Даннинджер поднял руки:
- Я не собираюсь играть с тобой в твои дурацкие игры. Опусти ствол... Хочешь ещё выпить? Хочешь?
Он сделал нырок, чтобы отбить в сторону смотревший прямо на него ствол. Грянул выстрел, и пуля прожужжала над самым ухом. Горенко захохотал. Даннинджер, одной рукой вырвав револьвер, ребром ладони ударил русского под подбородок. Горенко отлетел к стене.
За дверью слышался женский голос, ручку крутили и дергали.
- Что здесь происходит? Кто здесь? Откройте сейчас же!
- Все нормально! - крикнул Даннинджер. - Все в порядке!
- Да кто там?! Немедленно откройте дверь!
Горенко громко застонал, тяжело обвиснув на руках подо - спевшего сержанта.
За дверью послышался теперь мужской голос:
- Надо вызвать полицию.
Даннинджер, сунув револьвер в карман, метнулся к двери и отперев её, распахнул рывком. В коридоре стояли двое сотруд - ников информационного отдела - Джун Эйвелл и Сэм Ливайн.
- Фрэнк! Да что тут у вас творится?! - Джун попыталась заглянуть в комнату, но Даннинджер шагнул за порог, поспешно прикрыв за собой дверь.
- Мы вас напугали, Джун? Прошу прощения. Я чистил револь - вер новой системы - нам недавно прислали... Ну, и нажал случайно на спуск... - он понимал, что звучит это объяснение нелепо, и пухленькая темноволосая Джун смотрела на него недоверчиво.
- Но почему был такой шум... как будто дрались?
Даннинджер попытался беззаботно рассмеяться:
- А-а, пустяки!.. Повозились малость. Филан показывал мне один прием... Не обращайте внимания, ладно? Ладно, Сэм?
Ливайн, явно не поверив ни единому его слову, внимательно разглядывал его лицо и одежду, потом медленно кивнул. Даннинджер молил Бога, чтобы русский опять не принялся горланить песню. Никто не должен был знать, что он - в здании посольства.В коридоре раздались чьи-то шаги, и из-за поворота появился Шеннон.
- Ладно, Фрэнк, тут вы начальник, - сказала Джун и вместе с Сэмом пошла назад. Поравнявшись с Шенноном, они поздорова - лись, а потом о чем-то тихо заговорили, сблизив головы.
- В чем дело? - спросил, подойдя, Шеннон.
Дверь с той стороны сотрясалась от тяжких ударов, слыша - лась какая-то возня.
- Русский взбесился. Никак не могли его унять. Чуть поме - щение не разнес, а потом ещё поднял стрельбу.
Шеннон открыл дверь, и они вошли.
Небольшая лампа под зеленым абажуром отражалась в черном оконном стекле. Шеннон зябко поежился и взглянул на часы. Десять минут третьего. Даннинджер давно спал в кресле у две-ри, закинув ноги на стол. Сержанта Шеннон отпустил.
На кровати заворочался Горенко. Он открыл глаза и медленно, с трудом, словно каждое движение причиняло боль, приподнялся и сел, откинув волосы со лба. Потом подался вперед, упер лоб в ладонь, а локоть в колено.
- Скверно? - осведомился Шеннон.
Горенко тяжело поднял голову, взглянул на него и снова понурился, закрывая ладонью глаза. Снизу послышался рев мотора - по Площади Согласия мчался, газуя, автомобиль. Во всем здании посольства стояла тишина.
- Вы уж извините, - хрипло произнес Горенко по-русски. - Я тут наломал дров...
- Ничего.
Шеннон подумал, что у него - хорошее лицо: крупные, пра - вильные черты, высокие скулы, тяжелый подбородок, чуть при - поднятые, словно от удивления, брови. С таким лицом в кино сниматься или позировать скульптору. Черные волосы были растрепаны, во рту поблескивало несколько стальных коронок. Они с Даннинджером были немало удивлены, обнаружив, что русский на редкость крепок и в отличной форме. Потянув - шись, Шеннон налил в стакан предусмотрительно припасенной воды.
- Вот, выпейте.
Горенко дрожащей рукой взял стакан и выпил воду.
- Спасибо.
- Закурить хотите?
Горенко вытащил сигарету, поймал ею огонек зажигалки.
- Мы сегодня улетим в Штаты?
- Надеюсь... Да, сегодня, - ответил Шеннон, заметив недоверчиво-скептический взгляд русского. Станешь тут скептиком, подумал он.
Горенко, набычившись, смотрел в пол и курил, жадно затягиваясь.
- Изменник - не самое приятная компания. Я потому и напился, что мне с самим собой противно.
- Понятно.
- С достоинством быть изменником трудно.
- Почему вы пришли к нам?
Он отнял затекшую руку ото лба и ничего не ответил.
- Неприятности?
Горенко, казалось, не слышал его. Шеннон подумал: "Такой здоровенный мужик и в таком жалком виде - сидит здесь в под-тяжкaх, а будущее туманно..." Некоторое время они курили молча. На другом конце комнаты вдруг всхрапнул, поудобнее устраиваясь в кресле, Даннинджер.
