Интересно? И вытащил из-под сиденья ПМ с глушителем, чтобы получить ответы на свои вопросы. Возможно, в скором будущем.
— Алеша, что ты делаешь? — услышал вопрос своей спутницы.
— Что? — не понял.
— Зачем нам пушечка?
— Ааа, это, — отмахнулся. — Не обращай внимания. Нервишки шалят, как детишки.
И здесь произошло то, что я никогда не мог представить. Никогда. Даже в самом ужасном сне. Все-таки в наших женщинах, заметил кто-то, наша сила. Варвара Павловна, любовь моя, чуть вывернула голову назад, затем улыбнулась, и, выудив из сумки пачку сигарет, проговорила:
— Не бузи, Чеченец. Это мои.
— Что твои? — не понял.
— Мои боевые товарищи, — закурила.
— Б-б-боевые товарищи? — закашлялся от едкого дыма. — Телохранители, что ли?
— Я же сказала: боевые товарищи…
Остается загадкой, как наш космический джиповый отсек не улетел к звездам, угадываемым на вечернем небосклоне. Если бы Вирджиния сообщила, что за нами болтается НЛО в виде земных пентюхов, я бы удивился куда меньше. Нет, куда там удивился — меня заколдобило, как дорожный столб, в который вмазался КрАЗ с бревнами или чебуреками.
Мама моя родная? Что со мной, где я, и, главное, с кем? Видок у меня, видать, был шальной, как у пули; моя спутница рассмеялась, что называется, от души.
И она ещё смеется, заскрипел зубами. А ведь действительно, что я знаю о ней, нежданно-негаданно свалившейся мне на голову, как шлакоблочный кирпич? И не одна рухнула, а с боевыми, блин, товарищами? Боевые, это в каком смысле?.. Что-то совсем ничего не понимаю.
Создатель наш понял мою молитву буквально, прислав боевой отряд во главе с бывшей любовницей. О которой, повторюсь, я ровным счетом ничего не знаю, кроме имени.
— Что все это значит? — прохрипел, пережив удар судьбы.
— Что, милый?
— Все это?
— А что такое? — искренне удивилась. — Я приглашена в гости на дачу, так? Туда мы и…
— А они, товарищи, — вредничал. — Я их не приглашал, это точно.
— Их позвала я — призналась.
— Зачем?
Она покосилась в мою сторону, вздохнула и проговорила вполне серьезно:
— Так надо, Алеша, так надо.
Позже происшествие на скоростной магистрали мне показалось мелким и анекдотическим эпизодом. Потому что, когда мы прикатили дружным коллективом на дачу имени красного командарма Иванова, то началось такое…
Нет, поначалу все происходило по штатному расписанию: молодого хозяина и даму его сердца встретил Алоиз Гуськов. Он осторожно похлопал ресничками на Вирджинию, мол, я весь к вашим услугам, мадам, а после сдал рапорт ей же о том, что ремонт полностью закончен и можно продолжать жить в галантерейных условиях.
— Спасибо, — сказал я на это. — Отдыхай… эээ…
— … три дня и три ночи, — поняла меня Варвара Павловна. — Мы, надеюсь, управимся сами.
— Да-с, понимаю-с, — мелко засуетился Алоиз. — Желаю здравствовать.
— И вам того же, дорогой мой, — откланялась Вирджиния, прогуливаясь хозяйкой по гостиной.
Служивый человечек стушевался, попятился и исчез. Мы остались одни за окнами, как тени ушедших из этого мира людей, бродили сумерки. Я вспомнил:
— А где наши боевые…
И не договорил — губы Вирджиния влепилась в мои. Было впечатление, что я оказался объектом покушения вампира. Вот это любовь, решил было я, но услышал заговорщический шепоток:
— Тсс! — И неестественный громкий голос. — Ой, как здесь тихо и красиво! Неправда ли, милый мой? — и показывала жестами, что я должен отвечать тоже во весь голос.
— Да, милая, — тявкнул я, тараща глаза на её ужимки: что за театр двух актеров? — Райский уголок.
— Я всю жизнь мечтала о нем?.. — говорила неестественным голосом, отмахивая рукой в окошко.
— О чем? — брякнул я, потрясенный её представлением.
— О райском уголке, — прыснула, взглянув на меня. — А не выпить ли нам текилы?
— Чего? — у меня было впечатление, что кто-то из нас определенно спятил с ума. Или снимают фильм про красивую жизнь, а я не знаю.
— Или джин с тоником?
Я вконец засмущался, да на мое счастье ситуация изменилась: появились два тихих человека, похожие на служащих конторы по заготовке крупного рогатого скота, они открыли свои небольшие чемоданчики и принялись манипулировать в них, как фокусники.
