- Ага... - задумчиво протянул Шеннон. Он решил попробо-вать с этого конца: а вдруг и выйдет? - Принесите мне, Фрэнк... ну, скажем, за последний месяц.
- Хорошо. Прямо сейчас?
- Да, лучше прямо сейчас. И положите ко мне на стол.
- Будет сделано, мистер Шеннон.
Шеннон стал подниматься по главной лестнице и на площадке увидел Гэмбла.
- Что слышно, Джим?
- Да, знаешь ли, мне бы надо платить сверхурочные за то, что я отгоняю от посольства журналистов. Ситуация-то нака-ляется, а они скоро станут здесь лагерем. Ничего смешного, Дик, я в этом не вижу.
- А Даннинджер поймал троих лазутчиков - двух англичан и француза.
- Ну да? Кто такие?
- Он записал фамилии и в суматохе забыл тебя вызвать на место происшествия.
- Ну, значит, не зря сегодня ораторствовал старина Дузен-берг насчет того, что наша миссия - это не тюрьма и не Со-ветское посольство или что-то весьма прогрессивное в том же духе. Почитал, значит, газетки, успел.
- Неужели он уже высказался? - Шеннон удивился тому, что тугодум-сенатор среагировал так быстро. Наверняка не обош-лось без советника.
Они поднялись в кабинет Гэмбла, и там Шеннон сразу же схватился за телефон:
- Фрэнк... Я вот о чем подумал. Кто утром будет сопровож-дать "букетную бригаду"? Ты сам? А-а, тем лучше. Глаз с них не спускай. Среди них вполне может оказаться... понимаете, о чем я? Это идеальный способ обшарить все здание. Да, разуме-ется, французы, кто ж еще?.. Значит, глядите в оба, Фрэнк. Так, теперь другое... Предупредите охрану на этажах, чтобы не пропускала никого из обслуживающего персонала - никаких телефонистов, электриков, монтеров. Днем в резиденции уже крутился один такой - и смылся, когда начали проверять документы... Пока все, - он положил трубку, чувствуя, что Гэмбл смотрит на него.
- Ничего себе - в резиденции!
Шеннон отошел к окну, ощутил духоту долгого летнего дня, не успевшую ещё смениться вечерней прохладой. Небо над На-циональным Собранием сверкало зеленым от прожекторов подс-ветки, а низкие облака были окаймлены адским красным огнем. Разноцветные флаги безжизненно свисали с мачт, а красные сигнальные огни на верхушке Эйфелевой Башни подмигивали в надвигавшейся тьме как глаза сказочного дракона.
- Хотите взглянуть на него?
- На Горенко? Еще бы!
Шеннон повел его за собой и, объяснив часовому, кто это, открыл дверь в комнату, где уже успел установиться такой ти-пичный запах больничной палаты. Мисс Хилъярд что-то писала, а сестра Стальберг, миловидная блондинка, хлопотала у пос-тели Горенко. В комнату принесли ещё несколько ламп, и по полу змеились провода. Всю мебель оттуда убрали, а в дальнем углу за ширмой поставили ещё одну раскладушку для сестры.
Горенко, белый как бумага, с закрытыми глазами, полусидел в кровати. Одна его рука была в шине. Спивак неподвижно лежал на спине, откинув набок голову. Сестра встретила вошедших довольно холодным взглядом, а мисс Хилъярд - дежурной улыбкой. Шеннон представил Гэмбла и спросил:
- Ну, как они?
- Доктор Лоуренс удовлетворен операцией, - сказала сестра и, показав глазами на Спивака, чуть качнула головой.
- Что, плох?
- Средне. Надеемся на улучшение.
- А тот? Почему, кстати, он сидит?
- Он в порядке. Очень обрадовался, когда доктор Лоуренс решил, что лапарэктомия не нужна.
- Что это такое?
- Удаление части кишечника. Там два пулевых отверстия, но они должны закрыться сами собой, если он будет находиться в такой позе.
