Я нервничал — неужели не сдержу слово и со старыми проблемами заползу в новое, светлое и чистое, чтобы загадить его слякотью прошлого? Снова обстоятельства диктуют свои условия? И господин Соловьев окажется прав, утверждая, что нет возможности скоро решить проблему со «слободскими» и теми, кто контролирует их?
Создавалось впечатление, что существует некая зона умолчания. Именно для меня. Зона, куда меня не подпускают, как и в спецзону на ковровой фабрике имени Розы Люксембург. Мне так и не удалось установить, кто, что и зачем там снимает уголок, названный так мило «А». Черт знает что, живешь, будто в дремучем лесу. Никто ничего не знает и не ведать не ведает.
Соловей-Разбойник был полностью занят предновогодней суматохой снимал сдобные сливки со всех слоев кредитоспособного общества.
Тем более, был твердо убежден, что застраховался от моих идиотских поступков. Бойцы невидимого фронта Конопля и Попик старались вовсю, мечась за моей тенью по всему городку. Я привык к их незначительному присутствию и не обращал никакого внимания. А с Сурком мы сдружились, если это можно так назвать. Юный следопыт был искренен в своем желании помочь мне. Однажды спросил, правда, что был на войне?
— Да, — ответил. — Был.
— А мне через год туда, — вздохнул. — А вдруг закончится?
— Будет другая, — сказал я. — Кровушка для этой еб… ной власти, что водица… Большие затейники чужую пускать.
— Почему?
— Не знаю, — подумал я. — Наверно, у них самих мертвая кровь.
— Мертвая кровь, — повторил Сурок.
Когда понял, что ему можно доверять, поинтересовался, нет ли у него хода к «вором в законе»? Нужен тот, кто владеет полезной информацией. Полезной для моего душевного здоровья. Оплата наличными.
— Какая информация?
— Кто держит «крышу» над слободкой? И вообще, кто у нас «наркобарон»?
— Надо подумать, — почесал затылок Сурок. — Есть дружочек, его дедок большой ходок в места известные… Такой смешной дедуля, на Ленина схожий, честное слово.
— Действуй! — благословил на подвиг.
Как утверждал папа Александра Македонского: «осел, нагруженный золотом, возьмет любой город». И был совершенно прав, папа полководца всех времен и народов.
Наконец за несколько дней до боя кремлевских курантов Сурок сообщил: имеется интерес к моему капиталу в пять тысяч.
— Рублей, — пошутил я. — Отлично! Где, с кем и когда? И зачем? — все шутил, как висельник, ныряющий в пеньковую петлю.
— Сегодня в десять вечера, на 117 километре трассы.
— «Ленин»?
— Не знаю, — признался. — Там такая цепочка…
— А как признают?
— Сказали, надо закатить под щит и ждать в машине.
— М-да, — задумался. — Подставляемся, братец.
— Подставляемся, — согласился.
— А что делать?
— Делать нечего, — развел руками. И растерянно улыбнулся, как преданный солдатик в руинах Города, когда появился выбор: или стреляться, или идти в плен к чечам.
Никогда не был фаталистом, хотя, конечно, верил в свою пленительную и счастливую звезду.
Чтобы моя звездочка досрочно не закатилась, провел некую подготовку к ночному моциону на 117 километре. Для этого как бы невзначай встретился с Натаном Соломко, справился о здоровье его родителей; спросил, не желает ли он сделать любимым старикам новогодний подарок? Натан желал. И мы скоренько смекнули секретную коммерцию: ему — баксы, мне — СВД с лазерным целеуказателем, несколько тротиловых шашек, окислительный детонатор, килограмм «лимонок» Ф-1 и обоймы к ТТ.
— Зачем это все, Чеченец? — спросил оружейный бизнесмен.
— Новый год на носу, Натанчик, — честно признался. — Хочу шумно и красиво проводить Старый…
— Значит, будут трупы?
— Не знаю.
— Ох, Алеха, не навоевался, что ли?
— Нет.
Не навоевался, и буду сражаться до последнего своего часа со всей мразью, которая терзает мою родину, калечит наши жизни, вламывается в судьбы и уничтожает надежду и веру…
Знаю, звучит пафосно, но я имею на это право — я это право добыл с оружием в руках.
… К вечеру затеялась пурга; в такую непогоду шансы сохранить жизнь повышаются. Не каждый душегуб выйдет на большую дорогу.
Впрочем, к нашему случаю это не относилось. Договор — дороже денег, хотя они тоже имели место быть. Новогодняя премия в пять тысяч зелененьких, как елочка, были приготовлены для сердечной беседы.
На 117 километре скоростного бана в снежных и враждебных вихрях громыхал огромный рекламный щит, указывающий путь в никуда. Я зарулил «Ниву» под фанерную канонаду и принялся ждать.
Время исчезло — мутное, холодное пространство, изредка нарушаемое неровным светом и тяжелым гулом проходящих механизированных болидов.
Я приготовил к действию ТТ, понимая, что это скорее самообман; какая может быть защита от залпа, скажем, «Града»?
Для установления конституционного порядка по всей стране это самое эффективное оружие. Никаких проблем с теми, кто сумеет выжить на перепаханной и плодородно обработанной ракетными снарядами территории. Какие могут быть проблемы с призраками, именуемые себя людьми?
Щуплое привидение, вынырнув из вьюги, прыгнуло в отечественный джипик. Снег таял на провинциальном худощавом лице, превращаясь в капли… а вода все прибывала и прибывала. И дождь не кончался, казалось, уже неделю льет как из ведра.
— Чеченец?
Вот так всегда: ожидаешь увидеть невиданное и опасное чудо-чудище, а является праправправнук Ивана Сусанина. Поехали, сказал он, отмахивая в буран. Я нажал на акселератор, успев приметить впереди расплывчатое грязно-грозное пятно то ли вездехода, то ли танка?
— Что это? — не сдержал любопытства. — НЛО?
— Ааа, это мои, — ответил малолетний Сусанин. — За ними надобно…
И мы скатились с трассы в безнадежную снежную котловину. Не знаю, как праправнук героя и его друзья находились на местности, но, проблуждав полчаса, закатили таки в деревеньку, едва угадываемую в секущей круговерти. Я чувствовал себя партизаном в тылу врага. Черт знает что! Как можно было дожить до жизни такой?
Бросив авто у забора, нырнул за сопливым Сусаниным в непогоду. Механизм, пробивающий нам дорогу, оказался вездеходом. Радовало, что не Т-34.
По занесенной дорожке прорвались к дому. Заступили в тесные сенцы, где я нечаянно лягнул пустое ведро и оно прогремело, как залп упомянутого «Града». С улицы обиженно забухала собака, прозевавшая гостей.
В светлице на дубовом столе стоял классический, начищенный до золота самовар, отражающий медным боком две искаженные фигуры, хлебающие парной и душистый чаек.
— Чеченец? — спросил старшой; своим мелким и лысоватым видом схожий на вождя мирового пролетариата по состоянию на декабрь 1924 года.
— Вроде да, — передернул плечом, вспомнив Сурка добрым словом.
— Умный, да? — поинтересовался второй заседатель, своей интеллигентной бородкой колышком напоминающий всесоюзного старосту по состоянию на декабрь 1944 года.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125