Моя оплошность в том, что так и не отучился от красивых жестов. Не просчитал ситуацию, вот в чем дело. Надо исправлять ошибку, да как?
Мои размышления на животрепещущие проблемы текущего дня прервал следователь. Тиснув голову в щель двери, крикнул, что я пока свободен. И пропал, словно его и не было. Что за чертовщина? Судя по всему что-то случилось? Что?
От пахнущей южным дендрарием и ночами заполошной любви Розочки я узнал по большому секрету, что именно произошло: в городской больнице № 1 кого-то убили, прямо в охраняемой палате, какая жуть!..
— Жуть! — согласился. — Какие времена, какие нравы.
Возвращаясь на ВОХРовский пост, размышлял о том, кто оказался очередной жертвой нашего периода полураспада? А что думать? Я знал этого счастливчика, отправившегося вслед за своими подельниками окучивать то ли райские кущи, то ли метать уголек в печи ада. А вот кто его туда отправил? В потусторонний дендрарий? Вопрос?
Не я. На то имеется надежное алиби, как выражается следователь из столицы. Однако есть ли достаточное оправдание у Чеченца? Не знаю. Кажется, он не покидал казенный, пропыленный кабинет во время задушевной беседы двоих?
Вечером дома меня поджидала анекдотическая внезапность, похожая на вульгарную и взбалмошную бабенку со своими пензескими капризами и фантазиями.
Затренькал телефон. Мама, решил я, снова со своими сногсшибательными новостями. И ошибся. Иногда совершаю ошибки, чтобы потом их исправлять. С надсадой. И кровавыми пузырями на сердце.
— Чеченец, жить хочешь? — спросил мужской незнакомый и глухой голос.
— А ты кто? — спросил я.
— Никто, — оригинально ответил мой неведомый собеседник. — Не ответил на вопрос.
— А ты кто? — спросил я.
— Х… й в пальто, — раздражался незнакомец. — Слушай, Чеченец, внимательно, если хочешь жить-поживать да добра наживать.
— Добра наживать? — повторил я и выслушал типа в пальто, иногда умею быть терпеливым, как послушник в келье, ожидающего промысел Божiй. Слушал и смотрел, как за окном ссутулится от холода ночь.
— Так что, Чеченец, думаю, хватит два денька?
— Думаю, нет, — ответил я.
— Ничего-ничего, потряси Лаптя, — сказал незнакомец, — он у тебя богатенький.
— Отчима?
— Его-его, — подтвердил. — До скорой встречи, Чеченец.
— Ага, — ответил в трубку, где пульсировали короткие сигналы.
После рухнул на кровать и расхохотался в голос. Лежал в полутемной комнате и хохотал. И звук был таким, будто смеются все мои друзья, собравшиеся на новогоднюю пирушку, прерванную нелепым появлением провинциальной дурочки из города Пензы в соломенной шляпке со страусовым пером и бабушкиным ридикюлем.
Наконец я успокоился, мои товарищи ушли в стылый мир смерти; остановить я их не мог, это было выше моих сил.
Ситуация же в моем мире складывалась уморительно-потешная. Нечто вон выходящее.
Некто в пальто, как он представился, пытался меня шантажировать. Меня! Шантажировать!!!
Шантажист обладал информацией о моих последних подвигах, требуя за молчание куш в двадцать пять тысяч американских долларов. Не больше не меньше. Конечно, это копейки по нынешним временам, однако мне готовы пойти навстречу и ограничиться этой скромной суммой.
Итак, моя жизнь оценивалась всего в двадцать пять кусков зелени. Не слишком дорого, что там говорить. И я бы купил свою жизнь за этот пустяк, да вот беда — люблю платить только по счетам, предъявленными мне Создателем нашим. Такая вот моя причуда и душевная слабость.
Однако возникает вопрос, кто посмел взять ЕГО функции на себя? Кто этот пустоголовый болван и самозванец?
Если судить по деталям, он не слишком представляет мою биографию. Хотя сдать меня в ежовые руки правосудия, как он считает, можно по тому факту, что мою физиономию опознают многие любители пива и раков, оставшиеся жить после столь увеселительной вечеринки, где основным номером с ТТ выступал я.
После недолгих размышлений я решил, что это не слишком удачная шутка господина Соловьева, желающего таким своеобычным образом затащить меня в братву. Хотя не думаю, что он настолько глуп, чтобы ломиться в открытую дверь.
Помнится, Сашка Серов советовал пойти мне в бандиты, но благородные. Но можно ли вытаскивать из костра войны запеченные, как картошка, головы врагов, не гадя руки? Боюсь, нет.
Пора определяться, кто будет прогуливаться по городку: Алеша или Чеченец. К сожалению, вдвоем им нет места на ветровской земле.
Врачи утверждают, что утренние прогулки по осеннему лесу полезны для здоровья, и с этим не поспоришь. Особенно, если есть проблемы принципиального значения: жить или умирать.
Подобную вылазку по родным заросшим холмам я решил предпринять вместе с господином Соловьевым. В городке была слишком напряженная и загазованная атмосфера.
Мы оставили дружный коллектив единомышленников на трех автомобилях у края перелеска, а сами отдалились под сень деревьев, стоящими часовыми в тихом тумане. Пахло павшей прелой листвой. Из-за тумана и плотного лиственного плюша под ногами звуки были приглушенны.
— Все идет нормальным ходом, Чеченец, — сказал мой бывший однокашник, — ситуацию держим. Бодяга ментовская закончится, забьем стрелку «марсианам» и «слободским»: кто не с нами, тот против нас.
— А кто отправил «марсианина» с больничной койки в полет? поинтересовался. (Чтобы снять подозрения с Чеченца?).
— Мы, кто же еще? — засмеялся Соловей. — Стукнули, что мечтает колоться столичным мусорам, а зачем в наши делишки мешать чужих? Что-то не так?
— Спасибо, — сказал я. — Ты патриот своей малой родины.
— На том и стоим, Алеха!
— Самое время сесть, — предложил я. — Чтобы не упасть…
— А что такое?
Мое повествование о ночном телефонном шантажисте сопровождался таким гомерическим хохотом, что казалось, ухает стая, оголодавших вконец филинов.
— Ты шутишь, Чеченец? — не верил.
— Какие могут быть шутки.
— Сделаем, Леха, какие проблемы? Городишко маленький, за два дня всех на дыбу поднимем.
— Всех не надо, — сказал я. — Мне бы тротиловую шашечку… для полного счастья.
— Ох, Леха, благодетель ты наш, все лучшее отдаешь людям, — засмеялся. — Как понимаю, начинаем работать, Чеченец?
— Не забудь завести трудовую книжку, — отшутился. — Чтобы стаж не прерывался.
— Это непременно.
— И последнее, — вспомнил. — Что за спецзона «А» на фабрике? Все о ней говорят, а толком ничего не знают.
— А зачем тебе? — покосился с подозрением.
— Должен знать, что на родине происходит? Водочку, что ли, гонят?
— Не знаю. Вроде фабричные сдают территорию танковой части, а те чего-то себе куют на продажу.
— Оружие?
— Не знаю. Мы туда не ходим. Против танка не попрешь, — рассмеялся.
— Иногда можно, — заметил я. — Горят за милую душу.
Побродив между холодными иззябшими деревьями, мы вернулись к машинам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125