Прислушалась. Сквозь заглушённые стенами ночные звуки она слышала храп со скамей, где лежали люди. Поначалу в зале было темно, как в могиле, потом она смогла разглядеть некоторые черты изображений, чтобы разобраться. Идолы на колоннах вырисовывались четче, чем они были в действительности.
— Таранис, любовник Белисамы, будь со мной, возлюбленный Лера, — прошептала Дахут.
Она пробиралась по полу с осторожностью кошки. Присыпанный в очаге огонь предостерег ее несколькими кровавыми звездочками. Ей пришлось наугад ощупывать внутреннюю дверь, прежде чем она нашла затвор. За ней проход был не такой темный, поскольку в этой перестроенной половине были вставлены окна и погода бушевала не настолько, чтобы их пришлось закрыть. Стекла менялись от млечно-белого лунного света до зияющей черноты, но оставались слепыми, сквозь них в действительности ничего невозможно было разглядеть, словно они выходили за пределы мира.
Дверь королевской спальни была приоткрыта. Пройдя туда, она ее закрыла и опять же насторожено подождала, пока сердце не сделало несколько ударов. Единственное окно здесь выходило на запад, а луна еще не достигла зенита; потому самый яркий свет, проникавший в комнату был тревожный серый. Она могла видеть только Грациллония. Он лежал на боку. Рука и плечо поверх одеяла были голые. Он казался очень одиноким посреди огромной кровати.
Дахут села на пол снять сандалии, чтоб не шуметь. Поднявшись, отвязала веревочку, на которой держался ее плащ, и спустила одежду, словно это был пояс. Оставалась одна рубашка, которую она скинула через голову.
Мгновение она смотрела на свое тело, трогала руками гладкие изгибы, улыбалась. Потом несколько минут изучала, как обставлена комната, прикидывая расстояния и направления, планируя каждое движение. Наконец, подошла к окну. Когда Дахут задернула висящую сбоку занавеску, ее поглотила темнота.
Она тихонько прошла к кровати, нашла верхний конец одеяла, отдернула его, скользнула на матрац и лежала, пока не убедилась, что Грациллоний не двигается, затем набросила на себя покрывала и незаметно пододвинулась к нему. Он дышал медленно и глубоко. Действовало заклинание дремоты, и в течение нескольких часов одного прикосновения было бы недостаточно, чтоб его разбудить.
Он лежал к ней спиной. Она подвинулась животом к теплой твердости. По телу пробежала дрожь. Король пошевелился. Девушка слегка отодвинулась назад и подождала, пока он снова не утихнет.
Потом приподнялась на локте и приблизилась губами к его уху. Ее ноздри уловили мужской запах. Ее губы задевали его волосы и отросшую бороду.
— Грациллоний, — прошептала она, — я здесь. Я больше не могу не быть с тобой, Граллон, дорогой мой, возьми меня сейчас же. — Свободная рука скользила по его телу, по выпуклостям мускулов, спускаясь к пояснице. Сомкнула пальцы на том, что нашла, и пошевелила ими. Плоть взволновалась, уплотнилась, поднялась. Пульсировал жар. — Граллон, король, господин, любовник, твоя королева здесь.
— Ч-что? — неуверенно, изумленно прогромыхал его голос. — Кто? Тамбилис? — Он перевернулся, стал искать на ощупь, поймал ладонью грудь. — Ты? — затрепетала радость.
Она бросилась на него, остановила его язык своим, накинула свое бедро поверх его. Ее рука подрагивала и тянула, завлекая туда, куда хотела.
Он встал на колени и оперся на ладонь.
— Быстро, забирайся на меня быстро, — произнесла она с такой интонацией, которая могла принадлежать любой женщине.
Другая его рука гладила. Вдруг он остановился.
— Но ты, ты не Там… Форс… кто? — запнулся он. У него вырвалось: — Дахилис!
Он вырвался из ее объятий. Своим движением он раскачал матрас.
— Да, это Дахилис вернулась к тебе, — причитала Дахут и домогалась до него. Он дернулся, свалился на пол и растянулся на нем. Дахут завыла.
Грациллоний потянул занавесь вниз. Тяжелая ткань легко оторвалась от колец. Тучи немного расступились вокруг луны. Свет отбрасывал отблеск на то место, где на кровати распласталась Дахут.
Ктоо-оо , вымолвил ветер.
Дахут встала на ноги. Светящиеся в темноте, градом катились слезы.
— Я спасу тебя, — с мольбой в голосе произнесла она, — я вынудю тебя исполнить волю богов. Еще не слишком поздно.
Она неуверенно направилась к нему. Он поднял руку со скрюченными пальцами.
— Так вот до чего довели тебя твои боги, дитя мое? — и тон его был вялым.
— О, отец, я так боюсь за тебя, и я так тебя люблю.
— Ты не знаешь, что такое любовь, ты, раз… раз могла подумать, будто в темноте мужчина не узнает свою милую. Иди. Уходи. Сейчас же.
— Отец, утешь меня, обними меня.
Она подошла настолько близко, что увидела, как его лицо повернулось к ней в маске Горгоны.
— Иди! — заорал он. — Пока я не убил тебя!
Он бросился на нее, как разъяренный зверь. Она увернулась и убежала. Она слышала, как он кричит за ее спиной:
— Дахилис, Дахилис! — и начал душераздирающе рыдать, как человек, никогда этого раньше не делавший.
Дахут, обнаженная, бежала по дороге к Ису. Она тоже плакала.
Облака все больше и больше заглатывали луну. Ей нужно было пройти незамеченной через Верхние ворота, в мирное время всегда открытые, как и тогда, когда она уходила.
Ветер хлестал ее холодом. У нее под ногами кружились и шуршали сухие листья. Над головой прохлопали крылья филина. Он исчез вместе с луной.
IV
Виндилис навестила Ланарвилис дома. Они удалились в личную комнату. Горели лампы, чтобы разбавить унылость дождливого полудня. В их отблеске выделялись голубой и алый цвета восхитительных тканей, слоновая кость и деревянные жилки мебели, блеск серебра и мерцание стекла. Одетая в черное, изможденная фигура Виндилис казалась опровержением этому разноцветью. Она прямо села на стуле напротив тахты, на которую Ланарвилис почти что упала.
Виндилис перешла прямо к нападению:
— Время для принятия решения уже прошло. Те из нас, кто чтит богов и боится их гнева, должны сомкнуть ряды.
— Это… мы все… даже, если не согласны, что это самое мудрое решение, — пробормотала Ланарвилис.
— Вопроса о мудрости быть не может. Осмотрительность — это безумие. Пусть лучше Ис окажет открытое неповиновение мощи Рима, чем откажется от своих богов.
— И что нам, по-твоему, придется сделать? Виндилис вздохнула, а в ее взгляде теплилась ненависть.
— Молиться о знамении; и в то же время быть к нему готовым. Я обратилась к тебе, потому что ты набожна, сестра моя, куда набожнее некоторых из нас. Хоть ты и поддерживаешь Граллона. Ланарвилис выпрямилась.
— В качестве нашего заступника перед Римом. Для этого требуется поддерживать его авторитет и в других отношениях. Мне нет нужды одобрять или хотеть продолжить противостояние.
Виндилис кивнула.
— Я не говорю, что мы сразу должны его обвинить или требовать свержения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115