Я позволил себе заглянуть в чемоданчики и узрел портативную аппаратуру. Вирджиния, говоря о чудной природе и погоде, жестами показала, чтобы я сохранял спокойствие — ничего страшного не происходит. Ничего себе не происходит? Кажется, я окончательно и невозвратно вляпался в дерьмецо нашей действительности. Подозреваю, что наша с Вирджинией случайная встреча под осыпающейся сухой елочкой была далеко не случайная.
— Так есть в этом доме текила, мать её так? — решила отвлечь меня от печальных размышлений неуемная бестия. — Или Алоиз, паразит, всю выдул?
— Пойду, поищу, — обреченно сказал я, притомившись от абсурдисткой постановки, — на кухне.
— I love you, baby! — послала воздушный поцелуй.
— Ага, — зачесал затылок, будто там копошился взвод вошек.
Что происходит, Чеченец, задал справедливый вопрос своему отражению, скачущему по кухонной утвари и стеклам, как шкет по лужам. И не получил ответа, ища в холодильнике и шкафах проклятую текилу. Ее не было; верно, Вирджиния была права в своем предположении насчет алоизных проделок.
Вирджиния-Вирджиния; если с меня снимут обет молчания, я скажу все, что думаю. А что я, кстати, думаю? Ничего, кроме одного — меня уносит в открытое бушующее море; и неизвестно куда прибьет — к песчаному бережку, по которому легкомысленно тетешкается веселый дедок в домотканой рубахе, напевающей песенку, или ещё куда?
Вернувшись с бутылкой клопиного коньяка и апельсинами, я обнаружил в гостиной кардинальные изменения мизансцены: два работника умственного труда занимались тем, что гуляли по комнате и запускали руки во всевозможные потайные местечка — под стол, стулья, в горшки с цветами, за картины, под ковры.
Бутылка выпала из моих рук, но удачно — на ногу Варвары Павловны. Она громко выматерилась, вспомнив мою маму, разрезающую, быть может, очередную человеческую тушку на операционном столе, и я понял, что можно говорить, как и прежде.
— Что за……., вашу мать?! — заорал я не своим голосом. — Можно объяснить все человеческим языком.
— А вот что! — и брызнула на стол маленькие штучки, похожие на миниатюрные наушники.
— Что это? — изумился.
— Жучки, родной, то есть подслушивающие устройства.
Я сел — стоять было выше моих сил. Более того, полностью лишился дара речи, чувствуя себя павианом на амазонской лиане.
Вирджиния заметила мое состояние, улыбнулась, плеснула коньячной бурды в хрустальные фужеры:
— Будем здоровы!
— А?..
— Алеша, для душевной анестезии!
И я заглотил жидкость без вкуса и запаха, точно артезианскую водицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125
— Алеша, что ты делаешь? — услышал вопрос своей спутницы.
— Что? — не понял.
— Зачем нам пушечка?
— Ааа, это, — отмахнулся. — Не обращай внимания. Нервишки шалят, как детишки.
И здесь произошло то, что я никогда не мог представить. Никогда. Даже в самом ужасном сне. Все-таки в наших женщинах, заметил кто-то, наша сила. Варвара Павловна, любовь моя, чуть вывернула голову назад, затем улыбнулась, и, выудив из сумки пачку сигарет, проговорила:
— Не бузи, Чеченец. Это мои.
— Что твои? — не понял.
— Мои боевые товарищи, — закурила.
— Б-б-боевые товарищи? — закашлялся от едкого дыма. — Телохранители, что ли?
— Я же сказала: боевые товарищи…
Остается загадкой, как наш космический джиповый отсек не улетел к звездам, угадываемым на вечернем небосклоне. Если бы Вирджиния сообщила, что за нами болтается НЛО в виде земных пентюхов, я бы удивился куда меньше. Нет, куда там удивился — меня заколдобило, как дорожный столб, в который вмазался КрАЗ с бревнами или чебуреками.
Мама моя родная? Что со мной, где я, и, главное, с кем? Видок у меня, видать, был шальной, как у пули; моя спутница рассмеялась, что называется, от души.
И она ещё смеется, заскрипел зубами. А ведь действительно, что я знаю о ней, нежданно-негаданно свалившейся мне на голову, как шлакоблочный кирпич? И не одна рухнула, а с боевыми, блин, товарищами? Боевые, это в каком смысле?.. Что-то совсем ничего не понимаю.
Создатель наш понял мою молитву буквально, прислав боевой отряд во главе с бывшей любовницей. О которой, повторюсь, я ровным счетом ничего не знаю, кроме имени.
— Что все это значит? — прохрипел, пережив удар судьбы.
— Что, милый?
— Все это?
— А что такое? — искренне удивилась. — Я приглашена в гости на дачу, так? Туда мы и…
— А они, товарищи, — вредничал. — Я их не приглашал, это точно.
— Их позвала я — призналась.
— Зачем?
Она покосилась в мою сторону, вздохнула и проговорила вполне серьезно:
— Так надо, Алеша, так надо.
