Даже его живот. Или ее живот. Даже если он плоский. То есть, если я уважаю право человека выставлять себя напоказ, почему этот человек не может уважать моего права не смотреть на него?
– Скрытность по контрасту с откровенностью, – пропела Клер.
– Стыд, – твердила Даниэлла.
– О нет! – простонала я. – Мы пошли по кругу.
– Полли Покет! Игрушки!
Даниэлла явно была очень довольна собой.
– Эти крошечные милые куколки! Очень легко спрятать.
– Миниатюры. Крошечные статуэтки. Кукольные дома. Маленькой девочке дарят кукольный дом, – сказала Клер. – Своего рода коробочку, которую можно надежно запереть. А маленькому мальчику дарят железную дорогу. Представляете, как отличается кукольный дом от железной дороги?
– Все меняется, – вторила я. – Все изменилось. Взгляните на девочек, играющих в футбол и… ну не знаю… вытворяющих всякие фокусы с компьютером. Но это еще не означает, что они забыли о платьицах с оборками.
– Верно, – согласилась Клер. – Кстати, насчет платьев. Видели секцию Барби в «Сворсе»? А кукольные отделы? Розовое по-прежнему преобладает. И еще куча традиционной, чисто девчачьей чепухи, которую навязывают детям.
– Ну, лично я ничего плохого в этом не нахожу, – заявила Даниэлла. – Я выросла среди розового, и, как видите, все обошлось. Заткнись, Джинси.
– Я? Да я вообще молчу!
– Но собиралась заговорить.
– Ты в самом деле считаешь, что так хорошо меня знаешь?
– Именно!
– Есть такая рок-звезда – Пинк, – вспомнила Клер.
– Лично мне такой розовый не по вкусу, – фыркнула Даниэлла.
– Русские матрешки, – внезапно осенило Клер. – Кукла в кукле.
– Кто с ними играет? – удивилась я. – Мне всегда казалось, что это, ну… украшения, что ли. Из тех, что пылятся в домах старушек. Домах старушек на Брайтон-Бич.
– Дневники с замочками, – оживилась Даниэлла. – Электронные записные книжки, снабженные чем-то вроде сирен на случай, если твой младший брат пытается открыть их без пароля. Я видела такие по телевизору.
– Помните свой первый чемодан? – вдруг спросила Клер с выражением гениального озарения человека, которого наутро ждет монументальное похмелье.
– Чемодан? – хмыкнула я. – Имеешь в виду рюкзак, что ли? Ранец? В нашей семье нет заядлых путешественников. Мы просто набивались в дряхлую колымагу и ехали примерно час до Энт-Лег, штат Нью-Хэмпшир. Зачем для этого чемодан?
– Э… Понимаю. Но мы часто ездили в Чикаго. Там у нас родственники. И на Верхний полуостров тоже. Конечно, для домика на озере особого багажа не нужно, но все же…
– Прости, – перебила я, – домик на озере? У тебя есть второй дом?
У Клер хватило совести покраснеть.
– Ничего особенного, – пробормотала она. – То есть все наши знакомые имеют дома на озере. Я хочу сказать…
– Не стоит.
– А какого он был цвета, – не унималась Даниэлла, – твой первый чемодан?
– Голубого. Темно-голубой. У моих родителей были одинаковые синие сумки, по-моему, из набора «Американский турист».
– А у меня была шляпная картонка, – похвасталась Даниэлла. – Ужасно непрактично. Шикарно, но непрактично. Не то чтобы я очень заботилась о практичности.
– Ты и сейчас не заботишься, – съязвила я.
– Мне бабушка подарила. Я очень ее любила. Из розовой лакированной кожи. Жаль, что она не сохранилась. Идеально подошла бы для хранения шиньонов.
– Первые косметические наборы, первая шикарная записная книжка…
– Так все дело в вещах, – брюзгливо перебила я. – У девчонок вечно полно барахла. Следовательно, им нужно место, чтобы все уложить.
– У мальчишек тоже много всего, – подумав, возразила Даниэлла. – И у мужчин. Всякие инструменты, ящики, пояса для инструментов…
– У меня есть ящик для инструментов, – весело объявила Клер. – Черный и блестящий. А ручка отвертки – фиолетовая с подсветкой.
– Никогда не думала, что скажу это, – пробормотала я, – но благодарение Богу за Уина. Он может пользоваться отверткой, верно? Исправить подтекающий унитаз? Сменить лампочку?
– Портфели, – продолжала Клер, игнорируя мои риторические вопросы. – У женщин и мужчин есть портфели.
– И коробки для завтраков, – добавила Даниэлла.
– Только не в моей семейке. Мы с Томми носили школьные завтраки в бумажных пакетах. Они вечно промокали. Особенно если мать заворачивала нам сливочный сыр и желе. А вот с арахисовым маслом и желе такого не случалось. Думаю, все дело в консистенции.
