По роду своей службы был осведомлен о скромном бизнесе демократически настроенной молодежи, которая по каким-то своим интеллигентским и вшивым принципам недолюбливала фигуранта в золотых генеральских погонах; всячески это, кстати, подчеркивая перед заколдованным ими царем-батюшкой.
И генералишко с птичьими мозгами принял решение на базе ГРУ (главного разведывательного управления) создать самостоятельное боевое формирование, действующее полулегально, обозвав его столь романтическим названием, как „Красная стрела“.
— А почему все эти события… здесь, в Ветрово? — прервал я сказочное повествование сотрудницы спецслужб. — Если, конечно, не считать, что Лаптев из этой местности?
— Вопрос не в бровь, в глаз, — проговорила Вирджиния. — Надо брать тебя в агенты…
— Упаси Боже, — дурашливо отмахнулся. — Я слишком нервный для работы в тылу врага.
— Ладно, уговорил, возьму тебя в денщики, — и ответила на поставленный вопрос.
После чего я почувствовал себя бесповоротным болваном и законченным пентюхом. Где были мои глаза? Должно быть, на известном месте, которым, собственно, я ещё и думаю.
А все предельно просто — ковровая фабрика имени Розы Люксембург выпускает не только изделия из шерсти в 30 %, но на её территории функционирует мощный, оборудованный импортной техникой, подпольный цех по обработке наркотических веществ.
— Спецзона „А“! — помнится, полоумно заорал я.
Да, подтвердила товарищ майор, любимое демократической молодежью и оберегаемое, как зеница око, детище торгового дома „Русь-ковер.“.
Лучшего прикрытия придумать было трудно. Афганская шерсть проходила литерными составами, запломбированными высочайшими повелениями. Понятно, что шерстяные тюки самая удобная тара для перевозки ширево — наркотиков. Помимо этого, использовались и другие каналы ввоза скоропортящегося, как помидоры, товара. Словом, куда не кинь — всюду торговый дом „Русь-ковер“.
— А почему в эту спецзону „А“ ничего не проходило, — вспомнил я. — Ни одного транспорта. Может, там подземный ход? — пошутил.
— Угадал, — спокойно сказала Верка. — Там подземка от ж/д вокзала.
— Подземка? — открыл рот.
Майор вложила туда кусок льда и заметила, что я слишком долго отсутствовал. Сейчас каждый день как век. Да, вынужден был согласиться, такое впечатление, что все живут, ожидая конца света.
— Ничего, ещё продержимся, Леха, — подбодрила.
— Как держаться, зажатым с трех сторон? — задал справедливый вопрос.
— А кто третий? — удивилась.
— Вы, товарищ майор.
— Я пока на тебя не налегаю, родной.
— Ага, тебе я нужен, как покойнику духовой оркестр.
— Ты мне всякий нужен.
— Но лучше с дискетой?
— И с дискетой в штанах тоже.
— А почему все так уверены, что я её, проклятую, найду? — возмутился. — Думаете, отчим успел мне подмигнуть, где она находится… когда я, понимаешь…
— Ничего мы не думаем.
— Тогда ищите сами, черт подери!..
— Ищут-ищут, а найти не могут, — сдерживала меня спокойным поведением. — Сам мог убедиться в результатах этих поисков… Сколько там трупов?..
— Много.
— Во-о-от, — смотрела сквозь облачко дыма и её лик казался незнакомым.
— Извини, — не выдержал. — А почему я должен верить тебе… и твоим боевым товарищам?.. Кстати, где они?
— Они уехали, дурашка; меня же есть кому защищать, — усмехнулась. Кстати, в твоем драндулете нашли радиомаячок…
— Чего?
Когда получил внятное объяснение, поник буйной головушкой: меня водили на невидимой привязи, как тявкающую болонку. Разумеется, и усопшая „Нива“ была оснащена спецтехникой для оперативной работы.
— А что касается веры, — проговорила Вирджиния, — то хочешь-не хочешь, а сидим мы в одной лодочке… с дырявым днищем…
— … а вода все прибывала и прибывала. И дождь не кончался… сказал я.
— Ты о чем?
— Прекрасные сказки детства, — и покаялся. — Прости, я так устал. Смертельно.
— Все будет нормально. Главное, выше голову, товарищ гвардии рядовой.
— Это приказ?
— Это убедительная просьба, — и поволокла меня в койку отдыхать душой и телом.
Наш ночной полет в межгалактическом пространстве, надо признаться, проходил отлично: все бортовые системы функционировали согласно штатному расписанию.
Потом перед моими глазами астронавта вспыхнул огненный хвост кометы Шумахера-Лаувазье; и я, успев лишь осознать, что надежный космический отсек лопается, как орех, почувствовал, как плазменный поток вбирает меня… плавит меня… уничтожает меня…
… Падает снег, я это чувствую, хотя окна плотно зашторены. Он новый и чистый, с запахом мяты. Однажды, как рассказывала мама, я, пятилетний, уснул в дачных зарослях мяты, а есть такое поверье, что человек млеет от запаха и засыпает вечным сном. Меня нашел и вынес дед. Теперь неизвестно, кто меня вытащит из нового дурманного запаха?
— Привет, соня, — слышу знакомый голос и понимаю, что это Варвара Павловна почистила зубы оздоровительной, противокариесной пастой. Вот так всегда: думаешь о звездных городах, а получаешь борщ на завтрак. Просыпайся…
— Спал, сплю и буду спать…
— Почему-у-у?
Как ответить на этот вопрос? Как ответить: зачем живут миллионы и миллионы двуногих, точно заметил поэт, тварей, которые просыпаются каждое утро, полусонно шлепают к унитазу, молятся над ним, затем включают воющие, как истребители СУ-19, водопроводные трубы, харкают и фыркают над фаянсовым умывальником, потом пьют чай или кофе, или текилу, читают газеты или слушают радио, проговаривают жене и детям пустые слова и с чувством ответственности своей великой миссии отправляются на трудовые места….
И так каждый день, годами, столетиями… живые ходячие трупы… И среди них я, вынужденный отвечать:
— Лучше спать и спать…
— Почему-у-у?
Как ответить на этот вопрос? Как ответить: почему я ещё здесь, в этом странном и потерянном мире, где не осталось никого, кого любил и с кем хотел помолчать в вечерних сумерках, пропахшими терпкими запахами лета.
Все делают вид, что ничего страшного не произошло: веление времени поменять эфемерные, природные запахи на запах денег.
Говорят, они не пахнут. Еще как смердят: российский рубль кровью-нефтью-газом-алмазами-распиз… йством; ам. доллары кукурузой-пластмассой-гамбургерами-искусственными улыбкамисопливым патриотизмом; немецкие марки — пивом-банами-хамским гоготом-потаенным шовинизмом; украинские гривны — салом-чесночной колбасой-горилкой-упертым национализмом; манаты — пловом-солнцем-рабством-масляным туркменбаши… ну и так далее.
Случилась п о д м е н а века, однако почему-то все решили: так как жить лучше — убивать, предавать, делить, хапать, делать благополучие на крови, давиться подачками, покупать любовь девочек и мальчиков…
Что на это сказать? Как это не пошло звучит:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125