Меня же интересовали совсем другие объятия.
Главное, я решила снять домик потому, что настала пора найти мужа.
Мужа, достойного Даниэллы Сары Лирз.
Кем была Даниэлла Сара Лирз в это судьбоносное лето? Позвольте мне немного рассказать о ней.
Рост: пять футов четыре дюйма. В самый раз.
Внешность: не слишком смуглая кожа, карие глаза, идеально изогнутые брови, шедевр салона «Студия».
Волосы: густые, темно-каштановые. Длина – до плеч, и всегда прекрасно уложены.
Фигура: кое-кто называет ее роскошной. Другие утверждают, что я похожа на молодую Софи Лорен.
Или Кэтрин Зета-Джонс.
Или, в один из моих лучших дней, Дженнифер Лопес.
Нет, правда. Люди часто говорят нечто подобное, спросите у моей матери.
Когда-то, очень давно, один тип набрался наглости заявить, что я немного толстовата. Я велела ему катиться к чертям. Мое, и только мое дело, как я выгляжу. Он попытался дать задний ход и клялся, что употребил слово «толстая» в качестве комплимента, но было слишком поздно. В моей книге жизни он давно стал древней историей.
Видите ли, я всегда считала, что способность к самооценке – хорошее качество в любом человеке. Своей я обязана родителям. Мне с детства твердили, что я красива, умна и вполне заслуживаю счастья, любви и успеха в обществе.
Они наставляли, я слушала. Возможно, в школе я слушала не слишком внимательно, особенно на уроках географии и социологии, хотя настроение никогда не портилось от неспособности найти на карте… ну, не знаю, скажем, Уругвай! Зато дома я прислушивалась ко всему очень внимательно.
Не то что я была так уж занята собой. Я знала девушек, настолько поглощенных собой, что общаться с ними было просто невыносимо. Но себя нужно ценить. Сознавать, что ты достойна всего хорошего.
Почему бы нет?
Как любила говаривать моя бабушка: «Живи, пока живешь. Умрешь – так навсегда».
Подумайте об этом.
Во всяком случае, я не привыкла особенно тревожиться по поводу лишней пары фунтов. Потому что знаю: с ними или без них, я все равно прекрасна.
И не потерплю от мужчин иного поведения, кроме джентльменского.
Я регулярно хожу к массажистке и косметологу и раз в две недели делаю маникюр и педикюр. Как-то в офисе меня спросили, почему мне не лень красить ногти на ногах зимой.
– Никто же не носит босоножки, – заявила эта девица. – И никто не видит твои пальцы.
– Поправка, – парировала я. – Я вижу. А это для меня самое главное.
С самой средней школы я ношу только желтое золото. И никогда – серебро. Не то чтобы я ненавидела серебро, просто решила иметь собственный отличительный знак, так сказать, фирменную марку. И я давно усвоила, что каждая женщина должна иметь личного ювелира, такого, которому доверяет.
И каждая женщина должна иметь множество всяких мелочей и удобств, собственных. Личных. Своих.
Это возвращает нас к самооценке.
К самоуважению.
Мне вопить хочется при виде женщин, позволяющих топтать себя мужчинам, которые предоставляют им платить за себя в ресторане, не звонят, когда их просят, и носят спортивные штаны на людях.
Я часто думала: «Куда катится этот мир, если в обществе допустимо такое гнусное поведение?»
И вот вам истина: дай мужчинам палец, они оттяпают руку. С самого начала следует установить границы. Заставить их играть по вашим правилам. А если они не желают, значит, вылетают из игры. Точка.
Я считаю себя приличным человеком.
Я пожертвовала прошлогоднюю одежду бездомным. Ну знаете, ошибки – вещи, которые просто не следовало покупать.
Не то чтобы я часто делала ошибки.
В конце каждого года я выписываю чек столовой, где готовят бесплатные обеды неимущим женщинам.
– Когда у тебя столько всего, сколько у нас, – часто повторяет отец, – не грех и поделиться.
Думаю, когда у меня будут дети, я обязательно научу их всему, чему учили мои родители. Буду делать все, чтобы они выросли гордыми, сильными и великодушными. И тогда успех и счастье неминуемы.
По крайней мере мне так твердили. Иногда я сильно сомневаюсь насчет счастья. Не то чтобы я делилась с кем-то своими сомнениями.
Наряду с сомнениями у меня есть вера. Своего рода. Мои родные не едят кошерных продуктов, не ходят в синагогу, но в большие религиозные праздники собираются на обед. Женщины готовят, мужчины поют и читают молитвы. Большинство из них я не понимаю, потому что в школе не проходила еврейский.
Я вас умоляю. У меня и без этого полно дел, особенно с работой и общественной жизнью.
Все же я всегда чувствовала, насколько важна традиция, и поклялась, что, когда выйду замуж, мы вместе объясним важность и значение традиции нашим детям.
Это возвращает нас к теме мужа.
Давным-давно я планировала встретить подходящего человека, годам этак к двадцати пяти.
Может, это был не столько план, сколько неосознанная уверенность. Я и представить не могла, что к этому возрасту так и не встречу подходящего человека.
Но случилось так, что в двадцать девять я все еще оставалась одинокой. Этим летом, десятого августа, мне исполняется тридцать.
Тридцать.
Поверить невозможно.
И вдруг я остро осознала, что многие, многие девушки на улицах Бостона моложе меня. Я пристально изучала их: чистоту кожи, густоту волос, белизну зубов, упругость тел.
Соперницы. Опасные соперницы.
Не то чтобы я потеряла уверенность в себе, но…
Признай это. Тридцать – старость для женщины.
«Даниэлла, – сказала я себе, – давно пора заняться делом. Давно пора связать себя узами брака».
Замужество – знак зрелости. Верно? Все равно что заявить миру: «Я взрослая. Вполне могу рассуждать о закладах, канавах, снегоочистителях, налогах на собственность, свекре и свекрови, системе школьного образования и страхования жизни. Общаться на равных с лучшими из людей. Моими родителями».
Замужество знаменует конец детства, или затянувшейся юности, или чего-то в этом роде.
Вообще конец чего-то.
Что же, я готова положить конец этому чему-то.
Готова стать взрослой.
В самом деле готова вступить в содружество замужних женщин.
И все, что для этого нужно, – найти подходящего человека.
«Подумаешь, великое дело», – сказала я себе. Он где-то поблизости.
И обязательно полюбит меня в новых туфельках.
КЛЕР
НИЧТО ЕЕ НЕ ОСТАНОВИТ
Уину не понравилась идея с летним домиком.
Собственно говоря, ничего другого я не ожидала. И все же его неодобрение немного меня испугало.
Уин никогда не поднял бы на меня руку. Вопрос не в этом. В выражении глаз. В стальном взгляде. Взгляд словно отсекал меня от него.
Мы находились в обставленной по последнему слову техники кухне, которую Уин выбрал для нашего дорогого, обставленного по последнему слову моды дома.
– Если тебя волнуют деньги, – оправдывалась я, – можно заплатить из тех, что дают мне родители.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86