– Помните, как волнительно было раскрывать коробку для завтраков, даже если знаешь, что внутри? – вздохнула Даниэлла. – Иногда ужасно хочется, чтобы детство вернулось. Я так любила «Твинкиз»!
– «Твинкиз»? – воскликнула я. – Брр! Предпочитаю «Снежки»!
– Как ты можешь? – воскликнула Клер с чем-то вроде искреннего ужаса.
– Интересно, чем это «Снежки» хуже «Твинкиз»? А что ты ела на десерт?
– В основном то, что пекла мать. Иногда мы покупали «Литтл Деббис».
– А что ты имеешь против «Хостесс»?
– Ничего. Просто рассказываю, что мы ели на десерт. То, что готовила мать. Помню маленькие кексы с карамельной глазурью. А может, это была глазурь из сливочного масла и жженого сахара. Зато цвет помню отчетливо. Что бы это ни было, я ужасно любила такие кексы.
– Поразительно, чего только не хранит наша память! – философски заметила я. – Какие-то главные события, вроде вечера в честь окончания начальной школы, совершенно испарились, зато перед глазами так и стоит то, что каждый день надевал самый большой кретин в нашем классе.
– Что именно? – полюбопытствовала Даниэлла.
– Серый пристегивающийся галстук. Представляете, каждый день один и тот же! Может, у него был целый комод этих галстуков, не знаю. И не могу представить лицо бабушки, – а ведь я ее любила! Зато галстук… Он залоснился и поблескивал. А в нижнем левом углу темнело абсолютно круглое пятно… Почему я помню это, а не что-то куда более важное? Что это говорит обо мне?
– Что это говорит о памяти в целом? – поддержала Клер. – Об истории, биографии, автобиографии?
– Как звали этого парнишку? – спросила Даниэлла.
– Понятия не имею. Галстук, и все.
– Во втором или третьем классе через проход от меня тоже сидел мальчик. Не назову его имени, и даже лицо расплывается перед глазами, зато из уха всегда торчал огромный катышек серы…
– О Господи, меня сейчас стошнит! – завопила Даниэлла. – Клер, как у тебя язык повернулся?!
– Знаю, – отмахнулась она, допивая коктейль и причмокивая от удовольствия. – Омерзительная деталь, но я так ясно вижу щеку мальчишки и это вечно грязное ухо. Неужели мать никогда не проверяла его уши перед тем, как отправить в школу? Неужели никогда не заставляла мыться?
– Интересно, почему учительница не послала его матери записку с требованием умыть грязнулю? – воскликнула я, мгновенно представив свою мамашу, решительно и не слишком осторожно орудующую ватной палочкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
– Скрытность по контрасту с откровенностью, – пропела Клер.
– Стыд, – твердила Даниэлла.
– О нет! – простонала я. – Мы пошли по кругу.
– Полли Покет! Игрушки!
Даниэлла явно была очень довольна собой.
– Эти крошечные милые куколки! Очень легко спрятать.
– Миниатюры. Крошечные статуэтки. Кукольные дома. Маленькой девочке дарят кукольный дом, – сказала Клер. – Своего рода коробочку, которую можно надежно запереть. А маленькому мальчику дарят железную дорогу. Представляете, как отличается кукольный дом от железной дороги?
– Все меняется, – вторила я. – Все изменилось. Взгляните на девочек, играющих в футбол и… ну не знаю… вытворяющих всякие фокусы с компьютером. Но это еще не означает, что они забыли о платьицах с оборками.
– Верно, – согласилась Клер. – Кстати, насчет платьев. Видели секцию Барби в «Сворсе»? А кукольные отделы? Розовое по-прежнему преобладает. И еще куча традиционной, чисто девчачьей чепухи, которую навязывают детям.
– Ну, лично я ничего плохого в этом не нахожу, – заявила Даниэлла. – Я выросла среди розового, и, как видите, все обошлось. Заткнись, Джинси.
– Я? Да я вообще молчу!
– Но собиралась заговорить.
– Ты в самом деле считаешь, что так хорошо меня знаешь?
– Именно!
– Есть такая рок-звезда – Пинк, – вспомнила Клер.
– Лично мне такой розовый не по вкусу, – фыркнула Даниэлла.
– Русские матрешки, – внезапно осенило Клер. – Кукла в кукле.
– Кто с ними играет? – удивилась я. – Мне всегда казалось, что это, ну… украшения, что ли. Из тех, что пылятся в домах старушек. Домах старушек на Брайтон-Бич.
– Дневники с замочками, – оживилась Даниэлла. – Электронные записные книжки, снабженные чем-то вроде сирен на случай, если твой младший брат пытается открыть их без пароля. Я видела такие по телевизору.
– Помните свой первый чемодан? – вдруг спросила Клер с выражением гениального озарения человека, которого наутро ждет монументальное похмелье.
– Чемодан? – хмыкнула я. – Имеешь в виду рюкзак, что ли? Ранец? В нашей семье нет заядлых путешественников. Мы просто набивались в дряхлую колымагу и ехали примерно час до Энт-Лег, штат Нью-Хэмпшир. Зачем для этого чемодан?
