- Что? - крикнула из спальни.
- Того, - застеснялся, - меня бы постирать. Пахну как ковбой из Майями.
- Ты был в Майями?
- Не был я ещё там, - забурчал, - пока, - расшнуровывал армейские ботинки. - Говорю, пахну как пастух.
- Кто труп?
- Какой труп?
Это называется двое, он и она, поговорили в четыре часа утра под горячие ритмы негритянского джаз-банда из вышеупомянутого Майями.
Эх, оказаться бы сейчас под пыльными североамериканскими пальмами, чтобы греть мамон у мирового океана и не думать о любимой сторонке, где происходят странные события, похожие на бесконечную ночь длинных ножей. Да нет, черт возьми, нельзя в Майями! Кто тогда остановит кровавую резню здесь? Патетично? Возможно? Что не мешает мне чувствовать себя причастным к новейшей истории.
- Так о каком трупе речь? - появилась Александра с банным полотенцем и, чуть поморщившись, сказала: - Все же я тебя пополоскаю...
- Как енот-полоскун полощет рака, - вспомнил зоологический мир, чтобы очистить его от песочка, а потом слопать за милую душу, да?
- Ага, - радостно ответили мне и облизнулись
Вот за что люблю дам, так за их непосредственность. Хотя, как известно, женщины делятся на дам и не дам. В первом случае, они дают сразу, а потом берут все, включая и святую душу, во-втором - тоже самое, но с играми в собственную святость.
- Живым я отсюда, кажется, не выйду, - вздохнул, переступая порожек ванной комнаты.
- Не бойся, выйдешь, - засмеялась Александра. - Давай-давай, не стесняйся. - Открыла кран, тиснула в руки флакон с пеной и под шум воды вышла вон: - Ныряй, я сейчас...
Ванная комната походила на монументальное произведение искусства, созданное по индивидуальному заказу. Даже не верилось, что такое можно пристроить в панельном доме. Мрамор черный-мрамор белый, позолота ручек, огромное зеркало и главное: похожее на морскую шлюпку "джакузи" со всеми удобствами для помыва. Унитаз цвета "глотка нового дня" (это я про кофе) напоминал царский престол, на который было страшно сесть.
Я почесал затылок: что делать? Оскорблять такую красоту своим ароматным телом? Однако делать нечего - корытце ванны заполнялось озерной, казалось, водой. Вылил туда содержимое флакона и, стащив трусы, заступил в шлюпку "джакузи", в которой задымилась пена. Эх-ма! Жизнь наша! Омоем тело и душу, чтобы после грешить, не так ли, сержант?
В теплой воде почувствовала себя, как космонавт в невесомости: было легко и приятно. Как мало надо для счастья - плыть в озерном пространстве нашего неустойчивого бытия и ни о чем не думать. И о чем можно думать, если находишься в полной безопасности. Так, наверное, чувствует себя ребенок в юрте маминой утробы. Хорош-ш-шо!
- Не уснул, - вошла Александра с подносом в руках. - Коньячку для душевного уюта?
- Можно, - и поднял маленький бокал, на донышке коего плескалась жидкость, настоянная на французских холеных клопиках, о которых я и сказал.
- Какие ещё клопики, - возмутилась гостеприимная хозяйка, - коньячок на родных мухомориках.
- Ну, тогда другое дело, - притворно успокоился я и произнес тост. За твои глаза, похожие на карельские озера.
- Нет, - не согласилась, - у меня глаза, как патовый лед айсбергов.
- Как это?
- Айсберг таит, да?
- Так.
- А внутри него хранится этот патовый лед - синий-синий...
- Ну?
- Что ну? - передразнила. - Красиво же.
- Не знаю, - пожал плечами, - не видел. А карельские озера видел.
- Ах ты, противный, - и шлепнула ладонью по воде.
- Может лучше выпьем, - вскричал, отплевываясь от мыльных брызг, - ... и что-нибудь, кроме шампуня!
- А-а-а, - махнула рукой прекрасная женщина. - Гуляй, рванина!
Из воздуха возникла бутылка коньяка с этикеткой, на которой горбились хребты араратских гор - и праздник любви начался.
После активного возлияния границы реального мира начали терять строгие линии. Было такое впечатление, что мы, находясь в полузатопленной шлюпке, переплываем в другое измерение, где не существует таких земных понятий, как высота, длина и ширина. В этом смысле новая среда обитания была подвижна: её полагаемые рубежи напоминали искрящуюся неустойчивую субстанцию, которую можно свободно пройти насквозь, чтобы в свою очередь...
- Я сейчас взлечу, Дима, - чувствовал под руками вибрирующее от смеха обнаженное и крепкое тело новой женщины.
- Полетим, - требовал я, - но вместе.
- Конечно, вместе.
- Но я пока не могу, - признался.
- Почему?
- Это... буй... мешает.
- Какой буй?
- Какой-какой, - смеялся, - обыкновенный такой буй.
Когда Александра таки вникла о чем я, то, хохотнув, нырнула в мутные от пены воды, словно не веря мне до конца. Она ещё не знала, что я не вру, если это делаю, то в крайних случаях. А зачем лгать той, которая нравится глазами с льдинками?
Я почувствовал, что предмет, препятствующий моему взлету к неизведанным мирам, исследуют самым тщательным образом. Так, должно быть, любознательные ученые из экспедиции Ж. - Ж. Кусто изучают фауну и флору Тихого океана.
- Ух! - вынырнула пытливая женщина из глубоководной бездны "джакузи". - Какой там буй! - Воскликнула. - Там атомная подводная лодка Щ-29!
- Щ-29? - удивился я. - Как интересно.
- Ну точно! - потекшая тушь окаймила её глаза и моя будущая женщина смахивала на сказочную экзальтированную принцессу.
- А что такое у нас "Щ"? - валял дурака.
- "Щедрый", - хохотала.
- С ума сойти, - губами обследовал женскую грудь, она была скользкой и напоминала плотные мячики с двумя ниппелями сосок. - А двадцать девять?
- Сам догадайся!
Смеясь, мы посмотрели друга на друга и прекрасно поняли...
- Не пора ли субмарине войти в гавань, - предложила Александра.
- А почему бы и нет, капитан, - не противилась команда Щ-29.
Словом, случилось то, что случилось. Почти так, как поется в модных песенках: "Каждый хочет любить, и солдат и моряк. Каждый хочет иметь..." или "... и в гавань входили корабли", и их встречали декоративными взрывами петард и праздничными здравицами.
После благополучного завершения торжеств на воде, над и под ней они продолжились на суше - правда, после короткого отдыха.
- Может, бой хочет бай? - поинтересовалась женщина, когда мы оказались в спальне, освещенной напольным светильником, похожим на яйцо динозавра.
- Я хочу, - обнял её за плечи, - тебя.
- Дай перевести дух, хуанито, - прилегла на мою грудь и внимательно взглянула.
- Что, родная?
- Лю-бу-юсь, - проговорила по слогам. - Какой ты красивенький, уточнила, - у меня.
- Дурочка, - застеснялся. - Какой есть. - И отшутился: - Пацан как пацан.
- Пацан, а я... - запнулась, - тетка.
- У меня никогда не было такой великолепной тетки, - и притянул её лицо к своему, - с глазами патового льда.
- Правда?
Я рассмеялся: поначалу все женщины кажутся такими недоступными, как кордельерские скалы, а когда они, прекрасная половина человечества, покорены, то происходит некое странное превращение:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97