- Когда доходишь до этой точки, - не поднимая головы, заговорил Горенко, - поневоле оглядываешься назад. Я все это представлял себе мысленно миллион раз, и теперь все узнаю. Мне все это знакомо. Но от этого не легче... Моему сыну - девятнадцать лет, считает себя поэтом. Высокие порывы и про - чее... Полгода назад его арестовали. Обвинили в подрывной деятельности: он посылал на Запад стихи, статьи, всякую чепуху. Он поддерживал своих идиотов-друзей... Вы не слышали об этом "новом "движении"? Его жестоко преследовал КГБ. Он приводил этих ребят домой голодных, больных, высокомерных молодых людей. Они не понимают, какие жертвы приносили мы и наши отцы. Жертвы? Все это бессмыслица, говорят они, жертвы ваши были напрасными. Для этих мальчиков мы - просто скоты. Они нас презирают за то, что мы позволили сделать с собой Сталину и его своре. Разве молчать в страхе и не сопротив - ляться, когда тебя хлещут кнутом, это жертва? Разве воевать и защищать свою жизнь на войне это жертва? Так они говорят. Они нас презирают. Их всех арестовали - и его, и других. Всех. Мой сын получил двенадцать лет лагеря. Вот тебе и поэт. Боже мой! воскликнул он по-русски. - Его жизнь кончена... Но было кое-что другое. Я видел, что под меня подкапываются, хотят снять с работы, задвинуть в тень. Человеку иногда приходится принимать решение, и вот я забрал те документы, о которых говорил вам, и улетел в Швейцарию.
- А почему вы хотели инсценировать похищение?
- У меня жена и ещё две дочки. Жена занимает видное поло - жение в аппарате. А я - трус и изменник родины, - бросив окурок, он раздавил его каблуком.
"Бедолага, - думал Шеннон, глядя на русского, - он ре - шился пуститься в плаванье в одиночку, ни за кого не отве - чать... Да, ему сейчас солоно приходится. Но характер у него сильный и, надо полагать, он выдержит все, что ему предстоит. Иначе он и не ввязывался бы в такую затею.
- Может, вы ещё поспите? - спросил он.
- Нет. Дайте лучше ещё сигарету, - Горенко подобрал ва - лявшуюся на полу бутылку и встряхнул её. На донышке ещё плескалось немного водки, и он вылил её в рот.
"Да, - подумал Шеннон, - ему предстоит дьявольски долгое плаванье, и оно только-только начинается".
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
В девять утра в кабинет Шеннона вошел Гэмбл.
- Здравствуй, Дик. Вид у тебя очень средний.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
- Я не собираюсь играть с тобой в твои дурацкие игры. Опусти ствол... Хочешь ещё выпить? Хочешь?
Он сделал нырок, чтобы отбить в сторону смотревший прямо на него ствол. Грянул выстрел, и пуля прожужжала над самым ухом. Горенко захохотал. Даннинджер, одной рукой вырвав револьвер, ребром ладони ударил русского под подбородок. Горенко отлетел к стене.
За дверью слышался женский голос, ручку крутили и дергали.
- Что здесь происходит? Кто здесь? Откройте сейчас же!
- Все нормально! - крикнул Даннинджер. - Все в порядке!
- Да кто там?! Немедленно откройте дверь!
Горенко громко застонал, тяжело обвиснув на руках подо - спевшего сержанта.
За дверью послышался теперь мужской голос:
- Надо вызвать полицию.
Даннинджер, сунув револьвер в карман, метнулся к двери и отперев её, распахнул рывком. В коридоре стояли двое сотруд - ников информационного отдела - Джун Эйвелл и Сэм Ливайн.
- Фрэнк! Да что тут у вас творится?! - Джун попыталась заглянуть в комнату, но Даннинджер шагнул за порог, поспешно прикрыв за собой дверь.
- Мы вас напугали, Джун? Прошу прощения. Я чистил револь - вер новой системы - нам недавно прислали... Ну, и нажал случайно на спуск... - он понимал, что звучит это объяснение нелепо, и пухленькая темноволосая Джун смотрела на него недоверчиво.
- Но почему был такой шум... как будто дрались?
Даннинджер попытался беззаботно рассмеяться:
- А-а, пустяки!.. Повозились малость. Филан показывал мне один прием... Не обращайте внимания, ладно? Ладно, Сэм?
Ливайн, явно не поверив ни единому его слову, внимательно разглядывал его лицо и одежду, потом медленно кивнул. Даннинджер молил Бога, чтобы русский опять не принялся горланить песню. Никто не должен был знать, что он - в здании посольства.В коридоре раздались чьи-то шаги, и из-за поворота появился Шеннон.
- Ладно, Фрэнк, тут вы начальник, - сказала Джун и вместе с Сэмом пошла назад. Поравнявшись с Шенноном, они поздорова - лись, а потом о чем-то тихо заговорили, сблизив головы.
- В чем дело? - спросил, подойдя, Шеннон.
Дверь с той стороны сотрясалась от тяжких ударов, слыша - лась какая-то возня.
- Русский взбесился. Никак не могли его унять. Чуть поме - щение не разнес, а потом ещё поднял стрельбу.
