Рик тяжело вздохнул:
– Джинси, давай сядем. Сейчас я позвоню соседке и спрошу, не сможет ли она остаться с Джастином до утра. А потом мы выпьем за то, что ты осталась жива. О’кей?
– Ни к чему разыгрывать из себя героя, – буркнула я, обняв себя за плечи.
Запоздалая реакция. Меня бил озноб.
– Надень свитер, – велел он. – И смирись с тем, что сегодня я герой. В следующий раз наступит твоя очередь быть героиней.
Я взглянула на Рика: всклокоченные со сна волосы, босые ступни, сунутые в разные кроссовки, темные круги под глазами.
Мой герой.
Я разрыдалась.
КЛЕР
КРИЗИС ОБЩЕНИЯ
Телевизор был включен, но я почти не смотрела на экран.
Что-то историческое. Насчет Французской революции.
Отец был прав. Этот канал следовало бы назвать Военным. Или Каналом Поджигателей Войны.
Или каналом того, Как Кровожадные, Рвущиеся к Власти Мужчины Портят Все на Свете!
Я зачерпнула ложкой мороженое из стоявшего на коленях пинтового стаканчика и предалась ленивым мыслям. Совершенно бессвязным мыслям.
Миссис Хеди, моя учительница в третьем классе, в своем мешковатом оранжевом кардигане.
Ворчливый голос бабушки, замолчавшей навеки десять лет назад.
Первый день в колледже, температура почти девяносто градусов.
Ночь, когда я встретила Уина, ледяной осенний ветер.
Около одиннадцати в двери повернулся ключ. Минуту спустя в гостиной появился Уин и бросил пиджак на спинку стула.
Повесить его, разумеется, моя обязанность.
– Ну, с кем ты ужинал?
Уин стащил галстук и тоже бросил на стул.
– Привет. Вряд ли ты с ними знакома.
Я убавила звук и выпрямилась.
– Я так и предполагала. Но все равно хочу знать, понятно? Мне интересно. Хочу побольше знать о твоей работе.
Уин как-то странно глянул на меня.
– Понимаю. Но не хочется тебе докучать. На твоих плечах и без того много всего. И на уме… Вообще проблем немало.
– Откуда тебе известно, что у меня на уме? – отрезала я. – Ты всегда… всегда…
– Что – всегда? – вздохнул Уин.
Я снова откинулась на спинку кресла.
– Ничего.
Уин вышел из гостиной, и я услышала, как он возится в ванной. Вернулся он уже в пижаме и очках.
– Иду спать, – объявил он.
Я пожала плечами и снова прибавила звук. Уин не уходил. Я терпеливо ждала.
– Солнышко, сколько можно есть мороженое? По-моему, с тебя хватит. Не хочешь же ты потолстеть, когда у нас свадьба на носу? Тебе это не к лицу, – посоветовал он наконец.
Я, не отвечая, продолжала глазеть на экран. На портрет очередного, неведомо какого по счету короля Людовика.
Уин все-таки ушел.
Я спокойно доела мороженое.
Он совсем не видит меня. В упор не видит.
Если бы посмотрел как следует, наверняка заметил бы, что со времени помолвки я потеряла семь фунтов.
Глядя на меня, он видел то, что хотел видеть.
Интересно, что же именно?
ДАНИЭЛЛА
ЕСЛИ ЭТО ЛЮБОВЬ
Я всегда гордилась способностью себя развлечь.
Не имею в виду ничего сексуального, нет уж, спасибо.
Видите ли, сколько помню себя, я всегда была чем-то вроде одинокого волка. Замкнутая, отчужденная. Не асоциальный тип или что-то в этом роде, просто вполне самодостаточная личность.
Но среднему человеку обычно бывает не по себе в присутствии одиночек-индивидуалистов. Особенно когда одиночки-индивидуалисты – совсем еще дети.
Много лет взрослые пытались, что называется, вовлечь меня в коллектив. Обычные люди просто не понимают детей, которые предпочитают держаться в стороне от этого самого коллектива.
Когда я была в начальной школе, за дело взялась моя мать.
– Каждая маленькая девочка хочет записаться в герлскауты! – умоляла она.
– Только не я, – напрямик заявила я.
– Но почему, Даниэлла? Там так весело!
Я раздумывала над ее словами секунд этак тридцать.
– Нет, спасибо, – отказалась я, расправляя новую розовую юбочку, недавний подарок бабушки. – Кстати, эти униформы – настоящее уродство. Зеленый и коричневый цвета кажутся грязноватыми.
Администрация средней школы подхватила знамя коллективизма, которое выпустила из рук моя мать.
Еще в предпоследнем классе психолог-консультант предупредил, что меня не примут в приличный колледж, если я не запишусь в спортивный клуб или не займусь каким-нибудь видом внеклассной работы.
– А именно? – попыталась уточнить я.
– Ну, скажем, быть в команде поддержки. Или, ну не знаю, в школьной газете. Чем ты интересуешься, Даниэлла?
– Одеждой и драгоценностями.
– Правда, у нас нет кружка кройки и шитья, но, может, ты организуешь? Инициатива всегда приветствуется и…
Полагаю, мое потрясенное лицо остановило мистера Бернса на полуслове.
– Ну, – покорно добавил он, – хотя бы подумай об этом, ладно?
– Договорились, – кивнула я, поднимаясь, чтобы покинуть душный крохотный кабинет. – Но на вашем месте я бы не слишком рассчитывала.
К счастью, ко времени окончания колледжа большинство взрослых решили позволить мне жить своей жизнью. Может, потому что я сделалась почти одной из них.
Во всяком случае, никто не стал протестовать, когда я объявила о своем решении жить самостоятельно. Каждое лето я устраивалась сразу в несколько мест – не такая легкая задача, когда пытаешься одновременно вращаться в обществе, – чтобы платить за одноместную комнату в общежитии.
Понимаете, быть постоянным участником фильма ужасов в образе соседки, готовой трещать все двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю, – не то удовольствие, которое мне хотелось бы испытать.
Даю слово, мне никогда не надоедало собственное общество. И я не скучала, проводя вечер в одиночестве и дома.
До той особенной ночи в июне, примерно за шесть недель до моего тридцатилетия.
Уютная квартирка в Бэк-Бэй сверкала чистотой.
Тихо мурлыкал кондиционер.
Холодильник был набит всем необходимым: шампанское, диетическая газировка, йогурт.
Я только что вернулась из любимого парикмахерского салона, где сделала маникюр и педикюр.
Все было идеально, на своих местах.
Кроме меня. Я вдруг обнаружила, что стою посреди гостиной.
Просто стою.
Видите ли, обычно я никогда не стою. И не сижу.
Я лежу на диване. Но это, пожалуй, можно назвать искусством.
А вот в моем сегодняшнем состоянии, пожалуй, было нечто иное. И совершенно новое.
Я не находила себе места. Вот оно что. Должно быть, именно это состояние люди называют «зайти в тупик».
Я понятия не имела, что делать с собой.
Собственно говоря, ничего особенного я и не хотела делать и все же горела желанием совершить что-то необыкновенное, значительное, что-то…
Вот оно! Позвоню-ка я матери! Когда все остальное не помогает, возьми трубку и набери номер.
На полпути к телефону я передумала. Она наверняка спросит, как идет охота на мужа, а у меня почему-то не было настроения отчитываться о последних достижениях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86