями, словно первая синяя волна наступающей ночи. За пределом главных ворот собралась толпа в безмолвном ожидании; в этой тишине изредка было слышно бормотание. Некоторые стояли вот так часами. В основном это был бедный люд, хотя здесь и там попадался плащ суффета либо блестели шелка знатной госпожи. Руфиний Галльский был необычно одет. Молодой шотландец стоял бок о бок с молодым римлянином, надевшим по этому поводу рясу. Они задержались в надежде услышать хоть слово о том, как чувствует себя их король.
— Дорогу! — неожиданно чисто прозвучал голос. — Дорогу дочери короля Дахут!
Она шагала так быстро, что белое одеяние весталки как будто летело за ней. Распущенные волосы под лавровым венком казалось сливались с закатными лучами из-за западного моря. В правой руке она несла ветку омелы и стебель огуречника.
Народ увидел ее и потеснился. Некоторые выдохнули приветствия. Почти все дотронулись до лба рукой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115