Шеннон открыл дверь, и они вошли.
Небольшая лампа под зеленым абажуром отражалась в черном оконном стекле. Шеннон зябко поежился и взглянул на часы. Десять минут третьего. Даннинджер давно спал в кресле у две-ри, закинув ноги на стол. Сержанта Шеннон отпустил.
На кровати заворочался Горенко. Он открыл глаза и медленно, с трудом, словно каждое движение причиняло боль, приподнялся и сел, откинув волосы со лба. Потом подался вперед, упер лоб в ладонь, а локоть в колено.
- Скверно? - осведомился Шеннон.
Горенко тяжело поднял голову, взглянул на него и снова понурился, закрывая ладонью глаза. Снизу послышался рев мотора - по Площади Согласия мчался, газуя, автомобиль. Во всем здании посольства стояла тишина.
- Вы уж извините, - хрипло произнес Горенко по-русски. - Я тут наломал дров...
- Ничего.
Шеннон подумал, что у него - хорошее лицо: крупные, пра - вильные черты, высокие скулы, тяжелый подбородок, чуть при - поднятые, словно от удивления, брови. С таким лицом в кино сниматься или позировать скульптору. Черные волосы были растрепаны, во рту поблескивало несколько стальных коронок. Они с Даннинджером были немало удивлены, обнаружив, что русский на редкость крепок и в отличной форме. Потянув - шись, Шеннон налил в стакан предусмотрительно припасенной воды.
- Вот, выпейте.
Горенко дрожащей рукой взял стакан и выпил воду.
- Спасибо.
- Закурить хотите?
Горенко вытащил сигарету, поймал ею огонек зажигалки.
- Мы сегодня улетим в Штаты?
- Надеюсь... Да, сегодня, - ответил Шеннон, заметив недоверчиво-скептический взгляд русского. Станешь тут скептиком, подумал он.
Горенко, набычившись, смотрел в пол и курил, жадно затягиваясь.
- Изменник - не самое приятная компания. Я потому и напился, что мне с самим собой противно.
- Понятно.
- С достоинством быть изменником трудно.
- Почему вы пришли к нам?
Он отнял затекшую руку ото лба и ничего не ответил.
- Неприятности?
Горенко, казалось, не слышал его. Шеннон подумал: "Такой здоровенный мужик и в таком жалком виде - сидит здесь в под-тяжкaх, а будущее туманно..." Некоторое время они курили молча. На другом конце комнаты вдруг всхрапнул, поудобнее устраиваясь в кресле, Даннинджер.
- Когда доходишь до этой точки, - не поднимая головы, заговорил Горенко, - поневоле оглядываешься назад. Я все это представлял себе мысленно миллион раз, и теперь все узнаю. Мне все это знакомо. Но от этого не легче... Моему сыну - девятнадцать лет, считает себя поэтом. Высокие порывы и про - чее... Полгода назад его арестовали. Обвинили в подрывной деятельности: он посылал на Запад стихи, статьи, всякую чепуху. Он поддерживал своих идиотов-друзей... Вы не слышали об этом "новом "движении"? Его жестоко преследовал КГБ. Он приводил этих ребят домой голодных, больных, высокомерных молодых людей. Они не понимают, какие жертвы приносили мы и наши отцы. Жертвы? Все это бессмыслица, говорят они, жертвы ваши были напрасными. Для этих мальчиков мы - просто скоты. Они нас презирают за то, что мы позволили сделать с собой Сталину и его своре. Разве молчать в страхе и не сопротив - ляться, когда тебя хлещут кнутом, это жертва? Разве воевать и защищать свою жизнь на войне это жертва? Так они говорят. Они нас презирают. Их всех арестовали - и его, и других. Всех. Мой сын получил двенадцать лет лагеря. Вот тебе и поэт. Боже мой! воскликнул он по-русски. - Его жизнь кончена... Но было кое-что другое. Я видел, что под меня подкапываются, хотят снять с работы, задвинуть в тень. Человеку иногда приходится принимать решение, и вот я забрал те документы, о которых говорил вам, и улетел в Швейцарию.
- А почему вы хотели инсценировать похищение?
- У меня жена и ещё две дочки. Жена занимает видное поло - жение в аппарате. А я - трус и изменник родины, - бросив окурок, он раздавил его каблуком.
"Бедолага, - думал Шеннон, глядя на русского, - он ре - шился пуститься в плаванье в одиночку, ни за кого не отве - чать... Да, ему сейчас солоно приходится. Но характер у него сильный и, надо полагать, он выдержит все, что ему предстоит. Иначе он и не ввязывался бы в такую затею.
- Может, вы ещё поспите? - спросил он.
- Нет. Дайте лучше ещё сигарету, - Горенко подобрал ва - лявшуюся на полу бутылку и встряхнул её. На донышке ещё плескалось немного водки, и он вылил её в рот.
"Да, - подумал Шеннон, - ему предстоит дьявольски долгое плаванье, и оно только-только начинается".
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
В девять утра в кабинет Шеннона вошел Гэмбл.
- Здравствуй, Дик. Вид у тебя очень средний.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57