Позже происшествие на скоростной магистрали мне показалось мелким и анекдотическим эпизодом. Потому что, когда мы прикатили дружным коллективом на дачу имени красного командарма Иванова, то началось такое…
Нет, поначалу все происходило по штатному расписанию: молодого хозяина и даму его сердца встретил Алоиз Гуськов. Он осторожно похлопал ресничками на Вирджинию, мол, я весь к вашим услугам, мадам, а после сдал рапорт ей же о том, что ремонт полностью закончен и можно продолжать жить в галантерейных условиях.
— Спасибо, — сказал я на это. — Отдыхай… эээ…
— … три дня и три ночи, — поняла меня Варвара Павловна. — Мы, надеюсь, управимся сами.
— Да-с, понимаю-с, — мелко засуетился Алоиз. — Желаю здравствовать.
— И вам того же, дорогой мой, — откланялась Вирджиния, прогуливаясь хозяйкой по гостиной.
Служивый человечек стушевался, попятился и исчез. Мы остались одни за окнами, как тени ушедших из этого мира людей, бродили сумерки. Я вспомнил:
— А где наши боевые…
И не договорил — губы Вирджиния влепилась в мои. Было впечатление, что я оказался объектом покушения вампира. Вот это любовь, решил было я, но услышал заговорщический шепоток:
— Тсс! — И неестественный громкий голос. — Ой, как здесь тихо и красиво! Неправда ли, милый мой? — и показывала жестами, что я должен отвечать тоже во весь голос.
— Да, милая, — тявкнул я, тараща глаза на её ужимки: что за театр двух актеров? — Райский уголок.
— Я всю жизнь мечтала о нем?.. — говорила неестественным голосом, отмахивая рукой в окошко.
— О чем? — брякнул я, потрясенный её представлением.
— О райском уголке, — прыснула, взглянув на меня. — А не выпить ли нам текилы?
— Чего? — у меня было впечатление, что кто-то из нас определенно спятил с ума. Или снимают фильм про красивую жизнь, а я не знаю.
— Или джин с тоником?
Я вконец засмущался, да на мое счастье ситуация изменилась: появились два тихих человека, похожие на служащих конторы по заготовке крупного рогатого скота, они открыли свои небольшие чемоданчики и принялись манипулировать в них, как фокусники.
Я позволил себе заглянуть в чемоданчики и узрел портативную аппаратуру. Вирджиния, говоря о чудной природе и погоде, жестами показала, чтобы я сохранял спокойствие — ничего страшного не происходит. Ничего себе не происходит? Кажется, я окончательно и невозвратно вляпался в дерьмецо нашей действительности. Подозреваю, что наша с Вирджинией случайная встреча под осыпающейся сухой елочкой была далеко не случайная.
— Так есть в этом доме текила, мать её так? — решила отвлечь меня от печальных размышлений неуемная бестия. — Или Алоиз, паразит, всю выдул?
— Пойду, поищу, — обреченно сказал я, притомившись от абсурдисткой постановки, — на кухне.
— I love you, baby! — послала воздушный поцелуй.
— Ага, — зачесал затылок, будто там копошился взвод вошек.
Что происходит, Чеченец, задал справедливый вопрос своему отражению, скачущему по кухонной утвари и стеклам, как шкет по лужам. И не получил ответа, ища в холодильнике и шкафах проклятую текилу. Ее не было; верно, Вирджиния была права в своем предположении насчет алоизных проделок.
Вирджиния-Вирджиния; если с меня снимут обет молчания, я скажу все, что думаю. А что я, кстати, думаю? Ничего, кроме одного — меня уносит в открытое бушующее море; и неизвестно куда прибьет — к песчаному бережку, по которому легкомысленно тетешкается веселый дедок в домотканой рубахе, напевающей песенку, или ещё куда?
Вернувшись с бутылкой клопиного коньяка и апельсинами, я обнаружил в гостиной кардинальные изменения мизансцены: два работника умственного труда занимались тем, что гуляли по комнате и запускали руки во всевозможные потайные местечка — под стол, стулья, в горшки с цветами, за картины, под ковры.
Бутылка выпала из моих рук, но удачно — на ногу Варвары Павловны. Она громко выматерилась, вспомнив мою маму, разрезающую, быть может, очередную человеческую тушку на операционном столе, и я понял, что можно говорить, как и прежде.
— Что за……., вашу мать?! — заорал я не своим голосом. — Можно объяснить все человеческим языком.
— А вот что! — и брызнула на стол маленькие штучки, похожие на миниатюрные наушники.
— Что это? — изумился.
— Жучки, родной, то есть подслушивающие устройства.
Я сел — стоять было выше моих сил. Более того, полностью лишился дара речи, чувствуя себя павианом на амазонской лиане.
Вирджиния заметила мое состояние, улыбнулась, плеснула коньячной бурды в хрустальные фужеры:
— Будем здоровы!
— А?..
— Алеша, для душевной анестезии!
И я заглотил жидкость без вкуса и запаха, точно артезианскую водицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125