– Нет! Мы только друзья! – Теперь настала ее очередь прошептать: – У Сидо есть подружка. Барбара. Она гораздо старше и очень богата. Поэтому держит Сидо на коротком поводке. Сегодня Сидо одна и здесь только потому, что Барбаре пришлось срочно уехать из города. Какие-то дела. Я плачу за выпивку, чтобы Барбара не заметила утечки денег с кредитки Сидо.
– Весьма неравные отношения, по-моему, – заметила я, чувствуя, как закипает кровь.
Сидо выглядела круче вареных яиц, но, как всем известно, внешность может быть крайне обманчива.
Салли покачала головой, и я не стала настаивать. Салли заказала пастис. Я предпочла джин с тоником, Сидо – бельгийское пиво. Вернее, она ткнула пальцем в бельгийское пиво. Похоже, француженка не из разговорчивых.
Может, ее вынудили молчать?
– Как ты можешь пить это дерьмо? – не выдержала я, когда Салли получила свою выпивку. – Похоже на мокроту.
Но она могла это пить! К третьему стакану омерзительного пойла Салли стала сварливой.
– Хотела бы я знать, какого черта женщины тоже не могут участвовать в гонках?!
– Тут ты меня уела, крошка, – призналась я. – Я ничего не знаю о профессиональном спорте и уверена, что существует куча правил, обычаев, традиций и законов…
– Это подло, вот что я вам скажу!
Я внимательно посмотрела на свою приятельницу. Невидящие, налитые кровью глаза. Поджатые губы.
– Я все же посоветовала бы тебе отставить этот тошнотворный ликер.
– Я свою норму знаю, – отрезала Салли.
Я пожала плечами. Что тут поделать? Свой долг я исполнила. Остальное – проблема бармена. Или Сидо.
В конце концов, Салли пришла не со мной.
– Пойду пописаю, – вяло сообщила Салли и, почти свалившись со стула, поковыляла в дамскую комнату.
«Класс, – подумала я, сунув в рот пригоршню картофельной соломки. – Я наедине с Сидо-Молчуньей».
– Она тебя любит.
Я так и подскочила. Молчунья заговорила!
– Что? – переспросила я, поворачиваясь к Сидо, которая, кстати, за весь вечер не съела ни крошки.
– Она хочет быть твоей подружкой, – гортанно пояснила та, снова припав к сигарете. – Салли.
И тут, возможно, впервые в жизни, я потеряла дар речи. На секунду.
– Что? Не может быть!
– Понаблюдай, как она на тебя смотрит, и все поймешь. Ты не сможешь себе солгать.
Солгать-то я могу, но чего ради? Если уж быть абсолютно честной, следует признать, что есть вероятность… хоть и небольшая… что я подозревала о чувствах Салли.
С какой стати одинокая лесбиянка проводила бы столько времени с гетеросексуалкой, пренебрегая вечерами в барах, где, возможно, могла встретить любовь своей жизни, если только любовь ее жизни не сидела все это время прямо под носом?
Гетеросексуалка. Ее коллега. Лучшая на свете (разумеется, для нее).
Ты не слишком зазнаешься, Джинси? Кто сказал, что Салли считает тебя любовью своей жизни? Может, она просто хочет пару раз перепихнуться с тобой, и все?
От этой мысли мне стало дурно.
– Пора бежать, – пробормотала я, бросая на стойку смятую двадцатидолларовую бумажку и хватая сумку в надежде убраться, прежде чем Салли вернется из туалета.
Сидо невозмутимо пожала плечами и закурила очередную сигарету. Я выскочила из бара через вращающуюся дверь.
КЛЕР
ПОМОЩЬ СВЫШЕ
«Супружеская жизнь состоит из компромиссов».
Я слышала это с тех пор, как повзрослела.
И не понимала одного: компромисс начинается гораздо раньше замужества. И включает в себя не только мужа, но и родителей. Его и своих.
Ради миссис Каррингтон я пообещала взять фамилию ее сына.
Ради матери согласилась устроить предсвадебный прием с преподнесением подарков в Мичигане, чтобы смогли прийти все тетки, кузины и соседи. Люди, которых я не видела годами. Люди, которых в общем-то и не хотела бы видеть.
Но ведь этот прием – не только для невесты, но и для матери!
Наверное, именно поэтому чем больше приближался великий день, тем сильнее я паниковала.
Подумывала даже прикинуться больной, чтобы не ехать в Мичиган. Но отвергла эту идею как трудноисполнимую.
В Бостоне мне приходилось изображать любящую невесту перед Уином. А теперь, в довершение ко всему, придется притворяться перед матерью?
Я и без того жутко погрязла в обмане. Вряд ли у меня хватит актерских способностей одурачить кого-то невразумительными желудочными болями. А кроме того, ложь требует такой невероятной энергии!
Вероятно, именно из-за постоянного вранья я так сильно похудела после помолвки. Но я держалась. С помощью ничего не подозревающих подруг старалась все вынести и с мрачным упорством двигалась к цели.
Как-то вечером мы с Джинси и Даниэллой встретились в ресторанчике «Ни с того ни с сего». Джинси каким-то образом раздобыла билетик на выпивку со скидкой, действительный от пяти до семи вечера.
У нее просто дар откапывать подобные клады. Думаю, детство, проведенное в нужде, имеет свои преимущества. Лишения обязательно окупятся позже.
Когда мы уселись у стойки бара – по инициативе Джинси, которая часто предпочитает бар столу, – и сделали заказ, Даниэлла вытащила из сумочки газету и попросила потерпеть, пока она прочтет статью.
Даниэлла утверждает, что не любит читать, но я почти всегда вижу ее с газетой или журналом. Ее внешность, зачастую вызывающая, находится в постоянном противоречии с любознательным и пытливым разумом. Она очень много знает.
Правда, все ее знания касаются определенных тем.
– Ну и что особенного в этом созерцательном образе жизни? – нахмурилась Даниэлла, швырнув наконец газету на стойку. – Вы читали рецензию на этот крохотный французский фильм о каком-то старом монастыре? Лично я не понимаю эту историю с монахиней и монахом! Они же ничего не делают! Только молятся целыми днями. Можно подумать, это кому-то интересно! Лучше бы сделали что-нибудь полезное для общества!
– Они и делают, – спокойно возразила Джинси. – Молитвы тоже приносят пользу. Пойми, они молят Господа о твоей душе, потому что у тебя не хватает на это времени.
– А если я не желаю, чтобы они молились за меня?
– Ничего не поделать, они молятся. Это их призвание.
– Небольшая молитва никому еще не повредила, – вставила я и тут же почувствовала себя идиоткой, способной выражаться одними штампами.
Я заметила, что за последний год мой лексикон сильно обеднел.
Похоже, я обленилась.
А лень означает безразличие к себе.
– В конце концов, какое тебе до этого дело? – продолжала Джинси. – У нас свободная страна. И каждый делает то, что считает нужным. Ты же не встречала ни одной монахини, пытающейся не пустить тебя в маникюрный салон, верно?
– Разумеется, пусть делают что в голову взбредет, – отмахнулась Даниэлла, выразительно закатывая глаза. Я заметила, что сегодня она наложила на веки розовые тени с блестками. – Но мне не обязательно этим восхищаться!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86