– Э… Понимаю. Но мы часто ездили в Чикаго. Там у нас родственники. И на Верхний полуостров тоже. Конечно, для домика на озере особого багажа не нужно, но все же…
– Прости, – перебила я, – домик на озере? У тебя есть второй дом?
У Клер хватило совести покраснеть.
– Ничего особенного, – пробормотала она. – То есть все наши знакомые имеют дома на озере. Я хочу сказать…
– Не стоит.
– А какого он был цвета, – не унималась Даниэлла, – твой первый чемодан?
– Голубого. Темно-голубой. У моих родителей были одинаковые синие сумки, по-моему, из набора «Американский турист».
– А у меня была шляпная картонка, – похвасталась Даниэлла. – Ужасно непрактично. Шикарно, но непрактично. Не то чтобы я очень заботилась о практичности.
– Ты и сейчас не заботишься, – съязвила я.
– Мне бабушка подарила. Я очень ее любила. Из розовой лакированной кожи. Жаль, что она не сохранилась. Идеально подошла бы для хранения шиньонов.
– Первые косметические наборы, первая шикарная записная книжка…
– Так все дело в вещах, – брюзгливо перебила я. – У девчонок вечно полно барахла. Следовательно, им нужно место, чтобы все уложить.
– У мальчишек тоже много всего, – подумав, возразила Даниэлла. – И у мужчин. Всякие инструменты, ящики, пояса для инструментов…
– У меня есть ящик для инструментов, – весело объявила Клер. – Черный и блестящий. А ручка отвертки – фиолетовая с подсветкой.
– Никогда не думала, что скажу это, – пробормотала я, – но благодарение Богу за Уина. Он может пользоваться отверткой, верно? Исправить подтекающий унитаз? Сменить лампочку?
– Портфели, – продолжала Клер, игнорируя мои риторические вопросы. – У женщин и мужчин есть портфели.
– И коробки для завтраков, – добавила Даниэлла.
– Только не в моей семейке. Мы с Томми носили школьные завтраки в бумажных пакетах. Они вечно промокали. Особенно если мать заворачивала нам сливочный сыр и желе. А вот с арахисовым маслом и желе такого не случалось. Думаю, все дело в консистенции.
– Помните, как волнительно было раскрывать коробку для завтраков, даже если знаешь, что внутри? – вздохнула Даниэлла. – Иногда ужасно хочется, чтобы детство вернулось. Я так любила «Твинкиз»!
– «Твинкиз»? – воскликнула я. – Брр! Предпочитаю «Снежки»!
– Как ты можешь? – воскликнула Клер с чем-то вроде искреннего ужаса.
– Интересно, чем это «Снежки» хуже «Твинкиз»? А что ты ела на десерт?
– В основном то, что пекла мать. Иногда мы покупали «Литтл Деббис».
– А что ты имеешь против «Хостесс»?
– Ничего. Просто рассказываю, что мы ели на десерт. То, что готовила мать. Помню маленькие кексы с карамельной глазурью. А может, это была глазурь из сливочного масла и жженого сахара. Зато цвет помню отчетливо. Что бы это ни было, я ужасно любила такие кексы.
– Поразительно, чего только не хранит наша память! – философски заметила я. – Какие-то главные события, вроде вечера в честь окончания начальной школы, совершенно испарились, зато перед глазами так и стоит то, что каждый день надевал самый большой кретин в нашем классе.
– Что именно? – полюбопытствовала Даниэлла.
– Серый пристегивающийся галстук. Представляете, каждый день один и тот же! Может, у него был целый комод этих галстуков, не знаю. И не могу представить лицо бабушки, – а ведь я ее любила! Зато галстук… Он залоснился и поблескивал. А в нижнем левом углу темнело абсолютно круглое пятно… Почему я помню это, а не что-то куда более важное? Что это говорит обо мне?
– Что это говорит о памяти в целом? – поддержала Клер. – Об истории, биографии, автобиографии?
– Как звали этого парнишку? – спросила Даниэлла.
– Понятия не имею. Галстук, и все.
– Во втором или третьем классе через проход от меня тоже сидел мальчик. Не назову его имени, и даже лицо расплывается перед глазами, зато из уха всегда торчал огромный катышек серы…
– О Господи, меня сейчас стошнит! – завопила Даниэлла. – Клер, как у тебя язык повернулся?!
– Знаю, – отмахнулась она, допивая коктейль и причмокивая от удовольствия. – Омерзительная деталь, но я так ясно вижу щеку мальчишки и это вечно грязное ухо. Неужели мать никогда не проверяла его уши перед тем, как отправить в школу? Неужели никогда не заставляла мыться?
– Интересно, почему учительница не послала его матери записку с требованием умыть грязнулю? – воскликнула я, мгновенно представив свою мамашу, решительно и не слишком осторожно орудующую ватной палочкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86