- Понятно. А что с ногой?
- Это вообще пустяки, ничего серьезного.
Разговаривая, они поглядывали на Горенко - тот не шеве-лился, руки его бессильно лежали по обе стороны туловища. Спивак ещё не отошел от наркоза.
- Если вам что-нибудь понадобится, позвоните вниз, на пост. Да и мы тут, поблизости.
Кивнув на прощанье мисс Хилъярд, они вышли в коридор.
- Не выпить ли нам? - спросил Гэмбл.
- Замечательная мысль.
У себя в кабинете Гэмбл открыл небольшой шкафчик.
- Мои личные погреба, надеюсь, не станут достоянием широких посольских масс. Скотч?
- Да, пожалуй.
Гэмбл налил виски, добавил содовой и протянул Шеннону стакан. Они выпили и полезли за сигаретами. Шеннон уселся в кресло Мэйзи, Гэмбл - на край стола.
- Бедняга, - сказал он. - Ужасно жалко его. Его ждут ещё большие передряги.
- Ты про Горенко?
- Да. Эмиграция, да ещё такая, - страшная штука. К ней невозможно привыкнуть. Ничего нет на свете хуже.
- Ты так полагаешь?
- Я уверен.
- Ты давно здесь? - спросил Шеннон.
- Давно ли? Двенадцать лет. Можешь себе представить? Две-надцать лет блокады в полном смысле слова и во всех её проявлениях. Французы! Они умеют обложить человека так, что он двинуться не сможет. Тут начинаешь забывать, что есть на свете искренность, улыбчивое участие, светлый порыв. Тут тебя прямо обдает холодом. Понимаешь, о чем я толкую?
- Почему ж ты не уедешь?
- Я сам себя миллион раз об этом спрашивал. А куда ехать? Во Вьетнам? Искушение сильно.
Гэмбл, не глядя на Шеннона, отпил виски.
- Когда проведешь здесь столько времени, сколько я, поневоле начнешь спрашивать себя, много ли найдется в Париже моих сверстников-американцев, энтузиастов, приехавших сюда лет двенадцать-пятнадцать назад, горевших желанием увидеть это средоточие цивилизации, этот центр мировой культуры, где каждый камень помнит Хемингуэя и Фицджеральда, город, оброс-ший легендами, как камень - мхом, город, позволивший Зибургу спросить "Бог француз? И вот, они, подобно другим выпускникам университата, побывавшим здесь между двумя войнами, приезжают сюда, и город кажется им чарующим, пленительным и, конечно, необыкновенно красивым. Потом чары развеиваются, прелесть улетучивается, настроение портится... Ну, а потом они начинает ненавидеть этот холодный и угрюмый город, однако покинуть его не в силах. Они превращаются в изгнанников, вечных эмигрантов, апатридов... Я знаю таких. Стоит пробыть здесь чуточку дольше, чем можно, и пути на родину отрезаны. Возвращаться домой - поздно. А без корней жить - трудно.
Шеннон молча кивнул.
- А куда деваться? Домой, в этот кондиционированный кошмар? Нет, спасибо. Там ты уже существовать не сможешь. Я подумывал об Англии, все-таки год я там проработал. Может быть. Но не сейчас... Знаешь, как там все расписано по группам и категориям, и право принадлежать к одной из них надо доказывать в поте лица... Неохота. А что взамен? Ничего. Тупик.
- Да, - сочувственно протянул Шеннон.
- Ох, как тебя начинает угнетать претенциозность француз-ских интеллектуалов, их самолюбование, их полнейшая самодос-таточность!.. Конечно, кое в чем им нет равных - стоит толь-ко вспомнить их чопорные обеды, где все так красиво и изыс-канно, и расслабиться невозможно ни на миг, где разговор вьется и перепархивает с темы на тему с такой легкостью, что бедный англосакс чувствует себя косноязычным увальнем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57