Дахут интересовалась вслух законами Христа, что касались женщин. Правда ли, что в Его глазах многие нашли покровительство, не просто его мать, но и юная невеста в Кане, Мария и Марфа в Бетании, да, женщина, уличенная в прелюбодеянии? Если он им улыбался, если он понимал потребности и страсти женщин, тогда почему женщина каким-то образом должна быть нечиста, почему тогда безбрачие принято считать жертвой, чтобы Ему угодить.
— Мы живем для Бога, только для Бога, — громко говорил он. — Лучше жениться, чем гореть, но еще лучше освободиться от похоти, то всего мирского.
— Твой Бог ненавидит этот мир, что создал? Любой хороший рабочий гордится своей работой. Таранис и Белисама — любовники, и они живут во всех, кто любит. Взгляни на меня, Будик. Я женщина. Разве я бесчестна? Разве Бог дал мне это тело для того, чтобы я голодала и мучила его?
Он отпрянул от нее, вскочил на ноги.
— Остановись, — закричал он. — Ты не знаешь, что творишь!
Она тоже поднялась и подошла к нему, снова прикоснувшись к его рукам. От нее исходило сострадание.
— Прости, дорогой. Я бы никогда умышленно не причинила тебе боль. Что в этом такого ужасного?
— Я должен идти, — сказал он. — Простите, я должен.
— Но почему, мы проговорили самое большее два часа? Мы же хотели уйти, когда вместе поедим, и весь этот день быть вместе.
— Не могу, — с трудом дышал он. — Простите меня госпожа. Вы не виноваты, нет, вы прекрасны, вы слишком прекрасны, а я — я должен помолится о силе.
Она улыбнулась, и в ее улыбке была крохотная частичка задумчивости.
— Как пожелаешь. Я тоже помолюсь. Когда мы снова встретимся?
— Мы не должны. Ваша честь…
— Будик, — тихо сказала она, — я доверяю тебе больше, чем любой живой душе.
— Я отправлю вам послание. Прощайте! — он схватил плащ и вылетел. За ним захлопнулась дверь.
Дахут уставилась на нее. Немного погодя пнула тот стул, на котором он сидел.
— Белисама, где ты была? — запричитала она.
Внезапно засмеялась. Она смеялась долго и громко, руки на бедрах, лицом к потолку, прежде чем надела верхнюю одежду и вышла вон.
Теперь улицы уже были заполнены, лишь чуть менее занятый, чем летом, Ис трудился до последнего луча солнца. Но она всю свою жизнь смотрела сквозь цветные очки. Она сразу направилась к Верхним вратам, и к конюшням — затем свернула в сторону бухты.
Незнакомый корабль стоял в доке между двумя бесполезными зимой грузовыми судами с высокими корпусами. Команда ушла, и любопытные тоже разбрелись. За каждым кораблем следила городская стража. Дахут остановила одного из них, когда тот совершал обход.
— Откуда вон то судно? — спросила она мальчишечьим голосом.
— Из Британии, — ответил он, — или что-то вроде этого, насколько я слышал.
— Этот корпус не британский.
— Что ж, их родина далеко, но на восточную и южную часть того острова приезжает все больше германцев, совершают набеги, торгуют, порой поселяются. Я слыхал, эти парни навестили там соплеменников, но им там надоело, и они решились на небольшое рискованное предприятие, в основном для того, чтобы взглянуть, какие мы из себя. Они погрузили в пакгауз несколько тюков и ящиков. Наверняка их капитан встретится с нашими купцами.
— А где он сейчас?
— Что, готов поступить к нему на службу, парень? Ха-ха! Хм, самая почитаемая моряками гостиница — это «Лебедь», но такие как он, идут в «Поперечный Якорь», или в «Лошадь Эпоны».
Дахут кивнула и быстро пошла оттуда. В другом месте она узнала, что шкипер варваров снял себе комнату — несомненно с целью приобрести на ночь женщину, сухо сказал владелец заведения — и недавно ушел погулять.
Логично, что осуществить это он попытается на Форуме. Там он сможет встретить членов своей команды, если они об этом условились, и начать осматривать достопримечательности. Дахут проскальзывала и пробиралась сквозь толпу на дороге Лера. Вскоре она неизбежно его увидела. Капитан сменил обмундирование на меховой головной убор, тунику с черной отделкой и богатым узором, и штаны из грубого сукна, подвязки и золотые кольца на загорелых руках — зрелище не менее великолепное, чем до этого в порту, с рыжевато-каштановой гривой и бородой, что развевалась над большинством голов, над плечами шириной с дверной проем. Его приветствовали поклоны головы, взгляды украдкой, шепот, жестикуляция. Дахут направилась к нему.
— Прошу прощения, сэр, — окликнула она иноземца.
На мгновение он сдержал шаг, заметил ее, пожал плечами и дал понять, что не знает языка.
— Может быть, тогда господин говорит на латыни? — спросила она в ответ.
— Хм. Не очень хорошо. — Слова резонировали у него из груди. — Чего тебе, а?
— Вам нужен провожатый? Я знаю Ис, все, что здесь можно увидеть, любую возможность, любое развлечение. Позвольте вам показать, хозяин.
Взгляд на загорелом лице стал проницательнее.
— Хо, я вас знаю… нет, погоди немного. Отойди-ка в сторонку, ха, и мы поговорим.
Они нашли место под отвесной стеной башни.
— Ты не мальчик, — сказал он, словно катились волны. — Ты девушка. Зачем ты так одеваешься?
— Чтобы разгуливать спокойно, сэр, потому что я не шлюха. У нас это считается неприличным. — Дахут улыбнулась прямо в его настороженное лицо. — Вы наблюдательны, хозяин. Вы хотите проводника, который отвел бы вас туда, куда стоит идти — и в то же время составил вам хорошую женскую компанию, если вы пожелаете, кого-то теплого, знающего, чистого, и честного.
Мореплаватель разразился раскатами смеха.
— Хо! Можно попробовать. И что ты за это хочешь?
— То, что сочтет нужным мой благородный господин, — промурлыкала Дахут. — Будет лучше, если сначала я его узнаю. Мы можем сесть поговорить?
Он согласился, и она провела его внутрь башни. Он взирал на величие входа, на коридор за ним, на открытые внутрь лавочки. В одной продавались закуски. Они присели выпить вина, закусить кусочками поджаренной рыбы в маринаде, с соусом, сыром, сухофруктами. У чужестранца не было монет, а было только несколько маленьких толстых кусочков янтаря. Дахут проворно за него расплатилась.
— Кто ты? — спросил он. Она взмахнула ресницами.
— Хочешь, зови меня Галит, хозяин. Я сирота, которая крутится как может, чтобы не становиться домохозяйкой или прислугой. Но я в вашем распоряжении. Прошу вас, расскажите мне о себе. Ваши рассказы будут для меня дороже денег.
Он сделал одолжение безо всякой охоты. Был он Ганнунгом, сыном Ивара, датчанином из Скандинавии. Знатного рода, на третьем десятке он уже успел попутешествовать на север, торгуя с финнами и на юг, во время германских походов империи. Там он и набрался латыни. Ссора дома привела к убийству, к разрыву помолвки и на три года объявлению его вне закона. Отец снабдил его кораблем, а сам он набрал друзей, чтобы те вместе с ним скоротали этот срок на западе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115