— Берем с собой, — решила Алиса. — Джулька, ап, вперед! — И побежала к авто; пес — за ней.
— Ах, вы уже сговорились! — заорал я и потрусил за ними.
И через несколько минут наша славная троица на «пежо» уже любовалась заснеженными окрестностями и синевой промерзлого неба.
Маршрут был хаотичен, но потом я обнаружил, что находимся близ искусственного озера, в котором погиб мой друг Сашка Серов.
Случайность? Или знак, данный мне из васильковой глубины небес?
Озеро замерзло и напоминало, как я уже однажды говорил, серебряную монетку, завалявшуюся в кармане нашей матушки Природы.
Лед, очищенный ветром от снега, отражал и солнце, и небо, и деревья, и нас, вышедших на скользкую гладь. Алиса, уцепившись за поводок пса, каталась по озеру.
— Ой, какая была дура! Спасибо, Алешка! Класс! Отдыхаю не только телом, но и душой. Давай-давай, Джулька!..
Она ничего не знала и поэтому её можно было простить. Жизнь продолжается; ничто и никто не остановит её поступательного движения. В экспрессе «Жизнь» отсутствует кран экстренного торможения. Может, этот скорый и совершает кратковременные остановки на полустанках, чтобы пополниться новорожденными пассажирами и освободиться от груза двести, а затем продолжить свой напряженный ход сквозь вечное время и бесконечное пространство?
Я присел на корточки — лед был прозрачен и в его хрустальной и загадочной глубине отпечатывались наши судьбы.
— Ты чего, Леха? — услышал голос женщины. — Что потерял?
Не ответил — я вдруг понял, что раньше или позже тоже буду впаян в лед неизвестности.
… Скорый поезд прорывался в глубину страны, распластавшейся за едва угадываемым горизонтом. В окошках, прикрытыми занавесочками, мелькали мятые и сонные лица пассажиров, не выражающие ничего, кроме скуки. Для них — этот переезд, тревожно звенящий сигналом, полосатый шлагбаум, дорога, петляющая из зимнего леса, странный для этих глухих мест современный автомобиль со смутными силуэтами есть лишь мгновение, мазок, штрих во вселенной их жизней.
— Занавесочки с рюшечками, — сказал я.
— Что? — не услышала Алиса из-за боя колес. — А помнишь наше путешествие из Стрелково?
— Кстати, — вспомнил. — Иван поздравлял с Новым годом.
— Да? — странно посмотрела, как из другого мира.
— Да.
— Как они там? — вернула обычное выражение лица.
— Зинка родила богатыря. И знаешь, как его окрестили?
— Догадываюсь, — засмеялась. — Иваном?
— Абрамом, — пошутил я.
— И хорошо: красивое, древнерусское имечко, — хохотала. — Алешка, я тебя хочу…
— Прямо сейчас? — испугался. — Люди же смотрят и… собака…
— Джульбарсик отвернись, скотина.
— Гав! — возмутился пес.
Мы дурачились в машине, а поезд уходил в неизвестную колдовскую стынь родины и никакая сила не могла задержать его хода.
Шлагбаум поднялся — и авто, скакнув на рельсах, перевалило на территорию, где шла, как выяснилось, невидимая партизанская война.
Сначала на повороте к даче мы заметили мощный джип с тонированными стеклами, скосившийся на обочине, и не придали этой мелочи никакого значения. Мало ли в нашей местности импортных колымаг с любителями природных красот. Затем, подъезжая к участку имени легендарного красного командарма Иванова, увидели, как от забора стартует «Волга».
— Догоним, — азартно заорала Алиса. — Ворюги проклятые!..
— И перегоним, — задумался я. — Нет, лучше займем круговую оборону.
Судя по следам, оставленными непрошеными гостями, их было двое. Первый выбил окно на веранде и открыл дверь. Второй с руководящим достоинством взошел на дачу, как на постамент.
Небольшой разгром доказывал: они что-то искали. Что? Маленький декоративный сейф был самым безжалостным образом взломан — из него выпали на пол ассигнации отечественного образца. Плотно покрывая пол, они походили на цветной коврик.
Мы босиком походили по этому коврику, будто гуляли на лесной полянке.
— Миллионов сто рубликов, — предположила Алиса. — Или больше?
— Меньше-больше, все это пыль для наших гостей, — сказал я.
— Ой, Алешка, что-то все это мне не нравиться.
— Мне тоже, — признался. — И лучше будет, если ты, родная моя, отсюда…
— Почему?
— Высокое напряжение.
— А я в резиновых перчатках, — заявила. — И вообще, я умею стрелять.
— Чем? — усмехнулся я. — Глазками?
— Нахал, — дурашливо забарабанила кулаками по моей груди. — Меня Арсений научил… отстреливаться…
— Муж? Кто он у тебя на самом деле?
— Военная тайна.
Мы кружили в легком танце на денежном коврике и несли невозможную ахинею. Я смотрел в глаза женщины и видел в её зеркальных зрачках отражение Чеченца. Он темнел лицом в размышлениях о будущем, которое было покрыто тьмой неизвестности. Для нас обоих.
Я надеялся, что Новый год откромсает всю прошлую, кровоточащую жизнь, и 1-ое января для меня будет, как чистый лист бумаги для первоклашки. Увы, так не бывает. А если подобное и случается, то в книжках про вымышленную жизнь, похожую на глазурной пирог в день именин сердца.
Я чувствовал опасность — она неотвратимо приближалась, как цунами на коралловые острова Полинезии. Аборигены под кокосовыми пальмами были обречены; единственное, что отличало меня от них — иллюзия, что я могу выплыть из штормовой волны на берег, где пританцовывает поющий старичок в домотканой рубахе.
Первое, что требовалось: освободить остров от туземки. Однако Алиса не хотела покидать меня в трудную минуту и требовала винтовку образца 1891 года. Я убеждал, что сумею отбить все атаки неприятеля. Вместе с Джульбарсом.
— О, бедный песик! — вскричала женщина.
— Он твой, дорогая, — поспешил я. — Сделай приятный сюрприз супругу. Если он после Парижа, не потерял чувство юмора к нашей жизни.
— Во! — засмеялась Алиса. — Ему для полного счастья именно пса не хватает. Будет выводить его каждый день в шесть утра…
Посмеявшись, на том и порешили: будет мужу сюрприз с хвостом.
Сборы были недолгие — Алиса, кутаясь в шубу, вышла на крылечко, серебряное от инея и морозца, топнула ножкой:
— Эх, барыня-молодушка! Вышла за околышко! Ждите, сосенки-скрипенки, меня на Восьмое марта, — картинно поклонилась деревьям. — Берегите вот этого касатика, — потрепала мою голову.
Я чмокнул в щеку, нарумяненное зимним солнцем, и моя женщина, утонув в удобном кресле спортивного лимузина, удало свистнула псу. Тот с реактивной радостью отозвался и прыгнул в салон авто. Я покачал головой: скотина, а понимает, где будет лучше.
— Пока, Чеченец, — и «пежо», прокручивая рифлеными колесами на снегу, удалилось в глубину пространства, насыщенного серебристым отливом.
Жизнь меня так и не научила различать цвета. Наверно, я превратился в дальтоника, как и большинство населения новообразованной республики. Проще жить при тусклом и сереньком свете — никаких душевных волнений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125